Будь моей - Лора Касишке

— Ну ладно, с меня хватит, Шерри. Если кому и жаль, так это мне. Мы давно дружим, и я опять буду в полном твоем распоряжении, когда все закончится. Но сейчас я просто…

— Да знаю, — сказала я. — Все я знаю, знаю, знаю. Мне не следовало тебе рассказывать. Просто хотела объяснить, почему не звонила. Речь не о нас. Я люблю тебя. Ты моя самая близкая подруга. Я просто… — Я пожала плечами, пытаясь улыбнуться. — Я в самом деле веду себя глупо. Глупая женщина среднего возраста, делающая непостижимые глупости.

Сью моргнула, затем широко раскрыла глаза. Озлобление сменилось изумлением.

— Господи, Шерри Сеймор! Я думала, что знаю тебя. Я имею в виду, что ты всегда останешься моей лучшей подругой, но теперь мне нужно время, чтобы заново узнать тебя.

Сью подошла и обняла меня. Она прижала мне руки к бокам, так что я никак не могла ответить на объятие, потом отступила, взглянула на меня и произнесла:

— Мне пора. Веду мальчишек к зубному. А ты… — она заколебалась. — Держи меня в курсе, ладно?

Она прошла к двери, открыла ее, переступила через порог, протянула руку и щелкнула выключателем. Исчезла, оставив меня сидеть в темноте на краешке стола.

Утром в кафе я окликнула его:

— Гарретт!

Он стоял там, где всегда ждал начала первого занятия по автомеханике. И снова болтал с мальчиком, напомнившим мне Чада. Паренек был все в той же красной нейлоновой куртке. Когда я позвала Гарретта, он тоже оглянулся, и я заметила на его лице выражение, похожее на негодование. Еще бы, училка, почти старуха и чья-то занудная мамаша, прервала интересный разговор. Зато Гарретт вроде обрадовался. Он просветлел, поворачиваясь ко мне.

— У тебя найдется минутка, Гарретт? — спросила я. — Можешь заглянуть ко мне?

— Конечно, — выпалил он.

Мы вместе выбирались из кафе, минуя группки студентов. Шум разговоров оглушал, пестрели яркими расцветками куртки, шарфы, рубашки. Весна пришла и в кафе. Черные пуховики, толстая фланель, коричневые и серые одеяния отправились в шкафы до следующей зимы.

Мы двигались к выходу, словно раздвигая плечами стаи тропических птиц, слетевшихся сюда ярким капризом природы. Со всех сторон неслись обрывки музыки — симфоническое жужжание, завывания подростка, грустный и злобный речитатив рэпера, — что вырывалась из наушников айпода или плеера, включенных на полную мощь, — как у них только уши не лопнут! За одним из столиков кто-то рассказывал анекдот, и, хотя я не могла расслышать ни слова, ритм повествования был до боли знаком: «А он ей говорит…» Небольшая компания парней в майках с эмблемами футбольных команд смотрела рассказчику в рот в предвкушении концовки. Женский голос выкрикнул: «Да пошел ты!»

Гарретт шагал впереди, прокладывая путь сквозь толпу студентов, я протискивалась за ним и вдруг увидела ее. Я заметила ее приближение, но, даже догадываясь, что сейчас произойдет, не смогла бы ничего предотвратить. Бледная девушка в белом платье быстро направлялась к нам, попутно махая рукой знакомым. Она налетела на меня, как машина, мчащаяся на огромной скорости, — поразительная сила крылась в этой девушке-подростке, — обрушилась на меня сбоку, едва не сбив с ног. Я споткнулась на высоких каблуках и резко качнулась вперед.

По инерции проделала еще два-три шага. Гарретт протянул руку, схватил меня за локоть. Ему почти удалось вернуть мне равновесие, но было слишком поздно. Я упала на колени прямо перед розовыми балетными тапочками девушки, которая рассыпалась в извинениях, толком не поняв, что случилось.

С пола окружающая меня толпа казалась чудовищной — тропические птицы, дикие и голодные. Я никак не могла подняться, пока Гарретт не взял меня за руку и не поставил на ноги. Бледная девушка («Ой, господи боже мой, извините меня, пожалуйста, что я за дурра!») принялась отряхивать рукой на мне юбку.

— Спасибо, — сказала я обоим, когда снова приняла вертикальное положение.

Я посмотрела вниз. Колготки порвались, на обеих коленках кожа была содрана, длинные кровавые ручейки уже стекали к икрам.

— Миссис Сеймор! — запричитал Гарретт, с ужасом глядя на кровь. — Боже мой!

— Боже мой, боже мой, — вторила ему девица.

Если честно, боли я пока не чувствовала, наверное, раны были поверхностные. Оттого и крови так много. Уж это мне известно. Много лет врачевала подобные ссадины. Уверенным тоном объявила, что ничего страшного не произошло, надо только побыстрее добыть бумажные полотенца.

Действительно, ничего страшного не случилось.

Меня отправил в нокаут дух весны, который продолжал свой разноголосый галдеж, нисколько не огорчившись из-за инцидента. Они точно так же галдели бы, если бы невзначай убили меня, подумалось мне.

Я почистилась в дамской комнате, мокрым бумажным полотенцем остановила кровотечение, выкинула в мусорный ящик колготки (по счастью, на улице было тепло, и я вполне могла без них обойтись) и пошла к себе в кабинет. Гарретт стоял перед дверью, читая стихотворение («Вороньей приманкой лежали кишки…»).

— Миссис Сеймор! — спросил он — Как вы? Я…

— Со мной все в порядке, — ответила я. — В самом деле. Я прекрасно себя чувствую.

Он посмотрел на мои колени.

Кровотечение остановилось, но левое колено зияло ярко-розовым, лишенным кожи пятном, а на правом уже образовалась корка. Он поморщился.

Я отперла дверь, и мы вошли. Сели друг напротив друга.

— Послушай, Гарретт, я хотела потолковать о твоих планах. О поступлении на военную службу. Я просто интересуюсь, может, еще не поздно отказаться? То есть я имею в виду, ты действительно все обдумал? Может, сначала лучше закончить колледж, а уж потом, если желание не пропадет, пойти во флот? Пусть даже после войны, если предположить что она когда-нибудь закончится?

— Отказываться поздно, — сказал Гарретт. Он улыбался. — Так приятно, что вы беспокоитесь. Но уже правда слишком поздно. К тому же я по-настоящему счастлив. Я абсолютно уверен: это именно то, чем я хочу заниматься.

На Гарретте была серая футболка с тянувшимися через всю грудь словами «Морской флот», начертанными, как мне показалось, девичьим почерком, совершенно несовместимым со смыслом надписи. Футболка — новенькая, немнущаяся, могла, наверное, стоять сама по себе. До сегодняшнего дня ее явно никто не носил, не стирал, не клал в сушилку. Плечи Гарретта выглядели в ней узкими и костлявыми, и я вспомнила, как он прижимался к моей юбке, как промочил мне слезами блузку, как его ободранные коленки запачкали кровью нас обоих.

— Ох, Гарретт, Гарретт, — сказала я, но он только улыбался.

— Извините, миссис Сеймор, но мне пора на занятия.