Великая Рыба - Елена Египтянка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но внезапно мусор зашевелился. Из его недр вырвались крепкие слова — те самые, которые считаются непечатными.
Оцепеневшие от страха метатели кирпичей наблюдали, как из мусорной кучи вылезала фигура непонятного пола и возраста. Широкое и отечное лицо фигуры ужасало — нечто подобное Борька Загребин однажды видел в учебнике судебной медицины одной из своих подружек.
— Покойник ожил, — не кстати пошутил Данилевский.
Обезумев от ужаса, Загребин бросил мешок и побежал что есть мочи. Данилевскому тоже стало не по себе, и он припустился следом.
Влетев в дом, Борька тут же потребовал водки, и, выпив, понемногу начал успокаиваться.
— Ты хоть мешок захватил? — спросил он.
— Какой мешок?
— Какой, какой! Слушай, Данилевский, что вообще за бред ты там нес? — возмутился Борька. — Я из-за тебя мешок потерял! Отец мне плешь проест за него. Это наверняка был бомж. Они иногда появляются в нашем поселке.
— Ну, пошутил я, а ты сразу удрал!
— Хороши шуточки. Хоть бы мешок подобрал, — буркнул Загребин и вышел из комнаты.
Печка тем временем вовсю разогрелась, и в доме стало совсем тепло. Стол ломился от обилия тарелок с бутербродами, салатами и селедкой. Студень был аккуратно разрезан. «Когда они все это успели?» — восхищенно подумал Данилевский. Открыли вторую бутылку.
Выпили, и вернулся Перевертайло. С ним пришла миниатюрная девушка — такая маленькая, что скорее походила на ребенка. Она явно не рассчитала с одеждой: под заячьей шубой на ней оказалась кружевная кофточка с глубоким вырезом, более подходящая для ресторана, нежели дачи. Лицо, шея и область декольте были обильно обсыпаны блестками, на ресницах лежал толстый слой туши. Это было ее первое появление в кругу друзей жениха.
— Знакомьтесь: Жанна!
Изобразив приветливую улыбку, Майская пригласила всех к столу.
— Давно пора, а то водка стынет! — одобрил приглашение Борька Загребин.
«Ему уже хватит», — подумал Данилевский, но вслух ничего не сказал. Стол манил закусками.
27
Волшебная ночь
Рождество давно наступило — время перевалило далеко за полночь. В доме было жарко — может быть, от обилия стопленных дров, а может, это спиртное давало о себе знать. Как бы там ни было, и хозяин, и гости изрядно напились. Пары уже успели побывать в уединении и теперь вновь выходили к столу, часто в преображенном виде. Жанна расхаживала в надетом на голое тело и достававшем ей до колен свитере Перевертайло. Борька Загребин увлек с собой в соседнюю комнату сразу двоих — и Гелю, и Майскую. Встреча Рождества незаметно превратилась в оргию.
В этом языческом хаосе Данилевский чувствовал себя одиноким. Откинувшись на спинку кресла, он потягивал очередную стопку водки и пытался осмыслить события прошедших дней. А ведь Лана могла бы поехать сюда вместе с ним — стоило лишь предложить. И не было бы так одиноко… И тут же приходила мысль, что так, как есть — лучше. Да и куда ей, беременной, в такую компанию, где кроме водки напитков нет! «Вся история нашей любви строилась на ожидании мечты, — думал Данилевский, — и вот мечта оказалась несбыточной. Окончательно и бесповоротно. Лана, маленькая гадина! Что же ты со мной сделала?!» Мысли начали путаться, к горлу подступила тошнота. «Пора на улицу», — из глубины затухающего сознания сказал внутренний голос.
Данилевский вышел на крыльцо и глубоко вдохнул морозный воздух. Тошнота отступила. Самочувствие улучшалось.
Он огляделся по сторонам. Заснеженное пространство было наполнено величественной тишиной, над которой раскинулось необъятное звездное небо. Приметив самую яркую астру («Вот она — Рождественская звезда!»), Данилевский с удивлением наблюдал, как она раздваивается. Он сделал над собой усилие, напряг зрение и совместил точки в одну. «Я пьян», — констатировал Данилевский и присел на ступеньки. Ему стало хорошо, спокойно и совсем не холодно.
Неизвестно, сколько он так сидел — может быть, целую вечность, но вдруг распахнулась дверь, и оттуда высунулись Загребин с Майской.
— С ума сошел! Замерзнешь! — закричали они наперебой. — Давай скорее в дом!
И, схватив его за свитер, потащили внутрь. Данилевский пытался было сопротивляться и даже сердился, что свитер испортят, но они были неумолимы. Нехотя Данилевский подчинился.
У стола собрались самые стойкие. Пришла Геля, на которой не было ничего кроме шерстяного одеяла. Она казалась рассерженной. Борька Загребин пытался ее обнять, но она оттолкнула его:
— Дурак! В какое положение ты меня поставил!!! — гневно сказала она.
— Милая, я люблю тебя! — воскликнул Борька. Посмотрев на него, Данилевский понял, что тот, как ни странно, не врал.
— Да ты опозорил меня перед людьми!!! — не унималась Геля.
Загребин все-таки схватил ее за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
— Дорогая, лапулечка, я обожаю тебя! Люди, смотрите! Я люблю эту женщину!!!
Он упал в кресло, и Ангелина, отбиваясь, все же оказалась у него на коленях. Подошла завернутая в простыню Майская и, ухмыльнувшись, уселась на подлокотник. Обняв их обеих, Борька Загребин обвел друзей взглядом и восхищенно сказал:
— Ребята, у меня никогда еще не было такой потрясающей ночи!
Геля презрительно отвернулась.
— За это надо выпить! — заявил Перевертайло. — А ну-ка, девушки, где ваши рюмочки?
И они выпили. Потом еще и еще.
Борька Загребин пьянел всё больше и больше.
— П-послушай, Данилевский, — заплетающимся языком пробормотал он, — кто это был на свалке, а?
— Когда? — спросил Данилевский, пытаясь собрать мысли воедино. Это ему не удавалось.
— Когда мы мешок потеряли.
— Какой мешок?
— Когда кирпичи выбрасывали.
— А-а. Бомж, — ответил Данилевский, пытаясь соединить взглядом раздваивающиеся в глазах рюмки в одну.
— Т-точно? Н-не труп?
— Не-а. Покойники не разговаривают.
— Ты уверен?
— Угу.
Борька воздел глаза к потолку и, помолчав, изрек:
— Верно. Тогда скажи, любезный друг, зачем ты выбросил мой мешок?
Брови Данилевского удивленно поползли вверх:
— Я??? Сам же первый удрал!
— Нет, Данилевский, ты меня не путай. Кто сказал, что там мертвец? Ты. А кто уходил последним? Тоже ты. Так почему ты оставил мешок?! Отец убьёт меня.
Загребин все больше распалялся. Майская, зевнув, протянула:
— Достал ты, Борька, своим мешком. Если он так тебе нужен, иди и отыщи его!
Икнув, тот заявил:
— Не пойду! Я замерзну.
— Уймись, — сказал Данилевский. — Я сейчас сам схожу за твоим мешком, чтобы ты ото всех отстал.
Раздались аплодисменты — навязчивая идея хозяина дома начала действовать гостям на нервы.
Пошатываясь, Данилевский вышел в прихожую. Он схватил с вешалки первую попавшуюся куртку. Куртка была тесна, она с трудом налезала
