Ностальгия - Андрей Тарковский

В июле 1984 года на Международной пресс-конференции в палаццо Себелини в Милане Андрей Арсеньевич Тарковский заявил о своем невозвращении в Советский Союз. На пресс-конференции было много журналистов из всех стран, пришли и Юрий Любимов, и Мстислав Ростропович. Они всегда и до последнего дня жизни поддерживали Андрея Арсеньевича и помогали ему, ценя его уникальное дарование и единственность неповторимой личности.

В дневнике Андрей Арсеньевич записывает: «Это самый отвратительный момент в моей жизни».

Со студии «Мосфильм» он был уволен «за неявку на работу без уважительной причины». Сын с бабушкой в Москве. «Ностальгия» запрещена к показу на Родине. Тяжелое напряжение в отношениях с родными. В письме к отцу Андрей просит Арсения Александровича посмотреть его фильм. Юрий Коваль, друживший с Арсением Александровичем, вспоминает о получении письма: «Папа! Попроси Ермаша показать тебе «Ностальгию». Арсений Александрович смеялся, читая мне эти строки. Кто нам покажет? Какой Ермаш?

Если было бы возможным мне сейчас поговорить с Арсением Александровичем, я все равно не посмел бы сказать:

— Поэт! Никогда не предрекай себе ужасную участь, даже переводя Махтумкули.

Но это сказано не было. Аре. Ал. от меня этого не слышал, но читал это как. провидец:

— Мой сын не дождался меня!

Видишь! Друг мой! Как было дело»[71].

Андрей Горчаков так никогда и не сел в машину, чтобы ехать в аэропорт. Он умер на чужбине, в Италии. Италия дала приют и Андрею Тарковскому. Он стал почетным гражданином Флоренции. Мэрия города Флоренции подарила ему квартиру, в которой Тарковский встретил Рождество 1985 года. Ему оставался год жизни.

С картины Леонардо да Винчи «Поклонение волхвов», что в музее Уффици во Флоренции, начинается фильм «Жертвоприношение». Собственно, поклонение волхвов как бы второй акт первого действия праздника-мистерии Рождества. В этом событии соединяются две точки: начало и конец истории. Христос только-только появился на свет в пещере в яслях, волхвы-цари уже пришли с разных сторон света, чтобы поклониться царю царей. Эти точки соединены и в Рождестве. Отсюда начинается отсчет нового времени, новой эпохи, а исторически — новой эры. Но в любом случае это начало нового цикла. Время, прожитое Тарковским вне России, — тоже другой цикл жизни».

Странно устроено российское обывательское сознание. Если ты уехал, то уж и не патриот. Это почему? Андрей Арсеньевич уехал не от родины, а от начальства, которое не давало ему ни жить, ни работать. А уж после каннского скандала с «Ностальгией» и думать было нечего о работе дома. «Я не диссидент, я художник, который внес свою лепту в сокровищницу славы советского кино. Я не последний, как я догадываюсь… И денег (валюты) я заработал своему государству больше многих» — это из письма Андрея отцу, которому он вынужден объяснять свой поступок.

Но более национального художника, чем Андрей, трудно представить. Печаль о вечных для России проблемах, склад души в ностальгическом поиске гармонии. Грех и святость, раздвоенность плотского и духовного, искушение и преодоление греховности. Тарковский в своих фильмах, размышлениях, пристрастиях — настоящий национальный культурный срез, включая всеохват и планетарность. («Всю гарь впитал, всю эту одурь выпил — и задохнулся».)

С 10 июля 1984 года, с Международной пресс-конференции в Милане, до ночи с 28 на 29 декабря 1986 года, т. е. два с половиной года вне России, судя по «Мартирологу», по интервью, по воспоминаниям, он прожил в пространстве, которое описано в «Ностальгии» и «Жертвоприношении». Это пространство выдумать невозможно, но гений художника способен создать отпечаток происходящего на чувствительной кинопленке.

Жить без денег во Флоренции невозможно. Надо работать, и он работает много, лихорадочно, плохо ориентируясь в реалиях чужой жизни, неведомых ее законах, страховках, налогах и других досадных, неведомых делах, от которых зависит любой человек.

Жизнь в Италии от 1982 года до Каннского фестиваля была неопределеннее, но свободнее и проще. Состоялась работа с Клауцио Аббадо в Ковент-Гардене над «Борисом Годуновым» Мусоргского. Художником на постановке работал Николай Двигубский. Подлинный успех, и полученные деньги поддержали Андрея, он хорошо выглядел. Клаудио Аббадо потом вспоминал, как поразила его историческая трактовка трагедии Годунова. Ложь и грех в прошлом (зарезанный царевич) никогда не удержат корону на голове. И несмотря на всю разницу личностей, царь Борис и Лжедмитрий подлежат единой каре. «Мне кажется, это было гениально, вот это идея. Это был такой человек… и потом действительно он каждую минуту спрашивал: «Это ложится на музыку? Все в порядке с музыкой?» Он преклонялся перед музыкой, а это, к сожалению, редко у режиссеров». Уже после смерти Тарковского в 1990, году Аббадо привез в Ленинград, в Кировский театр, возобновленную постановку «Годунова» и еще раз повторил спектакль во время совместного с Фондом Андрея Тарковского фестиваля «Памяти Андрея Тарковского» в Вене. «Годунов» был дан еще раз в Венской опере[72].

Некоторое время Андрей с женой Ларисой живут в Берлине. В Берлине ему очень плохо, это явно не его город, «…в воздухе витает такое чувство, что война здесь не кончена». Для него этот психологический климат невыносим, но зато в издательстве «Улыптайна» выходит в немецком переводе «Запечатленное время».

В 1985 году Тарковский получает предложение из Швеции работать над фильмом по сценарию, который первоначально назывался. «Ведьма». «Первый вариант картины носил название «Ведьма» и предполагался как повествование об удивительном исцелении больного раком». Кстати, тогда в Стокгольме, в 1985 году, он встретил скульптора Эрнста Неизвестного, которого знал по Москве и той жизни, которая давно исчезла, но сделала людей близкими, как однополчане. В разговоре Андрей неожиданно попросил, чтобы Эрнст сделал для его могилы надгробие — «Распятие». Разговор не подлежал обсуждению, это было предсмертной волей. То, что «Распятие» Неизвестного не было установлено, виноват не скульптор. Вдова Тарковского отменила его распоряжение, хотя хорошо о нем знала и даже упоминала в своих интервью.

Основным продюсером «Жертвоприношения» стала Анна Лена Вибум (Шведский киноинститут)[73].

А еще точнее — Ингмар Бергман, покровительство и помощь которого так очевидны. «Тарковский для меня — самый великий режиссер. Тот, кто придумал новый язык, соответствующий природе фильма, который видит жизнь как отражение, видит фильм как сон». Как подлинно великий художник, Бергман отмечает самое главное — неповторимость киноязыка, способного транслировать не внешние наблюдения, но сокрытую неповторимую жизнь души и сознания. Время действия — один день, и это день рождения героя фильма господина Александра.