Демоверсия - Полина Николаевна Корицкая

и стали громко разговаривать, зазвучала какая-то веселая музыка. Люди на экране беззвучно запели «Аве Марию».

Люди на площади у собора стояли на коленях. Над их головами кружил серый пепел, похожий на грязный снег.

Аня вышла покурить и достала телефон. Несмотря на середину апреля, на улице тоже шел снег – белый, настоящий. Аня включила трансляцию со звуком, смотрела на людей и одними губами повторяла слова:

– Аве Мариа.

Шел снег. Аня курила и смотрела, как место, где был раньше шпиль, заволакивали громадные серые тучи. Казалось, что сейчас из них пойдет дождь. Но из них шел снег.

– Грациа плена.

Аня сбила пепел с сигареты, и он смешался с летящими снежинками, только падал быстрее. По экрану ее телефона расползались тучи, и дождь из них не шел, он шел почему-то снаружи, со всех сторон. В новостях говорилось, что тушат пожар четыреста человек.

– Доминус тэкум.

Главный витраж собора – десятиметровая роза над входом, которой было несколько сотен лет, еще не лопнула, и Аня замерла, боясь это увидеть: «Боже мой, пусть она не лопнет, пусть нет, ну пожалуйста». Роза стояла, заключенная в черный, словно шипованный, треугольник, за которым была горящая конструкция лесов – красная-красная.

– Ань, пошли давай, шампанское стынет, – выглянула на улицу Тая.

Пожар начался случайно.

* * *

Ян повел Аню куда-то вперед, и ей было все равно, куда конкретно. Белосток был красивым, красивым был Ян, и Аня тоже вдруг почувствовала себя красивой. Ян показывал ей какие-то здания, рассказывал что-то про архитектуру, но Аня не запомнила из достопримечательностей ничего, кроме архитектуры его лица.

– Вот этот дом.

Они стояли возле старинного особняка из красного кирпича. Ян приложил таблетку ключа к замку, и дверь открылась.

Квартира оказалась очень уютной. Аня поставила сумочку, сняла пальто и пошла в душ. На улице было холодно, она замерзла, и теперь согревалась, подставляя лицо горячей воде, – а потом посмотрела вниз и увидела, что по ногам течет кровь.

– О черт, – простонала она. – Нет, нет…

Выйдя, Аня постелила полотенце поверх простыни и легла на него бедрами. Ян сел рядом, глядя на нее, и спросил:

– Ты знаешь, что означает «Mo chuisle»?

– Нет, – ответила Аня.

– Дословно это значит «моя кровинушка».

Он протянул ей бокал с шампанским. Аня сделала мелкий глоток и отставила бокал на прикроватную тумбочку. Он лег и поцеловал ее.

– Как же долго я ждал тебя. Половину жизни.

– Мне кажется, я тебя люблю, – сказала она.

Он поцеловал ее в шею, и Аня откинула голову назад, наблюдая, как плывут стены и потолок, смешиваясь, пересекаясь, перетекая. Рисунок на обоях размылся и начал стекать со стен на диван, расплавилась на потолке люстра, обратившись в жидкое вещество, так же стекающее на простыню под ними. Ян целовал Аню, войдя в нее целиком, удивляясь, как молниеносно реагирует ее тело на любое касание в любой точке, – словно вся она была сплошной эрогенной зоной, одной большой красной – не точкой, скорее кнопкой, на которую достаточно дунуть, и она загорится, задымится, заработает в полную мощь. Ян лег с ней рядом и дотронулся до ее локтя, и она дернулась, как от ожога. «Нет, нет, не трогай, – зашептала она испуганно. – Подожди». И он сел с ней рядом, глядя на ее спокойное, умиротворенное лицо, окруженное спутанными волосами.

* * *

Немного поспав, они поехали к Яну на работу – в костюмерную мастерскую, где делался реквизит для съемок. Аня с любопытством разглядывала стоящие по комнате блестящие рыцарские доспехи.

– Давай я тебя сфотографирую.

Она уже оделась на вечер. На ней было облегающее кружевное платье и длинные золотистые серьги. Он щелкнул один раз и сказал:

– Ой, подожди.

Отошел в другой угол комнаты, а потом сложил к ногам Ани гору меховых шкурок – лисий хвост, шкуру волка, большую медвежью. Она наклонилась и взяла лисий хвост. Ян надел его ей на шею, как воротник, и приготовился фотографировать.

– Замри.

Когда они вышли из костюмерной, было уже темно. Повсюду зажглись огни, на улицы высыпали гуляющие пары. Аня и Ян шли, держась за руки, и встречные прохожие расступались перед ними, пропускали вперед и оборачивались, а они шли вперед. Вдруг Ане показалось, что волосы Яна поменяли цвет. Хотя – нет же, нет! – не показалось: он идет чуть впереди, и хвост, из-под кепки ложащийся ему на спину, светло-русый. А может быть, так просто падали блики от цветных фонарей набережной. Так что на секунду ей даже показалось – правый глаз Яна изменил свой цвет с карего на зеленый, как у нее, и лицо обрело совершенную, окончательную симметрию.

Аня смотрела на Яна и ощущала зуд и покалывание в области головы – в макушке, затылке, висках. Она знала, что это удлиняются волосы, и скоро, буквально через десять минут, они упадут на мостовую тяжелой золотистой волной.

* * *

Пан был длинноволосым, худощавым блондином лет сорока – он не выпускал из рук варгана и время от времени бренчал. Несмотря на светлые волосы и белую кожу, черты лица были восточными, и от этого он был похож и на индейца и на эльфа одновременно.

Народу пришло немного. Кроме Пана и Яна с Аней были Маг, Веслав и Вера.

– Я сказал Руте, что у меня мальчишник, – сказал Ян Магу вполголоса.

Маг покачал головой, но Ян этого не увидел – он уже играл на гитаре и что-то пел. Аня подпевала, и опять их голоса удивительным образом сливались.

– Аня, а может, ты тоже споешь? – предложил Ян. – Вы еще не слышали, как она поет!

Аня смутилась и сказала:

– Я не умею играть. Только если без гитары.

И она запела.

Пан раскурил трубку и пустил ее по кругу. Все закурили, медленно и спокойно, слушая голос Ани.

Кони-лебеди под парусом, над волнами луна. Вон летят они под парусом, а над ними луна. Конь летел, как птица палая, в далекую страну. Улетела птица радости в далекую страну.

– Сколько-сколько вы знакомы? – спросила Вера. – Тыджень?[70]

Ян кивнул.

– Это невозможно.

Аня допела и тоже взяла трубку.

– Я последние пару дней не курю. Но сейчас можно. Для фиксации момента, так сказать.

– Да что там не курю! Я даже не ел последнюю неделю. До сегодняшнего дня. И не спал, – сказал Ян.

– И я.

Аня опустила глаза. Все смотрели на них молча.

Пан сидел, полуприкрыв глаза. Улыбаясь, он сказал:

– Я впервые вижу людей, настолько похожих.

Потом он встал, собираясь на кухню, и, поравнявшись с Яном,