Операция «Экскалибур» - Уильям Кейт

Прежде всего ее очень заботило подавленное состояние, в котором тот находился весь долгий путь с Гленгарри до Таркада. Лори испробовала все средства, которые были в ее распоряжении, чтобы вывести его из депрессии, однако результат оказался плачевным. Грейсон все глубже погружался в свои мысли, а о чем он думал, было ясно без слов. Даром, что ли, то и дело поглядывал на свою искусственную руку. Далее, за весь перелет они почти не разговаривали — так, обменивались короткими фразами по пустячным поводам. Это в тот момент, когда он так сильно страдал душой. Прекрасная выдержка не всегда хороша — иной раз бывает лучше облегчить боль признанием, долгим разговором. В последнее время он даже позволил себе несколько раз нагрубить ей. Так, чуть-чуть, причем он тут же извинился, однако раньше за ним такого не наблюдалось.

Последние две ночи — уже на Таркаде — оказались самыми трудными. Лори душой чувствовала, что он пришел к какому-то решению. Длительная депрессия вылилась во что-то совершенно непредсказуемое. Это что, следующая стадия его выздоровления? Или все дело в визите странного подполковника из армии Лирсода? Тот явился два дня назад, поздно вечером. Извинился «за столь поздний визит» — у них здесь трудно понять, что значит «поздно», а что значит «рано» — и пригласил Грейсона на прогулку. Вчера он тоже появился, был более настойчив — заявил, что нуждается в уточнении некоторых подробностей, это, мол, необходимо сделать до начала официального слушания. Затем попросил майора Маккола сопровождать их.

Уже после первой прогулки Грейсон… стал сам не свой. Словно его энергией зарядили. Взгляд стал цепок, придирчив. После второго визита он, казалось, окончательно избавился от хандры. Стал весел, улыбчив, к нему вернулось чувство юмора. Казалось, можно только радоваться, однако Лори, глядя на веселящегося мужа, испытывала только страх.

Одним из самых нелепых мифов нового времени было считающееся само собой разумеющимся утверждение, что всякий пилот боевых роботов, пострадавший в бою и ставший инвалидом, в случае замены части его тела каким-нибудь искусственным органом постепенно сам становится машиной, бесчувственной и безжалостной. Говорили, что в таких случаях в его сознании начинают превалировать рациональные, вероятностные в математическом смысле мотивы и всякие «чувства» становятся для него шелухой. Ничего глупее выдумать было невозможно! Вероятно, кто-то из пострадавших пилотов попытался спрятаться за подобной маской, но таких были считанные единицы. Другие же испытывали страшные душевные муки от сознания своей неполноценности.

Если судить по Грейсону, то после ранения он, пожалуй, стал куда более эмоционален, чем раньше. К несчастью, эти переживания происходили по невеселому поводу, депрессия всегда вела к разрушению личности.

Случалось, безысходность пожирала последние остатки здравого смысла. Это было что-то похожее на раковую опухоль… Насколько Лори знала, Грейсон всегда был человеком, обращенным в себя, однако ранее подобная тяга к самоуглублению уравновешивалась тягой к любимой работе, громадным количеством забот, которые сыпались на него как из рога изобилия.

Сначала к его состоянию, в которое он впал после излечения, относились вполне терпимо — конечно, непросто для здорового мужика в расцвете сил почувствовать, что и рука у тебя не своя, что стал глух на одно ухо и реакция не та, что раньше. Однако со временем у Грейсона вдруг начали случаться вспышки гнева, то его в слезы бросит, то вдруг нападет истерика. Однажды на борту «Orion’а» им вдруг овладел беспричинный смех — он ржал как конь. Долго, взахлеб, хватался за живот… Такого с ним никогда раньше не случалось. Хорошо, что они были одни в каюте, и Лори с ужасом ждала, когда же кончится это безумие. Он хохотал более пятнадцати минут. Это было слишком даже для нее, однако она выдержала.

Как, впрочем, выдерживала и вспышки гнева. Однажды он пришел в такую ярость, что принялся изо всех сил стучать кулаками по переборке. Она и это стерпела, все время пыталась найти способ привести его в чувство, вернуть прежнего, энергичного, бодрого Карлайла. Пока ничего не удавалось. А тут на тебе! Явился какой-то громила-офицеришка, поговорил с мужем, и тот сразу расцвел.

В тот момент ее буквально сразила мысль: была ли она вообще, эта депрессия? Неужели Грейсон вел себя подобным образом, исходя из каких-то неведомых ей целей? Теперь здесь, на Таркаде, добился своего — и обрел прежнюю бодрость духа. Это уже было запредельно!.. Элен Джемисон, его лечащий врач, предупреждала Лори, что в поведении мужа возможны кое-какие странности, но не до такой же степени! Врач предупредила, что в первое время после пробуждения ото сна полковник будет старательно искать свою левую руку, которую приходилось выключать на ночь, чтобы не подсели батарейки. Да, подобные анекдоты с Карлайлом случались, но чтобы пятнадцать минут хохотать до упаду или изо всех сил колотить кулаками по стене — об этом Элен ни словом не упомянула.

Нельзя сказать, что он разлюбил ее. После выхода из лазарета в первые дни Грейсон был очень страстен, буквально ненасытен — женщину здесь обмануть очень трудно. Муж, безусловно, испытывал к ней сильную страсть.

Спустя месяц он немного утихомирился, начал как-то отдаляться от нее. Этому тоже было разумное объяснение — Элен Джемисон предупреждала ее, что мужчины по этой части куда более чувствительны, чем женщины-пилоты. В медицинской науке описаны подобные случаи, объединенные под общим названием «синдром переноса». Многие мужчины-водители на бессознательном уровне переносят часть своего "я" на машину. Словно робот является неким расширением его тела и личности. В некоторых историях болезни зафиксированы сны и причудливые фантазии, в которых пилот ощущает себя существом десятиметрового роста, обладающим гигантской силой, вооруженным с ног до головы, против него не может устоять никакой соперник. Выходя из рубки боевого робота, подобные типы чувствуют себя… уязвимыми, лишенными покрова, слабыми…

Однако Лори была уверена, что ее Грейсон подобным синдромом не страдает. Он был достаточно силен и уверен в себе, чтобы быть спокойным и за пределами боевой машины. Ему всегда хватало разума — при всей любви к этим безгласным, удивительным металлическим уродцам — видеть в них средство, но не цель жизни. Его целью был Легион, его безопасность и способность выжить. Даже скорее коллектив, спаянный этими машинами в нечто грозное, способное постоять за себя. Он никогда не верил в торжество одиночек, которые заполонили экраны тридивизоров. Этакие ухватистые, ухмыляющиеся по поводу и без повода супермены вызывали у него отвращение. В современной войне — явной и тайной — каждый участник не более чем солдат. Конечно, от него много зависит, но только тогда, когда он ощущает себя в строю. В противном случае ему долго не протянуть.

Так что с причинами, ввергшими Грейсона в состояние кризиса, все было ясно. Теперь этот внезапный поворот в его психологическом настрое, который случился после собеседования с неизвестным хлыщеватым подполковником.

На следующее утро — в этот день полковник Карлайл, барон Гленгарри, с супругой должны были предстать перед судом — Лори напрямую спросила мужа:

— Грейсон, скажи, что с тобой творится?

Карлайл расположился в противоположном углу спальни у огромного, в полный рост зеркала, где прилаживал к мундиру награды, полученные за долгие годы службы. Муж отложил последний наградной знак, подпер голову тыльной стороной ладони и долгим взглядом посмотрел на темный экран тридивизора. Затем глянул в зеркало — здесь их взгляды встретились. Муж спокойно выдержал ее взгляд, потом не спеша приладил последний орден, поднялся, надел парадный мундир полковника Легиона Серой Смерти, одернул полы. Лори неслышно вздохнула — все-таки он был чертовски красив! Мундир серый, с черными вставками. Таким же был аксельбант. Вся грудь в орденах, полученных почти от всех правительств Внутренней сферы, — эти награды переливались словно радуга. Особенно поражали холодным, изумительно ярким посверкиванием вставленные в благородный металл бриллианты.

Лори протянула к нему руки:

— Черт побери. Грей, я жду ответа! Так дальше продолжаться не может, ты совсем отдалился от меня.

— Лори… — начал он. Затем неожиданно замолчал и отчаянно потряс головой. Она заметила слезы в его глазах. Наконец он справился с собой.

— Иногда, любимая, самое лучшее помолчать.

Больше он ничего не сказал.

Что могли означать его слова? Что не желает говорить?.. О чем он не желает говорить?..

Она сумела справиться с дрожью, которая пронзила ее в тот миг.

Все-таки она была служака, нервы у нее были крепкие, а вот с рассудком проблемы, укорила она себя. Муж, скорее всего, намекнул, что всякий их разговор здесь, в номере, прослушивается. Что здесь невероятного? Об этом ей следовало подумать с самого начала, ведь лейтенант привез их в специально приготовленные для гостей помещения.