Семь главных игр в истории человечества. Шашки, шахматы, го, нарды, скрабл, покер, бридж - Оливер Рейдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда Тезауро выбросил две пятерки, снял с доски все оставшиеся фишки и выиграл партию. В долгосрочной перспективе везенья не существует. В краткосрочной нет ничего, кроме везенья.
Еще долго после того, как мои записки для этой главы были завершены, я не мог перестать играть. Я перечитывал книги Роберти и до глубокой ночи смотрел видеозаписи турнирных партий Мотидзуки. Я прочесывал YouTube в поисках малоизвестных британских документальных фильмов о нардах. Я приценивался к дорогим наборам и учил игре всех друзей, готовых меня слушать. По ночам я играл на сайте Backgammon Galaxy, который посещали многие из лучших нардистов в мире. Я корпел над отчетами о своих промахах, выдаваемыми XG, пытаясь учиться у искусственного интеллекта. Шанс поймал меня в свои силки. Не думаю, что я обольщался – сходясь в онлайновом поединке с машиной или сильными игроками, я не рассчитывал на победу. Но моя игра действительно становилась лучше. Я научился замечать больше паттернов, двигать фишки более эффективно и чаще идти на оправданный риск. Я стал понимать, что привлекательность этой игры (как и метод, используемый для обучения играющих в нее систем ИИ) заключается не в победах, а в процессе обучения.
Через несколько недель после нашего интервью я случайно увидел чемпиона мира Билла Роберти в баре на Гарвардской площади. Через 45 лет после того, как он научился играть, Роберти с небольшой командой сидел там и играл в нарды. Над доской свободно перепархивали двадцатидолларовые купюры, и стук костей раздавался среди пивного гвалта холодного вечера.
Покер
На пользу людям, да и мне, мои познанья
Должны идти, как и мое образованье.
– АННА БРЭДСТРИТ, «ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА ЧЕЛОВЕКА»Всего их пять, и сейчас они раскиданы по разным уголкам мира. Одна висит в Париже, в Музее Орсе. Вторая находится в легендарной коллекции Фонда Барнса в Филадельфии. Третья – в лондонской Галерее Курто. Четвертая, по-видимому, где-то в Дохе, так как ее приобрела королевская семья Катара за четверть миллиарда долларов. А пятая висит в музее Метрополитен в Нью-Йорке, где я недавно обратил на нее внимание.
Считается, что хранящаяся в музее Метрополитен версия «Игроков в карты» Поля Сезанна является первой работой этой серии. Это небольшая картина – она могла бы почти целиком уместиться в большой коробке из-под пиццы. И еще она безрадостная. Трое мужчин в шляпах, играющие в карты за столом, печально опустили глаза. Они находятся в помещении, но одеты в толстые куртки, защищающие их, судя по всему, от сырых незримых сквозняков. Только один стоящий позади них человек, зритель со скрещенными на груди руками и трубкой во рту, проявляет интерес к карточной игре – выражение на его лице можно интерпретировать как улыбку. Остальные играют так, будто их обуревает угрюмая одержимость. Главная горизонтальная ось картины, формируемая карточным столом и руками игроков, слегка искривлена, что создает ощущение движения – вращения по часовой стрелке, как у монеты или покерной фишки, крутящейся перед тем, как лечь на столешницу.
Рядом с картиной, когда я увидел ее в зале номер 826, висели другие полотна Сезанна, среди которых был «Натюрморт с яблоками и грушами». Надо сказать, сезанновское яблоко кажется более реальным, чем настоящее, точно так же, как и сезанновская карточная игра, которая больше похожа на игру, чем игра настоящая. Однажды Сезанн отметил в письме, что художник, когда пишет с натуры, должен отыскивать «цилиндр, сферу, конус». Другими словами, модернист должен находить истинные молекулы, составляющие предмет, его простейшие геометрические формы.
На первый взгляд покер – это тузы и короли, фишки и деньги, ставки и блефы. Но в высшем своем выражении, когда в него играют так, будто это современное искусство, покер строится на элегантной математике теории игр, впервые сформулированной примерно 70 лет назад гениальным лауреатом Нобелевской премии. Это и есть цилиндры и конусы игры, ее простейшие геометрические формы.
Сезанн мастерски раскрывал элементарные основы в предметах, которые рисовал. По словам искусствоведа Роберта Хьюза, «именно сложение и взвешивание вариантов делает стиль Сезанна таким конкретным: ломаные контуры, параллельные мазки – это символы выверенности в хаосе сомнений».
Выверенность среди хаоса сомнений. Что может быть лучшим описанием игры в покер?
Когда самолет приближается к Лас-Вегасу с востока в ясную погоду, вы видите в иллюминаторе как каменистая пустыня сменяется бескрайним морем домов с крышами медного цвета. Они похожи на монетки в пересохшем колодце, куда их бросают, загадывая желания. Первое, что я услышал, ступив на землю пустыни, был вопрос таксиста: «На эти покерные дела приехали?» Да, я приехал на эти покерные дела.
Копия французского идола модернизма, Эйфелевой башни, (в половину натуральной величины) вздымается на 165 метров над гостиницей Paris Las Vegas Hotel. Я заселился туда недавним летним днем, чувствуя себя уверенно с $3000 в кармане – это была часть аванса, выплаченного мне за эту книгу. По-моему, притягательность покера высшего класса для журналистов очевидна. Больше всего журналисты жаждут доступа. Мы хотим попасть за кулисы. А покер в принципе демократичен. Поднакопив денег, вы можете сесть за стол в буквальном смысле. Здесь нет ни ложи для прессы, ни бархатных канатов, ни аккредитационных удостоверений на шее. Журналисту было бы
