Чешежопица. Очерки тюремных нравов - Вячеслав Майер

Пошел однажды ДПНК Шкалик на рыбалку и исчез, пропал, нет его день, два, три. На него, службиста, это было не похоже. Позвонили в Братск жене. Она ответила, что он дома не показывался. Заподозрили всякое — одни, что подскользнулся на камнях и утонул, другие считали, что могли замочить бывшие зэки. Поплавали по окрестным протокам, прочесали лес. Безрезультатно, сгинул Шкалик. Только через две недели стало ясно. В Богучанском районе Красноярского края у одного из островов в осоке был обнаружен утопленник, который по приметам соответствовал ДПНК. Как доставить утопленника в морг, если с ним возиться никто не желает? Сообщили семье, которая согласилась на похороны в Братске. Взять вертолет и слетать — очень дорого и к тому же в тайге начались пожары и всю технику бросили на тушение. Какой бы ни был у начальника зоны блат, сколько бы ни значил при жизни ДПНК, вертолет за мертвецом не пошлют. (В будущую афганскую войну — это стало повседневной реальностью: и вертолеты, и самолеты стали возить цинковые гробы.) Провели оперативное совещание, посвященное утопленнику. И тут-то, голь на выдумку хитра, два прапорщика изъявили желание доставить Шкалика целым и невредимым, потребовав неделю времени и пять литров питьевого спирта (он тогда продавался в усть-илимских магазинах) и, конечно, командировочные за время отсутствия. Вечером на лодке-моторке отправились прапорщики к острову, у которого притулился покойник.

Здесь к месту дать небольшое пояснение для любознательных. В разных реках, озерах, морях, каналах и водоемах отечества свои особенности всплывания трупов, то есть их «вставания» из воды. В чистой Ангаре трупы встают на девятые сутки, в Черном море на вторые. В 1921 году Бела Кун и Землячка вероломно приказали расстрелять оставшуюся в Крыму часть Белой Армии, которая сдалась в плен и ожидала обещанную М. В. Фрунзе амнистию. Семьдесят тысяч человек побросали в море с привязанными к ногам тяжелыми предметами, и вся армия «встала» на вторые сутки. От увиденного М. В. Фрунзе охватил такой ужас, что он чуть было не покончил жизнь самоубийством. В Лене-реке «встают» на седьмые сутки, в Амуре на пятые, в Байкале на десятые, летом скорее, зимой медленнее. Чтобы ускорить вставание по стародавнему обычаю на месте предполагаемого утопления бросают с лодок хлеб и он указывает, где лежит утопленник.

Начавшееся разбухание и разложение очень изменило облик ДПНК, и положить в лодку и плыть с ним против течения даже проспиртованные прапорщики не решились. Покумекали и постановили — обвязать Шкалика веревкой и потащить на плаву в Братск. Невон, Усть-Илимск и Коробчанку прошли ночью, дабы не вызывать любопытства граждан. И хорошо, что ночью. Николай Макарович поэтому не видел, как разрушали Коробчанку: сносили дома, бетонировали кладбище, а новосибирские археологи под руководством А. П. Окладникова делали последние раскопы на месте древней стоянки людей.

Операция по доставке ДПНК шла успешно, при виде встречных судов заблаговременно «ныряли» в заводи. Осталось одно серьезное препятствие — пройти Ершовские пороги — кипящее варево камней, скал и брызг. Суда и лодки проходили их только днем под страхом крушения. Было еще одно препятствие: на берегу стояла деревня Ершово окнами на реку. Прапорщики знали, что по рекам отечества сплавлять трупы не разрешалось. Осмотрелись, ночью можно было протащить ДПНК по протоке рядом с деревней. Лодку вытащили на берег, не доходя Ершово, а Шкалика завалили хворостом и ветками. В деревне встретили знакомых, «надрались» спирта, искусно скрыли цель визита. Многие и впрямь думали, что они разыскивают бежавших из зоны. Ночью вернулись к лодке. Но что такое? Лодка на месте, а ДПНК испарился. Подумали, что им померещилось, однако, капроновая веревка была оборвана. Бегали ночью и потом весь день, искали ДПНК, а на закате спугнули медведя. Стало ясно, что Топтыгин похитил земляка, унес с собой и тайну его смерти.

Так прискорбно закончилась жизнь ДПНК. Судачили: вредный был человек, даже не удалось по-людски похоронить; нет, говорили другие, он очень любил Ангару, и она не могла отдать его людям.

Прапорщикам пришлось писать объяснение, почему они не выполнили порученное задание. В рапорте они доложили, что ДПНК исчез от них по невыясненным причинам. Найти его они не смогли. Прапорам, конечно, командировочные не оплатили: ведь каждый бухгалтер знает, что социализм это учет, и платит только по конкретным результатам труда.

ТВЕРДОКОПЧЕНЫЕ МЕНТЫ

Тридцать две статьи в Уголовном кодексе РСФСР и других союзных республик ведут к вышаку. Никто в стране не знает, сколько людей пускается в расход ежегодно. Академик А. Д. Сахаров считал, что в пределах двух тысяч. Цифра большая, означающая, что каждый год ликвидируется контингент большого лагеря зэков, а за десятилетие — население крупного сельского района в некоторых областях Сибири. Разброс статей, которые приводят к исключительной мере наказания, необычайно широк: тут убийства, валютные операции, вооруженные ограбления, изнасилования несовершеннолетних, хищения в особо крупных размерах, подделка денег, хранение золота, платины, серебра, ценных редкоземельных металлов и драгоценностей, превышающих установленную норму.

Подследственных, тянущих на вышак, помещают в смертные коридоры, где рядом, за особой дверью находятся камеры осужденных к исключительной мере наказания. После зачитки приговора, объявляющего о расстреле, наступает обрыв, от которого ступени времени ведут к смерти. Осужденного помещают в стоячий бокс воронка, отдельно от остальных выводят и заводят в камеру-стенку. Затем, обычно это происходит глубокой ночью, его отдельно раздевают, шмонают и всю цивильную одежду пакуют в особый пакет — короб. На смертника надевают полосатую форму: в полоску все — фуфайка, шапка, пидорка, брюки, лепень. Ведут отдельно в баню, а из нее, минуя карантин, в смертную камеру. Из нее предвидится всего два выхода: ближайший — в преисподнюю и, если очень повезет, то заменят пятнадцатью годами строгого режима с добавкой пятилетнего поселения в поселках, где-нибудь на Средней Колыме, или до пяти лет тюремного режима в крытке.

Смертная камера — это прессовка одиночеством. Даже если осужденный не желает писать кассацию-помиловку, то за него это сделает администрация тюрьмы. Сами зэки-смертники пишут в Верховные Суды и Прокуратуры, в Верховный Совет и его палаты, пишут на имя Председателя Верховного Совета, Президента СССР. Смертная камера — каменный колодец, мешок, положенный на бок; стены его обивают толстым листовым железом, на которое приваривается металлическая сетка и она забрызгивается штукатуркой под шубу; в окне-решке двенадцать рядов решетки из двухмиллиметровой арматуры. К окну подходить строго запрещается и имеющаяся форточка снабжена сигнализацией; дверь двойная — одна обтянута металлом, как в карцерах, другая — из полосовой стали и угольника 45×45 миллиметров. Металлическое все — шконка, вмонтированная штырями в стенку, стол, забетонированный ножками в пол, такие же, как в обычных камерах, унитаз-толкан и умывальник. Металл холодит и мертвит камеру, а бетонная шуба погружает сердце в серость, недаром ее изобретатель Азаров сошел с ума. Все в сигнализации, множество запоров, окно-решка снабжено козырьком — небо и облаков не увидишь до самого конца. Гроб и деревянная колодина — райское место по сравнению с этой камерой. Смертные коридоры располагают в подвальных или полуподвальных этажах тюрьмы.

Спальный матрас с натянутой на него черной матрасовкой и такой же подушкой у смертников меняют коридорные офицеры; здесь же водят на помывку под душ, тут же стригут и этой же машинкой бреют — все под конвоем. Со смертниками запрещается разговаривать, кормят их специальные люди, той же пищей, что и зэков. Эти люди состоят не в штате тюрьмы, а приписаны к управлению МВД, так что и сами тюремщики не знают, кто они. Посылки, переписка, отоварки, доставка курева, газет, радиотрансляция, встречи с адвокатом — запрещены. Наступает сплошное, темное одиночество. Выдерживают его не все, начинают биться головой об стенку, иные впадают в сплошной, протяжный, ноющий плач; как ни странно, вешаются мало. Видно считают, что не стоит торопиться расставаться с последними витками жизни.

При заболеваниях лечат лекарством, заставляя его тут же глотать, а о том, чтобы при серьезных болезнях производили хирургические операции, слышать не приходилось. Если до приведения приговора смертник отбросит концы, не печалятся, а просто списывают со счета тюрьмы. Смертник — не жилец.

С момента приговора до расхода проходит обычно около трех лет, бывает больше, иногда успевают привести в исполнение быстрее.

Бывает и у смертников счастливый день — если по кассационному определению расстрел заменяют и изменяют на тюремный или лагерный срок. Это определение Верховного Суда зачитывает самолично начальник тюрьмы в душе, куда заводят под конвоем смертника. Одни от радости падают и начинают щеками катать пол, другие целовать сапоги начальника и охранников, становятся на колени и молятся, пускаются в пляс. Редко кто такие определения судов воспринимает спокойно. После такого счастливого исхода из смертной камеры несутся песни, от радости пропадает аппетит: зэк в душе благодарит Бога, суд, партию и правительство, благодарит всех — и мать с отцом, и продолжающуюся жизнь. Вскоре его прямо из смертной камеры выдергивают на этап и увозят в зоны тюремного режима — кто идет в Златоуст, кто в Тобольск, где зоны расположены в зданиях бывших старинных монастырей.