Сталин в Царицыне - Борис Васильевич Легран

член Реввоенсовета Республики Мехоношин, который на заседании представлял Троцкого. Мехоношин пользовался у Троцкого большим доверием. Настолько большим, насколько это вообще было возможно. С Троцким Мехоношин познакомился в 1917 году в Петросовете. Сторонники у Троцкого были разные. Одни разделяли его неверные взгляды на мировую революцию, то есть были идейными. Другие, которые люто ненавидели Советскую власть, поддерживали Троцкого, потому что видели в нем такого же врага. Было много и таких, кто надеялся сделать карьеру при помощи Троцкого. Мехоношин принадлежал к последним. Пока Троцкий был председателем Реввоенсовета и наркомом по военным делам, Мехоношин всячески старался перед ним выслужиться. Как только влияние Троцкого начало уменьшаться, Мехоношин отдалился от него и «решительно осудил». Искренне ли осудил? Сомневаюсь. В последний раз я видел Мехоношина в 1925 году, когда он был начальником Главупра Всевобуча.[180] Мехоношин сказал мне тогда, что он сожалеет о том, что «пошел на поводу у Троцкого». Но признаюсь честно, что я ему не поверил. Так и сказал ему: «Не у Троцкого на поводу ты пошел, гражданин Мехоношин, а у своих собственных амбиций». На том наше знакомство и закончилось. Не выношу карьеристов.

Мехоношин поддержал Сытина во всем. Военспецам доверять нужно, нельзя из-за нескольких изменников всех военспецов считать контрой. Штаб должен находиться в Козлове. Военрук Сытин пользуется доверием Реввоенсовета Республики и лично товарища Троцкого. Точка!

Ворошилов сказал, чего стоит подобное доверие, после чего истерика началась уже у Мехоношина. Он дошел до того, что обвинил Сталина и Ворошилова в интриганстве! Якобы они «интригуют» за спиной Троцкого, мешая ему руководить Красной армией. На это глупое обвинение товарищ Сталин ответил так – положил перед Сытиным и Мехоношиным копию телеграммы, которую он накануне отправил Троцкому. В телеграмме говорилось то же самое, что было сказано на заседании Военсовета.

Заседание закончилось тем, что обе стороны остались при своем мнении. После заседания товарищ Сталин отправил Троцкому еще одну телеграмму. Спустя день пришла ответная телеграмма, в которой Троцкий подтвердил полномочия Сытина и потребовал, чтобы никто не вмешивался в дела военрука.[181] Также он потребовал создания нового Военсовета Южного фронта. Сталин и Ворошилов обратились к Ильичу, протестуя против действий Троцкого. На Южном фронте возникло двоевластие, отчасти похожее на то, что было после февраля 1917 года.[182] Военрук Сытин обладал официальными полномочиями, данными ему Троцким, а товарищи Сталин и Ворошилов обладали реальной властью, позволявшей им крепить оборону Царицына накануне второго наступления Донской армии.

Товарища Ворошилова, недавно назначенного Реввоенсоветом Республики членом Военревсовета Южного фронта и помощником командующего Южным фронтом, Троцкий своим приказом назначил командующим 10-й армии. То есть Сытин, с помощью Троцкого, избавился от такого помощника, который осмелился ему возражать. Товарищ Ворошилов опротестовал этот приказ Троцкого.[183] Назначения подобного рода должны были производиться Реввоенсоветом, а не единолично его председателем. Этим поступком Троцкий в очередной раз продемонстрировал свою узурпаторскую сущность. Ильич и Свердлов, будучи по положению и авторитету гораздо выше Троцкого, никогда не позволяли себе ничего подобного.

Весьма показательным является тот факт, что председатель Царсовета Минин, будучи сторонником (скрытым) Троцкого, поддерживал не Сытина с Мехоношиным, а Сталина и Ворошилова. Он не мог поступить иначе даже с учетом своих троцкистских взглядов, поскольку был участником обороны Царицына, то есть видел своими глазами, что было сделано для Царицына Сталиным и Ворошиловым и видел, как вели себя военспецы.

Сытин в демонстрации своей великой любви к военспецам дошел до того, что принял в свой штаб Носовича и Ковалевского, говоря всем, что поручился за них перед Реввоенсоветом Республики.

– Ручательство не может быть пустым, – сказал Сталин после бегства Носовича. – Поручился, так отвечай! В старое время купцы, если ручались за кого, то платили его долги. А если поручился в политическом смысле, то надо отвечать головой. Помог врагу – изволь встать к стенке.

Я считаю, что это правильно. Ручаешься, так ручайся головой. А то ведь неладно получается. Бегство Носовича к белым никак не отразилось на судьбе Сытина. Он продолжал занимать ответственные должности. Жизнь столкнула меня с Сытиным в 1921 году, когда я был назначен полпредом в Грузии[184] (до того я был полпредом в Армении). Сытин был в то время военпредом в Грузии. Сразу же после моего назначения я сказал ему, что работать вместе не считаю возможным и буду требовать себе другого военпреда. Мне не хотелось иметь в военпредах такого никчемного военспеца, как Сытин, которому я совершенно не мог доверять. В то время (не знаю, по чьей инициативе, но подозреваю Троцкого) существовало такое негласное правило, что военпредом мог быть только кадровый офицер, причем – выпускник академии. Сытина перевели из Тифлиса в Москву, в Разведупр[185] Штаба РККА. Больше я его не встречал. Удивлялся только, что такой ответственный участок работы, как разведка (военпреды по сути были разведчиками) доверяли таким людям, как Сытин.

Двоевластие – тупиковая ситуация. В условиях Южного фронта осенью 1918 года единственно верным решением была бы замена Сытина Ворошиловым, но этого не случилось. Товарищ Ворошилов командовал 10-й армией, а товарищ Сталин стал членом Военсовета Южного фронта, созданного по приказу Троцкого. Председателем нового Военсовета, разумеется, был назначен Сытин. Также в совет вошел Минин. Формально товарищи Сталин и Ворошилов должны были согласовывать все свои действия с Сытиным и не предпринимать ничего без его одобрения, но на самом деле они действовали по своему усмотрению, руководствуясь только интересами дела. Можно сказать, что на Сытина они совсем не обращали внимания. Отменяли его неверные приказы и игнорировали его истеричные обвинения. Военрук Сытин, бывший генерал и пожилой человек, вел себя как страдающая от несчастной любви гимназистка, то есть постоянно устраивал истерики. Слал «грозные» телеграммы в Царицын и в Москву.

Сытин обвинял Сталина и Ворошилова в том, что они-де потакают «партизанщине», вносят хаос в управление войсками. По этому вопросу я хочу сказать следующее. Партизанщина – это хаос, анархия, действия разных командиров «на свое усмотрение», без учета общих интересов. Ни Сталин, ни Ворошилов никогда не были сторонниками партизанщины. Они очень хорошо понимали важность слаженного действия войск во имя достижения общей цели и важность дисциплины как таковой. Но при всем этом они были противниками предоставления широких полномочий военспецам, царским офицерам и генералам, преданность которых Советской власти вызывала большие сомнения. Разве можно равнять недоверие к врагу с отрицанием дисциплины, единоначалия и пр. атрибутами организованной военной силы. Отнюдь. Сталин и прочие противники использования военспецов на командных должностях выступали против военспецов, а