Великая Рыба - Елена Египтянка

количество выпитого спиртного, но метание кирпичей превратилось в веселую забаву. Данилевский с Загребиным, словно малые дети, соревновались на дальность полета и попадание «в цель» по выступающим из кучи доскам.

Но внезапно мусор зашевелился. Из его недр вырвались крепкие слова — те самые, которые считаются непечатными.

Оцепеневшие от страха метатели кирпичей наблюдали, как из мусорной кучи вылезала фигура непонятного пола и возраста. Широкое и отечное лицо фигуры ужасало — нечто подобное Борька Загребин однажды видел в учебнике судебной медицины одной из своих подружек.

— Покойник ожил, — не кстати пошутил Данилевский.

Обезумев от ужаса, Загребин бросил мешок и побежал что есть мочи. Данилевскому тоже стало не по себе, и он припустился следом.

Влетев в дом, Борька тут же потребовал водки, и, выпив, понемногу начал успокаиваться.

— Ты хоть мешок захватил? — спросил он.

— Какой мешок?

— Какой, какой! Слушай, Данилевский, что вообще за бред ты там нес? — возмутился Борька. — Я из-за тебя мешок потерял! Отец мне плешь проест за него. Это наверняка был бомж. Они иногда появляются в нашем поселке.

— Ну, пошутил я, а ты сразу удрал!

— Хороши шуточки. Хоть бы мешок подобрал, — буркнул Загребин и вышел из комнаты.

Печка тем временем вовсю разогрелась, и в доме стало совсем тепло. Стол ломился от обилия тарелок с бутербродами, салатами и селедкой. Студень был аккуратно разрезан. «Когда они все это успели?» — восхищенно подумал Данилевский. Открыли вторую бутылку.

Выпили, и вернулся Перевертайло. С ним пришла миниатюрная девушка — такая маленькая, что скорее походила на ребенка. Она явно не рассчитала с одеждой: под заячьей шубой на ней оказалась кружевная кофточка с глубоким вырезом, более подходящая для ресторана, нежели дачи. Лицо, шея и область декольте были обильно обсыпаны блестками, на ресницах лежал толстый слой туши. Это было ее первое появление в кругу друзей жениха.

— Знакомьтесь: Жанна!

Изобразив приветливую улыбку, Майская пригласила всех к столу.

— Давно пора, а то водка стынет! — одобрил приглашение Борька Загребин.

«Ему уже хватит», — подумал Данилевский, но вслух ничего не сказал. Стол манил закусками.

27

Волшебная ночь

Рождество давно наступило — время перевалило далеко за полночь. В доме было жарко — может быть, от обилия стопленных дров, а может, это спиртное давало о себе знать. Как бы там ни было, и хозяин, и гости изрядно напились. Пары уже успели побывать в уединении и теперь вновь выходили к столу, часто в преображенном виде. Жанна расхаживала в надетом на голое тело и достававшем ей до колен свитере Перевертайло. Борька Загребин увлек с собой в соседнюю комнату сразу двоих — и Гелю, и Майскую. Встреча Рождества незаметно превратилась в оргию.

В этом языческом хаосе Данилевский чувствовал себя одиноким. Откинувшись на спинку кресла, он потягивал очередную стопку водки и пытался осмыслить события прошедших дней. А ведь Лана могла бы поехать сюда вместе с ним — стоило лишь предложить. И не было бы так одиноко… И тут же приходила мысль, что так, как есть — лучше. Да и куда ей, беременной, в такую компанию, где кроме водки напитков нет! «Вся история нашей любви строилась на ожидании мечты, — думал Данилевский, — и вот мечта оказалась несбыточной. Окончательно и бесповоротно. Лана, маленькая гадина! Что же ты со мной сделала?!» Мысли начали путаться, к горлу подступила тошнота. «Пора на улицу», — из глубины затухающего сознания сказал внутренний голос.

Данилевский вышел на крыльцо и глубоко вдохнул морозный воздух. Тошнота отступила. Самочувствие улучшалось.

Он огляделся по сторонам. Заснеженное пространство было наполнено величественной тишиной, над которой раскинулось необъятное звездное небо. Приметив самую яркую астру («Вот она — Рождественская звезда!»), Данилевский с удивлением наблюдал, как она раздваивается. Он сделал над собой усилие, напряг зрение и совместил точки в одну. «Я пьян», — констатировал Данилевский и присел на ступеньки. Ему стало хорошо, спокойно и совсем не холодно.

Неизвестно, сколько он так сидел — может быть, целую вечность, но вдруг распахнулась дверь, и оттуда высунулись Загребин с Майской.

— С ума сошел! Замерзнешь! — закричали они наперебой. — Давай скорее в дом!

И, схватив его за свитер, потащили внутрь. Данилевский пытался было сопротивляться и даже сердился, что свитер испортят, но они были неумолимы. Нехотя Данилевский подчинился.

У стола собрались самые стойкие. Пришла Геля, на которой не было ничего кроме шерстяного одеяла. Она казалась рассерженной. Борька Загребин пытался ее обнять, но она оттолкнула его:

— Дурак! В какое положение ты меня поставил!!! — гневно сказала она.

— Милая, я люблю тебя! — воскликнул Борька. Посмотрев на него, Данилевский понял, что тот, как ни странно, не врал.

— Да ты опозорил меня перед людьми!!! — не унималась Геля.

Загребин все-таки схватил ее за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:

— Дорогая, лапулечка, я обожаю тебя! Люди, смотрите! Я люблю эту женщину!!!

Он упал в кресло, и Ангелина, отбиваясь, все же оказалась у него на коленях. Подошла завернутая в простыню Майская и, ухмыльнувшись, уселась на подлокотник. Обняв их обеих, Борька Загребин обвел друзей взглядом и восхищенно сказал:

— Ребята, у меня никогда еще не было такой потрясающей ночи!

Геля презрительно отвернулась.

— За это надо выпить! — заявил Перевертайло. — А ну-ка, девушки, где ваши рюмочки?

И они выпили. Потом еще и еще.

Борька Загребин пьянел всё больше и больше.

— П-послушай, Данилевский, — заплетающимся языком пробормотал он, — кто это был на свалке, а?

— Когда? — спросил Данилевский, пытаясь собрать мысли воедино. Это ему не удавалось.

— Когда мы мешок потеряли.

— Какой мешок?

— Когда кирпичи выбрасывали.

— А-а. Бомж, — ответил Данилевский, пытаясь соединить взглядом раздваивающиеся в глазах рюмки в одну.

— Т-точно? Н-не труп?

— Не-а. Покойники не разговаривают.

— Ты уверен?

— Угу.

Борька воздел глаза к потолку и, помолчав, изрек:

— Верно. Тогда скажи, любезный друг, зачем ты выбросил мой мешок?

Брови Данилевского удивленно поползли вверх:

— Я??? Сам же первый удрал!

— Нет, Данилевский, ты меня не путай. Кто сказал, что там мертвец? Ты. А кто уходил последним? Тоже ты. Так почему ты оставил мешок?! Отец убьёт меня.

Загребин все больше распалялся. Майская, зевнув, протянула:

— Достал ты, Борька, своим мешком. Если он так тебе нужен, иди и отыщи его!

Икнув, тот заявил:

— Не пойду! Я замерзну.

— Уймись, — сказал Данилевский. — Я сейчас сам схожу за твоим мешком, чтобы ты ото всех отстал.

Раздались аплодисменты — навязчивая идея хозяина дома начала действовать гостям на нервы.

Пошатываясь, Данилевский вышел в прихожую. Он схватил с вешалки первую попавшуюся куртку. Куртка была тесна, она с трудом налезала