Красным по черному - Александр Огнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако «гроссмейстер» определённо не проявил должной внимательности, выйдя на улицу. Его не покидало ощущение не то чтобы опасности, а …некоторого дискомфорта. Кто-то определённо наблюдал за ним. Точнее, даже не наблюдал, а вроде как подглядывал.
Он дошёл до площади Льва Толстого и нырнул в метро, где сыграл детективную роль до конца: пробежавшись по эскалатору, неожиданно притормозил, обернулся и посмотрел наверх. Сзади спускались четыре человека. Он встал справа и, удовлетворив доносящуюся из динамика просьбу, «взялся за поручень». Мимо бодрой трусцой проскакали трое. Он проводил глазами каждого. Не хватало того, что наверху был вторым. В пёстрой рубашечке…
Сойдя с эскалатора, он прошёл в самый конец зала и остановился у стены рядом с последней дверью последнего вагона в направлении «Проспекта Просвещения». Отсюда вся станция просматривалась как на ладони. Впрочем, в этом визуальном обследовании не было особой необходимости, ибо «пестрорубашечник», не скрываясь больше и не таясь, с подобием улыбки на губах, направлялся прямо к нему. Теперь, разглядев лицо, он узнал одного из «проштрафившихся» сержантов, задержавших его накануне. Неужели это ничтожество умудрилось стать причиной пресловутого дискомфорта?
— Извините, пожалуйста, — обратился тот не столько извиняющимся, сколько заискивающим тоном, — я не решился сразу подойти на улице. Вы меня не узнали? Мы с напарником вчера…
Он в упор не видел злокачественного юноши, поскольку совсем не собирался ни выслушивать жалких оправданий, ни вообще вступать с ним в разговор. Пропустив по электричке в каждую сторону и убедившись окончательно, что больше никому просто до обидного нет до него никакого дела, он посмотрел на часы. Времени оставалось только-только.
Так и не удостоив взглядом «пестрорубашечника», красноречие которого явно иссякло на фоне возрастающего недоумения, он достал свой мобильник:
— Олег? Скажи, пожалуйста, что я должен сейчас сделать: один из вчерашних паскудников преследует меня от самого дома? Я — в метро, на «Петроградской»…
Судя по тому, как лихо втиснулся малый в переполненный вагон подошедшего поезда, он поверил в этот «звонок»…
С Агатой они договорились встретиться в маленьком кафе на набережной Екатерининского канала. Он однажды случайно забрёл туда и был приятно удивлён тамошней кухней — еда почти не отличалась от домашней.
Однако сегодня он остановил свой выбор на этом кафе по другой причине: здесь, в прохладном полумраке небольшого — на шесть или семь столов — зала можно было спокойно поговорить. Он улыбнулся: даже название заведения — «Морфей» — вполне соответствовало нынешнему состоянию души и тела.
Уже на подходе — метров за тридцать до — его обогнало резко затормозившее такси. Мельком заглянув внутрь, он открыл заднюю дверцу.
— Заплати двадцатник, джентельмен фигов, — сказала Агата, вылезая из машины, и бросила водителю:
— Значит, я жду тебя здесь через полтора часа, Слава.
Он расплатился, и они вошли в кафе.
— У тебя персональный водитель, Агаша? — полушутя поинтересовался он, выдвигая для неё стул у одного из столов.
— Работа обязывает, — деланно вздохнула Агата, усаживаясь.
— Возьми меня — дешевле будет!
Он сел напротив.
К ним подошла девушка с прейскурантом в руках:
— Добрый день. Пожалуйста, что вы желаете?
— Кушать будешь, Агаша?
Она ответила ему красноречивым, переполненным оптимизмом взором поверх очков.
— Будьте добры, два кофе, — обратился он к девушке и, уловив огорчение в выразительных серых глазах, улыбнулся. — И два коньяка.
— Коньяк — какой?
Её лицо явно оживилось.
— Поскольку «Реми Мартин» я пил вчера, а «Кордон Блё» у вас, очевидно, закончился, ограничимся армянским[44].
— Всё? — Увы, не оценив его юмора, официантка перевела взгляд на Агату. — У нас очень вкусный фирменный торт.
— Милая, — прощебетала та «ласково», — ты хорошо меня разглядела?
Девушка не нашлась что ответить.
— По моим скромным подсчётам, — продолжила Агата, — во мне минимум полцентнера лишних. Так что принеси пока то, что заказали, и не забудь лимон.
— Ты, определённо, излишне строга, — сказал он, проводив глазами воздушную фигурку. — Причём не только к себе.
— Хватит трепаться. — Агата серьёзно посмотрела на него. — У меня нынче с юмором туговато, твоими стараниями, кстати. Да и время у нас ограничено. Так что давай ближе к телу.
— Как тебе будет угодно. — Он спокойно выдержал её взгляд. — Только тогда ответь для начала, каким образом завтрашний клиент на тебя вышел?
Она усмехнулась:
— А то ты не знаешь! У меня этой публики — добрая половина клиентуры. Ещё со времён Тирасполя.
— Питер — не Тирасполь…
— Один хрен, — перебила она. — Хотя тут и впрямь случай особый…
— Пожалуйста, — официантка принесла заказ.
Взглянув на кофейные чашечки и наперсточные рюмки с коньяком, Агата вновь подняла на неё глаза:
— Нет, всё-таки ты меня действительно плохо видишь.
Затем обратилась к нему:
— Куда ты меня привёл? У них здесь нормальная посуда есть?
Девушка была в явной растерянности.
— Это моя вина, — улыбнулся он ей. — Будьте добры, ещё грамм двести коньяка, два больших бутерброда с сёмгой или форелью — что там у вас есть — и пару рюмок… повместительнее. А чуть позже, я скажу когда, самую большую чашку самого хорошего чая с маленькой, но вкусной конфеткой.
Несчастная официанточка, одарив его грустно-благодарной улыбкой, упорхнула.
— Надеюсь, теперь я тебя удовлетворил?
Он сделал глоток кофе.
— Не надейся, — ответила Агата, поднимая рюмку с коньяком.
Они выпили.
— Что опять не так? — поинтересовался он, закусывая лимоном. — Я очень старался.
— Почему это с одной конфеткой, если она маленькая и вкусная?
— Потому что я, в отличие от этой бедной девочки, вижу тебя достаточно хорошо.
— Хам, — бросила она беззлобно. — Скажи лучше, где гостинец обещанный?
Слегка усмехнувшись, он достал из кармана и поставил на стол небольшую коробочку. Помедлив, Агата открыла её.
— Это что, брюлики?
— Ты же у нас «львица»!
Она устремила на него не самый свой томный взгляд и, как-то слишком спокойно защёлкнув футляр, сдержанно пророкотала:
— Это ты называешь гостинцем?
— Да, — ответил он неожиданно глухо, также глядя ей в глаза.
— То-то мне твоя аура не понравилась. «Зачернился» — дальше некуда. Теперь ищешь компанию? Не поздновато?..
— Вот, прошу, — вернувшаяся официантка поставила на стол изящный графинчик с коньяком, рюмки и целое блюдо с красиво оформленными тартинками с малосольной форелью. — А про чай вы скажете…
— Всенепременно, — сухо бросил он, даже не взглянув на неё больше. — Спасибо.
Опешившая девушка поспешила удалиться, а он наполнил рюмки. На сей раз они выпили и закусили молча.
— Так что за «особый случай»? — как ни в чём не бывало спросил он затем, возвращаясь к прерванному разговору.
Агата не ответила, продолжая смотреть на него и, по-видимому, о чём-то размышляя.
— Имей совесть! — Он строго сдвинул брови. — Время капает, а я не спал более полутора суток!
— Ладно. Только учти, — нарушила она, наконец, молчание, — что потом ты должен будешь рассказать мне всё, если хочешь на меня рассчитывать. — И после небольшой паузы спросила: — Хлопец, о котором ты говорил, занимается смертью того бандюгана, что «кувырнулся» пару дней назад?
— В качестве составляющей дела твоего завтрашнего визитёра. — Он мотнул головой. — Умеешь ты «впечатлить»…
— Я лишь отвечаю на твой вопрос. — Она сняла очки и протёрла стёкла. — Ты спросил, как этот на меня вышел. Через того. Тот был у меня недели две назад.
— Кто? Профессор?
— Я без понятия, профессор он или академик, но сволочь редкая. Очень хотела бы знать, кого мне благодарить за такой душевный «подарочек».
— Что ты имеешь в виду?
— То самое, — обожгла его взглядом Агата. — Когда ты попросил меня хлопца твоего сразу на яйцо взять, за недостатком времени, я тут же об этом уроде вспомнила. Он тоже при таких понтах прибыл, весь такой деловой и занятой! Выложил на стол пачку баксов нераспечатанную — я таких и не видела ещё, в банковской упаковке — и заявил, что я ему должна рассказать, кто, как, почему и что сотворил с ним и его друзьями. Причём ты бы слышал, как он это сказал! И в окошко выглянул. А на улице — его мордовороты, каждый с тебя ростом. Нашёл кого запугивать, гад! Я и бросила — на него, само собой, — она усмехнулась, — чтоб сориентироваться, что врочить. А там такое… Куда ещё врочить! За его собственным душегубством того, что на него делалось, и в армейский бинокль не разглядишь. Да он и сам, — Агата презрительно скривилась, — как всю эту черноту в картах увидал, попритих резко. Говорю, пока с вас порча не снимется, если её вообще возможно снять, никто и ничего толком сказать не сможет — перекрыто всё. Он тут же: давайте снимать, я готов. Я не готова, отвечаю, полнолуния ждать надо. А этот жизнелюб хренов: «Нет времени ждать!» И снова в окошко смотрит, гад… Короче, достал! Ну и…