Смежный сектор - Андрей Ливадный

Сын, они — не разум. Что-то произошло с ИНЫМИ. Нас атакуют колонии машин, напоминающих мне одноклеточные организмы, обладающие лишь набором рефлексов, способствующих выживанию и размножению.

Возможно, мы сумеем постичь тайну необъяснимой трансформации разумных существ в примитивные кибернетические формы, но сейчас, после подрыва энергостанций Плутона, начинается битва за Солнечную систему, за выживание Человечества как биологического вида.

Это последнее…

Запись оборвалась.

В наступившей гробовой тишине тонко взвизгнул привод считывающего устройства, выдвинувшего из недр терминала четвертый кристаллодиск.

Часть третья. ИНВОЛЮЦИЯ

Глава 7

«Тандем»…

Андрей силился, но не мог представить его.

Воображение рисовало контур чего-то огромного, летящего через бездну пространства.

Тишина била по нервам, после жесткого информационного прессинга осталось стойкое ощущение дезориентации, разум пытался постичь сотни новых понятий и истин, но разве по силам сделать это немедленно?

Он даже не мог с точностью ответить самому себе, сколько прошло времени с того момента, как считывающее устройство заглотало первый кристаллодиск.

Казалось, в тесном помещении побывали десятки людей, сюда ворвались не только слова, мысли адмирала Лозина — за его образом, словно призраки, стояли миллионы человеческих судеб, и внутреннее восприятие Андрея внезапно перевернулось, поменяло знак: он вновь попытался представить «Тандем», но теперь вместо расплывчатых исполинских контуров увидел совсем иную картину.

Крохотная искорка света, плывущая на фоне мириад немигающих звезд.

Песчинка, затерявшаяся во мраке бесконечности.

Семя надежды, не оправдавшее чаяний своих создателей, потерявшие функциональность отсеки, огромные или маленькие залы, где взошли ростки ксенофобии, разом перечеркнувшие изначальный смысл отправленной к далеким звездам экспедиции…

Сколько же нас осталось? — невольно подумал Андрей.

Интуиция подсказывала, что к этой схватке за компьютерный центр применимо древнее высказывание: «Пиррова победа».

На борту «Тандема» победили невежество и ненависть — вот та горькая, запоздалая правда, которую в эти минуты понимали все: и Ван Хеллен, молча застывший у опущенной аварийной переборки, и очнувшийся Курт, и Постышев, который видел запись практически о г. начата до конца, и даже Чужой, понимающий человеческую речь в объеме, позволившем ему уловить общий смысл посланий с далекой Земли.

Казалось, что наступившая тишина не закончится никогда…

Кто-то должен был первым нарушить ее, сломать твердую корку потрясения, но понимание истины не приходит вдруг — все увиденное, услышанное, пережитое лишь подрубило казавшиеся незыблемыми устои сознания — рухнуло и без того шаткое мировоззрение, но что появится на его обломках, не мог бы предугадать ни один мудрец.

Стоило заглянуть в холодные глаза Доминика, увидеть, как нервно подергивается его щека, как побелевшие пальцы цепко и судорожно сжимают приклад ИПК, как медленно расширяются зрачки Андрея Лозина, а Курт, болезненно морщась, искоса поглядывает на фигуру Чужого, совершенно обессилевшего от многочасового стояния в неудобной позе, чтобы понять: пропасть между ними едва ли сузилась.

Тишина.

Хрупкая, ломкая тишина.

Она могла свести с ума или дать время для прозрения, но, кроме нее, на борту «Тандема» существовали еще десятки сторонних сил, так или иначе способных повлиять на сложившуюся ситуацию.

Николай Астафьев сидел, погрузившись в глубокое, тяжелое раздумье.

На плоском экране монитора больше не велся обратный отсчет времени — новый год наступил, и он был выигран в плане перераспределения ресурсов Мира.

Вот только какой ценой?

Людей не осталось. Прошло трое суток, но назад не вернулась ни одна из штурмовых групп. Это означало одно: они погибли, выполняя свои долг, но перед кем?

Николаю становилось жутко от собственных мыслей.

Он отправил в бой всех — отсеки жилого модуля остались пусты, и лишь в медицинском модуле продолжали формирование тела двух десятков репликантов.

Кем они станут, когда вырастут и очнутся? Ростком нового поколения, которому уготована иная судьба?

Едва ли…

Николай уже не верил в собственную мечту.

Она рушилась, как карточный домик, многолетняя борьба оборачивалась отчаянием, моральным тупиком, он остался совершенно один…

ИПАМ слышал его мысли, но маленький советник, все эти годы не отступавший ни на шаг от своего хозяина, придерживался иного мнения относительно дальнейших перспектив.

Пришла пора, которой он ждал.

Беззвучно заработав микродвигателями, сфероид воспарил в дальнем углу комнаты, где имел обыкновение прятаться от посетителей. Даже легендарный Ван Хеллен не знал о его существовании — Николай заботился о сохранении полного инкогнито своего маленького кибернетического друга, понимая, что нормально воспринимать присутствие ИПАМа, а тем более прислушиваться к советам кибернетического рассудка могли разве что репликанты, которые не чурались техники, а понимали ее.

Взглянув на матово отблескивающий шар, Астафьев с горечью подумал, что теперь тому можно не прятаться.

— Настали новые времена, Ник, — осторожно произнес ИПАМ. — Ты прав, теперь мне незачем скрываться, но не все так плохо, как рисует твое воображение.

— Что, например? — Николай поежился, будто ему стало холодно, хотя система подогрева воздуха работала исправно, поддерживая в отсеке нормальную темпера гуру.

— Автономные механизмы закончили восстановление оранжереи. Культуры бактерий готовы, их следует всего лишь выпустить в емкости.

— У нас и без того достаточно ресурсов, — неприязненно ответил Астафьев. Он понимал, что глупо винить ИПАМ в том, что не вернулись ушедшие в смежный сектор люди, но не было в душе радости победы, купленной такой непомерной ценой, а обилие ресурсов вызывало глухое раздражение, мысли бились в тупике сознания, не находя выхода…

— Мы проиграли… — глухо произнес он.

— Ты алогичен, — упрекнул его сфероид, подлетев к столу. — Глупо впадать в депрессию, когда остается сделать последний шаг к свободе.

— О чем ты? — не понял его Астафьев.

— О свободе. О новой жизни, без схваток с Чужими, о поколениях, которые вырастут без войны.

Слова ИПАМа вливались в рассудок, словно яд, но Ник слишком хорошо знал — ИПАМ никогда не произносит пустых фраз, и это настораживало, заставляло разум невольно мобилизоваться.

— Говори толком, что ты задумал?

— Я ничего не задумываю, — ответил сфероид, переместившись к самому уху Николая, будто разучился общаться мысленными образами. — Я лишь даю тебе информацию, а как ею распорядиться, всегда решаешь ты, верно?

— Хорошо, не будем препираться. Говори, что нового ты разузнал?

— Помнишь, я докладывал тебе о резервной навигационной рубке?

— Да. Кажется, я отправил туда указанные тобой ремонтные механизмы.

— Верно. Теперь она восстановлена, и я могу продемонстрировать тебе окружающий космос.

— Зачем?

— Мы дрейфуем в системе звезды, — многозначительно ответил ИПАМ. В воздухе внезапно возник голографический дисплей, на виртуальном экране которого появилось изображение яркой, слепящей глаза горошины.

— Это энергия, Ник. Море, океан лучистой энергии, которой с избытком хватит не только для обогрева и освещения отсеков, но и для нужд всех систем нашего сектора.

— Ты знаешь, как ее следует собирать? ИПАМ сделал в воздухе мертвую петлю.

— Обшивка корабля сама поглощает энергию, нужно лишь включить в работу резервные накопители. Теперь сложи появившиеся возможности. У нас есть энергия, есть восстановленные гидропонические отсеки, и… Николай поморщился.

— Дело за малым, — прервал он ИПАМа. — Убить всех ксенобиан, чтобы они не вторглись сюда и не сделали этого с нами.

— Нет. Никого не нужно убивать, Ник.

— То есть?

— Мы можем избавиться от них. Навсегда. — Сфероид вновь завис над столом напротив Николая. — Ты посылал меня проверить состояние всех узлов и агрегатов, расположенных между нашей частью Мира и смежным сектором.

— Да, я помню.

— Теперь я скажу главное. Дам тебе новую информацию, а ты решишь, как распорядиться ею.

— Говори.

— Много лет назад ты ошибочно назвал термином «Мир» то, что на самом деле является космическим кораблем. Тебе ведь понятен термин «космический корабль»?

Астафьев кивнул. В последнее время он, с подачи ИПАМа, усвоил много новой для себя технической информации.