Н.У.Б.: палач по имени Амнезия (СИ) - Двуликий Богдан

Одна капля просочилась в уголок глаза, отчего глаз дико зажгло. Чёткость взгляда начала теряться. Искатель, стараясь не шуршать одеждой, покуксился кулаком в глазу. Неприятные ощущения ушли, но видно стало мутнее, чем было до этого. В темноте подполья будто повисло светлое бесформенное пятно. Вдруг перед глазами искателя что-то промелькнуло — что-то похожее на странный оптический эффект — в светлом пятне на тёмном фоне образовалось ещё одно тёмное пятно, которое двигалось прямо на него, и двигалось стремительно.

Боец рефлекторно сжал кулаки и стоял как вкопанный, слушая всё учащающееся сердцебиение. За эти несколько суток, что он, по сути, жил, он успел немного привыкнуть к внезапным видениям, больше похожим на вспышки памяти. Но тревога всё равно оставалась в эти моменты его спутником.

Через секунду то самое мелкое тёмное пятно приблизилось, и уже в следующий миг по ступенькам промчалась какая-то тёмная субстанция.

— Мелок! Мел! — послышался голос механика. Теперь он зазвучал как-то по-другому. Он звучал радостно — даже более радостно, чем в момент разговора о машине — это искатель отметил сразу. — Паразит ты мелкий. Жив…

Половицы вновь заскрипели в сторону той части комнаты, где располагался стол.

— Это мелкий мой паршивец — Мелок. Жив, бродяга. Я его уже давно потерял, не надеялся больше и увидеть.

— Мел? Он же чёрный весь, — скептически, без всякого умиления произнёс штабной.

— Во-первых, нет. Вот смотрите — у него на лбу два ма-а-аленьких волоска будто седых. Да даже и не в этом дело. Кот этот у меня появился как раз в далеко не лучший, невесёлый период жизни, с улицы приблудился, когда я домой шёл. И тогда, вечером, мне подумалось, что этот котёнок — светлое пятнышко в моей жизни. Ну, так и назвал ласково — Мелок. Или Мел. Скучал по нему. Уж не помню, сколько он и дней-то отсутствовал — даже недель. С улицы через вентиляцию в подполье, видать, шмыгнул. Может, скрывался от кого. Я уж подумал, что его порвали на улице…

— Завязывай с лирикой. Ладно… Оставляй своего ободрыша, а мне времени больше терять особо некогда. Но у тебя есть время, чтобы понять, на что ты впредь его хочешь тратить — на какие-то интересные вещи в пределах закона, ни от кого не скрываясь — опять же в пределах правил и норм — или же всё ближе скатываться в сторону непокорных.

— Сколько у меня времени?

— А я вот не знаю, — издевательски-пискляво протянул штабной. В общем: сегодня был предпоследний наш визит. Вернее… — штабной будто задумался на минуту, а потом поправил сам себя. — Вернее, предпоследний мо́й визит. Это уж точно. О том, с кем я к тебе приду и, вообще, буду ли с кем-то — не суть. Я несу ответственность именно за свои слова. Ни он, который погиб в неясной схватке то ли с бестиаром, то ли с кем-то ещё, ни этот вот помощничек — они по разным причинам с тобой разговаривать не станут. Теперь это моё дело. Плохо одно: что-то относительно тебя у меня в голове не складывается, картина, которую сегодня увидел, кажется вырванной из контекста. И когда я пойму, что́ именно, тогда и будут конкретные действия, в зависимости от степени твоего проступка. Уж лучше бы этот проступок был максимально безобидным. Для тебя же лучше.

Снова на некоторое время наступило молчание.

— Но то, что у тебя есть время подумать — воспринимай буквально. Это не время, данное тебе для того, чтобы его протянуть — наверное, и сам понимаешь, что это тупо. Постарайся реально подумать. Всем будет проще, если будет результат. Да. И чтобы думать было немного проще…

Послышалась какая-то возня, снова напомнившая лязгание металлическим инструментом.

— Опа, а у тебя рукоятка у молотка дырявая. Это что, концепция такая? Хотя это даже лучше. Ну-ка.

Раздались звуки удара. Но это не были побои, наносимые механику или кому бы то ни было другому — больше было похоже на забивание гвоздя.

— Так. А теперь тут будет размещён небольшой памятный сувенирчик. Вот… Нормально вписался. Слышь, рукастый, когда будешь думать, поглядывай время от времени на висящий на стене молоток, теперь он с историей, и это важно. Мы уходим, а ты сразу начинай думать. И постарайся думать в верном направлении, а то случаи разные бывают. Наблюдаю тут за одним человеком — так вот он не проявляет ровно никакого рвения к тому, чтобы хоть немного оказаться нам полезным. И знаешь что? Его жизнь — абсолютное дерьмо. Немного еды, немного лекарств. Он тупо досчитает дни до дряхлости — и под дёрн. Вряд ли ты хочешь подобного. К тому же, под дёрн можно отправиться и раньше положенного — тут уж как карта ляжет. Оставляю тебя наедине со своими мыслями.

Скрип половиц, на этот раз стремительный, свидетельствовал о том, что «гости» прошли ко входной двери, которая вскоре хлопнула. Топот ботинок по ступенькам террасы, ещё один хлопок дверью — и практически наступила тишина.

Искатель осторожно подошёл к лестнице, аккуратно, ступая исключительно по краям, поднялся на пару ступенек и, не сразу привыкнув к освещению в комнате, огляделся по сторонам. Его головы коснулся мокрый, слегка прохладный нос. Повернув голову налево, боец лицом к лицу оказался с тихо мурлыкающим, чёрным, как сама ночь, котом.

Глава 9. Кроваво-пурпурное: лицом к лицу с рассветом. Часть 1-1

Шаги штабных постепенно растворились в нависшей тишине. Несколькими секундами позже хлопнула калитка — впервые за несколько часов этот звук сулил скорее хорошее, чем плохое.

Искатель, дождавшись, пока утихнет звук мотора и исчезнет свет фар, провёл тыльной стороной ладони по лбу кота, вылез окончательно из подвала и с усилием почесав левую сторону лица, избавился от ощущения щекотки. Он смахнул с лица и шеи пылинки, которые зудящими точками покрывали открытые участки кожи. Заодно избавился и от щекотливых ощущений, возникших от прикосновения кота. Впрочем, последнее не несло никакого негатива — просто любопытное животное успело потыкаться своей мордахой в незнакомца и изрядно пощекотать его жёсткими, красивыми усами, хоть и немного испачканными подвальной пылью.

— Уехали. С какой стороны они подъезжали, помнишь? Я запомнил свет фар, мелькнувший в окно, а не успел приметить — они ехали с того направления, откуда я шёл, или развернулись с обратного. Это всё мои интеллектуальные припадки, или как их там назвать. В любом случае, откуда бы они ни ехали, сейчас поехали, думаю, до штаба.

Искатель распрямился, потянулся назад, вперёд и снова до хруста аккуратно повращал затёкшей шеей, потом закрыл деревянный люк и сделал медленно несколько шагов, ощущая, как с ног постепенно уходит ощущение окаменелости.

— Руку покажи, — без явных признаков сочувствия сказал боец, пройдя в комнату, где совсем недавно произошёл длительный, напряжённый диалог механика со штабными ищейками.

Механик молча подошёл и выставил вперёд руку ладонью вниз — на тыльной стороне ладони, иссиня-жёлтыми пятнами пестрили следы побоев, нанесённых штабным. Кое-где молоток попал не плашмя, а острым углом — и в этих местах проглядывали кровоподтёки. Содранная в двух местах кожа походила на размокшую, а затем высохшую тонкую бумагу. Указательный и безымянный пальцы были согнуты и, судя по всему не разгибались, а мизинец слегка подрагивал.

— По правой руке били. Специально, сволочи… Ты же не левша?

Механик отрицательно помотал головой.

— Надо будет поискать лекарства. У тебя есть аптечка?

— Да.

— Хорошо хоть у тебя кроме инструментов что-то есть. Пальцами пошевели.

Вены на руке механика зашевелились, но пальцы двигались как деревянные — толком даже не сгибались.

— Н-да. Думаю, если бы ты даже решился вмазать молотком штабному — эффект от удара был бы минимальный. Правильно сделал, что не стал выполнять эту просьбу. Чисто логически, мне было бы выгодно не вступаться за тебя, хотя технически в этом проблем особых я не видел. Сейчас я вынужден строить свою тактику количественными критериями. Светиться рано.

— Я не из-за боли отказался бить.