Иные песни - Яцек Дукай

— Мы добрались до границы.

— Лучше начни записывать свои сны, эстлос.

«13 Секстилис. Стоим над Черепаховой. На южном берегу раскрывается королевство Кривой Формы. Течение бурное, река глубокая. Строим плоты. Какоморфия потихоньку прикасается к людям, ночью двое воинов Н’Зуи срослись спинами, позвоночники как спирали. Н’Те проводит племенные ритуалы. Я решил отодвинуть главный лагерь на несколько десятков стадиев к северу, вернуться вглубь джунглей. Н’Зуи вырубают тропы, здесь оставим лишь пост при пароме. Зайдар перед рассветом взобрался на вершину деформированного бальсового дерева; говорит, что видел отсветы, там, в глубине Сколиодои. Может, и вправду город. Шулима желает идти, увидеть все собственными глазами. Конечно, я тоже; как мог бы я ей отказать? Строим плоты».

Господин Бербелек первым ступил на почву Кривых Земель. Он не оглядывался на плоты, гребцов Н’Зуи, неспокойную поверхность Черепаховой Реки, на Шулиму, Завию, Зайдара и Шебрека, что выскакивали следом за ним на крутой берег; поправил заплечный мешок, баклагу и заброшенный за спину кераунет и, разведя риктой заросли, вошел в сколиотические джунгли. Взяв за основу ночные наблюдения нимрода, они рассчитали направление и расстояние: предполагаемый город какоморфов должен находиться в восьмидесяти стадиях к югу от Черепаховой.

Река называлась так, ибо некогда здесь и вправду обитало множество речных черепах; а нынче то, что выползало на берег, было асимметричными слепками грязи, гальки и зеленых мышц, свитых из подгнивших водорослей. У некоторых были даже панцири — из черного льда, тающего под солнечными лучами, — и по нескольку лап. В угловатых черепушках ворочались гравиевые мозгёнки.

Господин Бербелек установил для вылазки жесткие сроки: если они не доберутся до цели за три дня — то возвращаются, несмотря ни на какие обстоятельства. Восемьдесят стадиев сквозь джунгли — непростое дело даже при ровном керосе. Желание войти в страну таинственной морфы высказали почти все участники джурджи — лишь Веронии и Ап Рек не слишком заинтересовались, — но, поскольку Н’Те твердо отказался посылать своих воинов за реку, экспедицию пришлось ограничить рекогносцировкой в несколько человек. Только когда они найдут хороший и безопасный путь, можно подумать о массовом переходе. Господин Бербелек, правда, мог попытаться надавить на Н’Зуи, но предпочел не пробовать; какого бы успеха он ни добился, раньше или позже за него придется заплатить потерей части отряда. Игра не стоила свечей, негры уже начали выбывать, как и предвидела эстле Амитаче. Еще в Марабратте какоморфия затронула ховолов и хумиев, те не хотели идти, копыта их пускали корни во влажную почву, на ночь приходилось втаскивать их на камни. Рога ховолов за ночь выгибались невероятным образом, Попугай рассказывал, как Н’Зуи пытаются прочесть в их абрисах послания от богов; поскольку сами негры привыкли морфировать рога своего скота, абрис их говорил о Форме рода и племени. Зато длинная шерсть хумиев начала выбрасывать пурпурные бутоны. Во время путешествия сквозь джунгли к Черепаховой из них выросли асимметричные цветы. Ночью к ним слетались пламенеющие насекомые, выдыхаемые храпящими неграми. Один подавился и умер во сне; Мбула Коготь разъял его труп, вынул легкие — они сияли настолько ослепительно, что приходилось отводить глаза. Гауэр Шебрек купил легкие умершего у Того, Кто Отгрызает, за две драхмы. Белых какоморфия пока не затрагивала, их Форма оставалась сильнее — но ведь на то большая часть из них и была аристократами. Господин Бербелек опасался за Портэ и Антона, а также за молодежь: Алитэ, Клавдию, Авеля. Именно из-за них он приказал отодвинуть лагерь джурджи от Черепаховой. Пусть пока поохотятся в северных джунглях, там тоже хватает самых разнообразных какоморфов — буквально намедни Ливий зарубил деревянную мартышку на змеиных лапах — хотя на деле кераунет оказывался не слишком-то полезен в такой чаще. Зайдар раздавал желающим охотиться копья, мечи, ножи. Такова джурджа: лицом к лицу с тварью, в напряжении мышц, с кровью на острие, ее либо твоей. Конечно, если тварь кровоточит; от мартышки только щепки летели. В спине ее оказалось дупло, а в дупле она носила маленькую обсидиановую фигурку, колючее яйцо. Тобиас спрятал его в своих вьюках. Ночью яйцо пропало, кто-то, верно, его украл.

Господин Бербелек шел сквозь Искривленные джунгли ровным спокойным шагом, глядя под ноги, обходя корни деревьев и узлы лиан, стараясь ступать на голую землю и камни — что в джунглях почти невозможно. Сразу же его опередил нимрод: он будет вести, единственный, кто никогда не утратит ориентации. Шебрек, правда, захватил с собой компас. Вскоре небо полностью скрылось за плотной крышей джунглей: спутанные, свитые, сросшиеся короны деревьев и того, что здесь росло вместо деревьев. Истязаемый керос выворачивал наизнанку любые формы. Уже не было ни растений, ни зверей, на которых Иероним мог взглянуть и с уверенностью сказать, что они принадлежат к тому-то и тому-то виду, и таково-то их имя. Перейдя Черепаховую Реку, они перешли и границу языка. Приходилось искать приближенности в усложнениях, перевертышах, в искажениях известного. Например: не дерево, но одеревеневшая мышца, вырвавшаяся из-под земли на шестьдесят пусов, устремленная к небу конечность погребенного под джунглями великана. Или: не лиана, но извилистое пламя (и прикосновение — обжигает). А другая лиана — напряженная вена, в которой пульсирует темная жидкость. И еще лиана — коса человеческих волос длиной в стадий. Или: птица о шести крыльях. (Зайдар ее подстрелил; птица упала; тотчас воскресла и закопалась под ствол крокодилового дерева.) Или: укорененные камни, кладущие яйца. Шебрек уже ни на миг не закрывал свой альбом.

Пока как-то обходили их какоморфные хищники. Зайдар шел впереди, Завия позади. Лишь бы только ничего не вывалилось из джунглей, не выпрыгнуло сбоку, не схватило за ногу, не добралось из-под земли… Ну не думать о таком! Жертву можно распознать точно так же, как раба, — будто бы ничем не отличается, но достаточно просто взглянуть, и уже знаешь: этот проиграет, а тот уступит.

Шулима шла сразу за Иеронимом, ровняясь с ним, когда джунгли позволяли.

— Как ты и хотела: вместе вглубь Сколиодои.

Она слегка усмехнулась.

— А ты — нет?

— Ты хотела, чтобы я хотел.

— Бедняжка. Что же я с тобой сделала. А ведь столько развлечений ожидало тебя в Воденбурге и Валь дю Пле.

Он громко рассмеялся, даже нимрод к ним повернулся. Но господин Бербелек чувствовал, как вместе со смехом изгоняет из себя в эти мрачные джунгли некую флегму души, злую желчь, выплевывает старые струпья, гнилую кровь. Не замедлив шага, он притянул и поцеловал Шулиму. Сопротивлялась ли она теперь? Позже он даже не мог этого вспомнить, оно стало неважным — Форма была его. Оторвавшись, он безотчетно сощелкнул с ее груди песчаного комара, что уже буравил медную кожу, жаждал крови.

Все были в шальварах с узкими штанинами и в сапогах с высокими голенищами, юграх или чем-то подобном. Не прошло и нескольких минут, как пот уже стекал по груди и спине. Привлекал насекомых Сколиодои, будто мед — пчел; а может, это и были эдакие какоморфированные пчелы. Их убивали, едва те присаживались на кожу. Порой те гибли от одного прикосновения, порой — приходилось давить их с заметным усилием: улитки с крыльями бабочки, стрекозы с железными туловищами, пауки с ледяными костьми. Шулима сняла со спины Иеронима черную гусеницу с сегментами тела, наполненными аэром, — та парила в воздухе, свиваясь в баранку и распрямляясь снова. Может, и стоило набросить какую-то куртку, толстую рубаху, льняной гиматий — но было слишком жарко, здесь властвовали большая влажность и духота.

Чем дальше на юг, тем большее смешение стихий. Вскоре все уже кашляли, выплевывая лезущий в рот песок: стекловидные частички носились в воздухе, посверкивая в полумраке, — ранящий кожу твердый туман. Воздух пах старой гарью; на вкус был таков же. Ухудшилась видимость. Вода стекала по стволам деморфированных деревьев, брызгала из лиан, била из скрытых источников спиральными водовзносами, подхватывая камни, ветки и маленьких зверьков; бежала по тропинкам большими, с собаку, каплями: уплощенные шары мутной жидкости, шныряющие темными зарослями, то здесь, то там, отскакивая от преград, вползая вверх по склонам. Господин Бербелек проткнул одну риктой. Зашипела и разлилась грязной лужей. Это была Вода, гидор, но не в Форме Воды. Что до Огня, то вскоре они переступили еще одну таинственную границу Сколиодои, и с этого места большая часть встреченных зверей была с шерстью из миллионов маленьких язычков пламени, шкуры из огня, панцири из лавы, ярились в полутьме даймоническим сиянием. Этих какоморфов замечали без труда, особенно когда те с достоинством плыли над их головами сквозь эту взвесь аэра, гидора и ге, что выполняла здесь роль воздуха. Временами кто-то срывался в быстрый полет, прыжок, бег — раз, и настигал жертву. Одна из тех жертв взорвалась, будто осадная мина, осыпаясь на охотников мертвым дождем, а полоса воздуха между какоморфными деревьями просияла зеленью.