Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Здорово, правда! — нарочито бодро выкрикнул Серж. — Круче, чем в Диснейленде!

— Какого хрена, русский? — сипло прокаркал Штайнер, облизнув высохшие растресканные губы.

В тяжело вздымавшейся груди немца что-то шипело и булькало, а когда он попытался податься всем телом навстречу Сержу прямо из черного схваченного подсохшей сукровицей отверстия в середине грудины, плеснул фонтанчик темной густо-вишневой крови.

— Ого, какой хороший у вас гемоглобин! — продолжал балагурить Серж, резкими точными движениями ножа вспарывая тигровый комбинезон вокруг раны, обнажая обильно поросшую рыжим волосом грудь капитана. — Кровь прямо черная! Как вам только удается? Небось, красное вино постоянно пьете?

От его неосторожного движения немец в голос вскрикнул и страдальчески закатил глаза, лоб его покрылся крупными каплями пота.

— Больно, конечно, больно, — успокаивающе забормотал Серж. — Но надо терпеть, надо терпеть… Нужно осмотреть и перевязать вашу рану…

Штайнер ничего не ответил, лишь сильнее закусил зубами губу, так что по небритому подбородку поползла капля крови, он не кричал и не вздрагивал, порой Сержу казалось, что он выковыривает обгоревшие куски ткани не из раны живого человека, а из учебного манекена, предназначенного для студентов-медиков. Лишь по сузившимся в две черные точки зрачкам, да градом катившемуся по лицу поту можно было судить о том, какие нечеловеческие страдания испытывает сейчас немец.

Рана ему не понравилась. Судя по всему, было задето легкое, воздух при каждом вдохе и выдохе раненного со свистом вылетал из черной с покрасневшими вспухшими краями дыры, пузыря вяло сочившуюся кровь. В первую очередь следовало как-то закрыть рану, прекратив эту ненужную вентиляцию. Вырвав из нагрудного кармана медицинский пакет, Серж зубами разорвал прорезиненную упаковку и, вывернув ее внутренней стерильной стороной вверх, наложил на рану, теперь доступ воздуха в грудную полость был перекрыт и лейтенант, облегченно вздохнув, принялся сноровисто приматывать серый лоскут упаковки бинтами.

— Ну вот и все, — проворчал он себе под нос накрепко затянув последний узел.

— Что дальше, русский? Попрешь меня на себе?

Серж лишь согласно кивнул, прикидывая как бы поудобнее ухватить грузное тело капитана, чтобы не потревожить рану и иметь хотя бы одну свободную руку для винтовки.

— Дурак! Вдвоем не уйдем! Спасибо за помощь, а теперь беги отсюда, я прикрою, — прохрипел немец, делая попытку дотянуться до своей винтовки.

Серж отрицательно мотнул головой и, ухватив Штайнера за плечо, принялся пристраивать его себе на закорки.

— Уходи, идиот! Все равно меня не вытащишь. Уходи! Это приказ, лейтенант!

— Заткнись и не мешай! — оборвал его Серж, кряхтя от натуги взвалив немца на спину.

Пошатываясь, он сделал первый пробный шаг, потом еще один, девяностокилограммовая туша немца давила на плечи, ноги его постоянно съезжали.

— Держись крепче, фриц! Будем играть в лошадки!

— Я не Фриц, — удивленно выговорил Штайнер, вцепляясь ему в плечи.

— Фриц, не фриц, один хер, — натужно просипел Серж, пытаясь перейти на бег.

Ничего путного из этого конечно не вышло, слишком тяжел, оказался немец, Серж еле-еле ковылял под таким грузом, но упорно не бросал свою ношу, шаг за шагом продвигаясь вперед. Шел он не обратно вдоль по руслу, а круто забирал в непролазный бурелом джунглей, справедливо полагая, что при таком темпе передвижения конголезцам ничего не будет стоить его нагнать, и единственный шанс спастись для них, это укрыться глубоко в лесу в стороне от места боя. Теперь выстрелы слышались все реже, а когда все же доносились, то звучали уже не сзади них, а где-то впереди и сбоку, похоже преследователи проскочили то место, где они покинули русло и теперь увлеченно добивают удравших вперед жандармов. Однако успокаиваться и поздравлять себя со спасением, было еще слишком рано, требовалось как можно дальше углубиться в лес, оставив между собой и преследователями хотя бы пару-тройку километров. Потом можно будет остановиться, передохнуть и решить, как же действовать дальше.

Молодой и выносливый организм Сержа продержался почти полтора часа, после лейтенант понял, что идти дальше без отдыха уже не в состоянии. Несколько раз он падал, и лишь неимоверными усилиями ему удавалось подняться. Штайнер наверняка испытывал жуткую боль, но, ни словом, ни жестом, ни разу не показал этого, лишь изодранные в кровь искусанные губы свидетельствовали о его муках. Наконец, в очередной раз, споткнувшись о вылезший из земли корень и с размаху сунувшись лицом прямо в нестерпимо воняющую гнилью жидкую грязь, Серж так и не смог подняться. Взвыв от бессильной злости, он сбросил с себя тело немца и тяжело перевалился на спину, хрипло и загнанно дыша, жадно хватая ртом влажный воздух.

— Оставь меня, русский, оставь меня здесь… Все равно ты меня не дотащишь… — чуть-чуть отдышавшись прохрипел Штайнер.

Серж молча мотнул головой, сил отвечать уже не было.

До наступления темноты они сумели пройти еще около двух километров и Серж, поняв, что им все же удалось оторваться от преследования, рискнул развести костер. Спрятанный в на скорую руку вырытой яме костерок весело зашипел, вскидывая к потемневшему небу искры, даря тепло и уют измученным людям. Осмотрев все свои карманы, Серж отыскал лишь два квадратных армейских сухаря, у капитана нашлась пачка галет.

— Да ужин сегодня не богат, но медики говорят это даже полезно, — балагурил Серж, чувствуя, как ноет от усталости все тело, понимая, что завтра любое движение будет вызывать невыносимую боль в перетруженных мышцах. Сможет ли он и дальше тащить на себе капитана?

— Оставил бы ты меня здесь, Снежок, — будто читая его мысли, выдохнул Штайнер. — Если уж тебе так хочется спасти мою шкуру, то можешь просто вернуться за мной из Кабванга, с носилками и доктором.

Серж отрицательно мотнул головой.

— Так будет даже лучше… — настаивал немец. — Ты только напрасно мучаешь меня, волоча на спине. Я спокойно дождусь тебя здесь. Тут всего каких-нибудь десять миль по прямой. Если выйдешь с утра налегке, то к ночи уже сможешь за мной вернуться. А будешь и дальше переть на себе эту жирную задницу, — он с кривой ухмылкой хлопнул себя по ляжке. — Так и за несколько дней не доберемся.

В словах старого немца был определенный резон, и Серж невольно с ним согласился, к тому же подсознательно он и сам понимал, что вряд ли даже чисто физически выдержит десятимильный переход по джунглям с капитанской тушей на закорках.

— Ладно, утром подумаем, — неопределенно кивнул он Штайнеру. — Может быть, так и сделаем.

Немец разом приободрился и принялся рассуждать о том, как вернее и короче будет добраться отсюда до города. За этим разговором они, сжевав сухари, и уснули, вымотанные до предела выпавшими на их долю за этот день испытаниями.

Ночью Серж проснулся от громкой брани на немецком языке. Штайнер метался в бреду, тускло мерцающие угли костра освещали его искаженное яростью, покрытое мелкими бисеринками пота лицо.

— Атака! — в полный голос ревел капитан. — Поднимайтесь трусливые свиньи, всыпем Иванам, чтобы помнили, с кем связались. А потом будем драть ихних Машек! Подъем, ублюдки! Вытряхните из штанов дерьмо и вперед! До Волги всего сотня метров! Вперед!

Он яростно скрежетал зубами, раздавая команды, кого-то нещадно матеря, пытался вскочить на ноги, но каждый раз лишь бессильно откидывался обратно на траву. Лоб Штайнера просто пылал жаром, повязка закрывавшая рану сбилась и из-под нее вновь начала сочиться сукровица. Не зная, чем помочь раненому, Серж наугад скормил ему несколько таблеток из аптечки, силой влил в глотку немного воды из фляги, стер с лица выступившую испарину. Больше ничего сделать он не мог. Лишь под утро немец забылся тяжелым сном, и то постоянно вздрагивал всем телом и жутко скрипел зубами. Теперь, о том, чтобы оставить его в джунглях одного дожидаться помощи не могло быть и речи, впавший в беспамятство капитан стал бы легкой добычей для любого хищного зверя, а мог и попасть в руки патрулей конголезцев или дикарей. Как ни тяжело было, но пришлось вновь тащить немца на своей многострадальной спине. Теперь это выходило гораздо хуже, так как выпавший из реальности Штайнер, совершенно не мог самостоятельно держаться, а порой даже порывался напасть на своего спасителя.

Серж шел, отупев от усталости, практически ничего вокруг не замечая, раскачиваясь из стороны в сторону будто пьяный, падал и снова поднимался.

— Чертов ублюдок, — хрипел он, взваливая на спину отяжелевшее горящее жаром тело. — Какого хрена ты до сих пор не умер?! Какого хрена я должен тебя тащить?! Сука! Сволочь! Долбанный фашист!

Немец не отвечал, лишь изредка тихо постанывал, беспомощно перекатывая в такт шагам упиравшуюся Сержу в плечо голову. На одном из привалов он все же пришел в себя, удивительно ясным взглядом посмотрел в лицо Сержу и четко произнес: