Ода на рассвете - Вирсавия Мельник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леониду потребовалось несколько минут, чтобы собрать себя. Он вернулся к Пировым. В машине были только Лена и водитель. Генерал с улыбкой на лице, в сопровождении председателя, толстого и упругого человека, вышел из дома управления к машине. Леонид понял, что прошло далеко не пара минут, пока он смог успокоиться и снова посмотреть на тот край улицы.
Пиров с честью представил председателю свою жену. Та натянуто улыбнулась. Садовский не мог уже видеть ее лица, но он точно знал, что она улыбнулась в этот момент, и улыбнулась именно так- натянуто.
В багажник машины был положен ящик с бутылками, как дар и знак глубокого уважения от председательского совета поселения. Товарищи и блюстители порядка и организации прелюбезнише распрощались. Двигатель под чёрным капотом зарычал, и НАМИ понес Пировых дальше.
“Что ж, Лена, надеюсь, ты счастлива. До чего же ты меня довела! Я своими же руками освобождаю своего лютого врага, который завтра же, если не сегодня, поймает, арестует, а там и расстреляет меня. И для чего мне всё это? Всё лишь для одного, чтобы ты была в безопасности и была счастлива.
Видел я тебя в последний раз. Увидеть ещё раз, хоть из-за угла, я не имею право надеяться.
Лена, ты свободна, и ты никогда, клянусь тебе, никогда не узнаешь, чего мне стоила твоя свобода.”
Уложив драгоценности в ящик для посылок, Леонид непромедлительно отправил его в сопровождении анонимного письма, отвечающего предыдущему, товарищу Зосимову. Садовский был уверен: всё идёт как нельзя лучше.
Он взял за гроши у трактирщика комнатушку. Из своей сумы Садовский вынул бутылку вина, наполненную только на четверть. Теперь, со спокойной совестью, он мог выполнить давешнюю просьбу Елены. Он выпил за ее счастье.
“На сегодня достаточно дел, остальное- завтра”, — решил командир и устроился на своей кровати с соломенным матрасом. Стоял невыносимый запах разлагавшейся мышьятины, а, когда стемнело, грызуны пищали, бились, бегали, кувыркались. Сон Леонида ничто не могло нарушить. Впервые за столько времени он спал спокойно и крепко.
Рано утром, далеко до петухов, Садовский был в полном сборе, а на кровати лежало готовое письмо. Оно снова было анонимным. Оно было его и адресовалось местному властвующему аппарату. Леонид пробежался по нему глазами, чтобы ни было ни одной зацепки или запятой. Их не оказалось. Оно и хорошо.
«Остался всего лишь один шаг», — подытожил командир, отправляя письмо в конверт.
В трактире стали тарахтеть двери и стулья. Поднялся шум, который мог предзнаменовать только одно- взвалилось стадо мужиков и все они требуют поила.
— Коля, причина же есть!
— Николай, помилуй, — молились они.
— Я требую! — и начались уже угрозы.
Трактирщик кряхтел и потел, бегая от кладовой к кухне, от кухни к столам.
— Что случилось, Коля? — перехватил Садовский трактирщика в коридоре.
— Да вот, вчерашняя легенда, генерал то бишь, вечером сорвался с обрыва. Все на смерть. Сегодня были солдаты от товарища Зосимова, всё доподлинно рассказали и выпили заодно за упокой душ, так сказать. Трое, и все насмерть. Повод есть теперь у этих трудяг.
— Как насмерть?! — во мгновение ока кровь до капли застыла в жилах Садовского.
— Как это обычно бывает. Бух о скалы и всё! Человеку много не надо.
— Но откуда скалы?! Они должны были ехать другой дорогой!
— Так решил генерал, чтобы быстрее добраться до поместья этих пресловутых… Моховых, вот. Водитель не справился с управлением, так что…
Леонид впервые почувствовал, что ему не хватает воздуха, что здесь невыносимо душно и противно.
— Ты что-нибудь будешь? — в таком же бодром расположении духа спросил трактирщик.
— Да. Водки! — потребовал Леонид.
— Сколько тебе? Имею только бутыль, так что на много не рассчитывай.
— Тащи всё.
— Всё?
— Да! У меня тоже повод есть!
— Слушаю, слушаю, — засуетился Коля.
Садовский закрыл за собой прогнившие двери и наступил на мышиный хвост. Животное запищало и скрылось в своей норке.
К нему постучали.
— Принимайте, — сказал трактирщик.
Леонид взял бутыль и рассчитался с Николаем.
Он остался один. Недолго думая, Тихон взвалил бутыль на кровать и стал расковыривать горлышко.
«Нет! Так не пойдет, — остановил он сам себя. — Сначала нужно выбраться отсюда. Это западня! Воздуха мне! Бежать!»
Пользуясь моментом, что все заняты и далеко не трезвы, командир незаметно со своей поклажей вышел через служебный вход. Теперь ему ничего не нужно было. Теперь ему на всё начихать. Теперь он шел назад. Одна мысль, что в ноше есть противоядие от всего и, что, чем быстрее он уйдет, тем быстрее припадет к нему и забудется, тешила его.
Садовский шел, шел быстро и стремительно, ничего не чувствуя и ничего не понимая.
— Да, был, был, мужики, тут один странный мужик, — распинался Коля перед новыми посетителями трактира, ведя их по узкому, оплеванному коридорчику. До самой комнаты, которую взял Садовский, они дошли организованно тихо.
— Эта? — спросил взглядом Владимир, указывая на дверь.
Коля с облитым потом лицом кивнул.
Бравые ребята ввалились в коморку, … но она оказалась пуста. Только несколько мышей выпрыгнули из измятого одеяла.
— Где же он? — напрыгнул на бедного трактирщика Владимир. Лицо его было до неузнаваемости противным.
— Я… — испугался Коля. — Откуда мне знать?! — собрался он с духом. — Он был только что здесь. Я ему целый бутыль водки принес. Не мог он исчезнуть, с бутылем-то. Какой нормальный мужик стал бы уходить, если можно не уходить? Он все расспрашивал про трагедию эту с Пировым, а потом водки потребовал, мол, тоже повод есть, — развел руками трактирщик.
Владимир его выслушал и посмирнел.
— Ребята, — приказал он своим, — обыщите поселок! Не мог он далеко уйти. Да смотрите! Это наш последний шанс! — на нем передергивался каждый нерв, и он еле-еле справлялся с напряжением. — Он был один? — спросил Владимир ещё у Николая.
— Один.
— Странно. Где же все?
— Э… Кто?
— Мы ещё придём, — переключился Владимир. — Будь на чеку. Сослужишь хорошую службу. Если объявиться, задерживай как можешь. Если узнаешь где он, то доложишь. В награде не пожалею. Понял?
— Ага, — все ещё соображал Коля, что от него требуется, и, пока он всё-таки догнал, то все уже разошлись.
К вечеру, сошлись, как договаривались, к Коле, усталые и удрученные.
— Ну, и как? — уселся последним за
