Темное обольщение - Бренда Джойс

Клэр прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Хотя Малкольм вновь заговорил на гэльском, она поняла вопрос. Моту пео Sibylla? — Морэй или Сибилла? Он хотел знать, кто выслал за ними силы зла.

Гигант недобро усмехнулся. Малкольм в ответ одарил его такой зловещей улыбкой, что Клэр сделалось не по себе. Она мысленно умоляла его пощадить пленника. Но Малкольм не внял ее мольбам. Он сильнее нажал на горло гиганта, и в следующее мгновение раздался хруст. Тем не менее, гигант, чья шея теперь была изогнута под неестественным углом, заговорил.

— Мой повелитель послал меня, — произнес он по-французски, — и он пошлет других. Ей негде от него укрыться.

Сказав эти слова, он оскалился, словно дикий зверь. На губах его застыла пена.

У Клэр перехватило дыхание, сердце бешено колотилось в груди, готовое в любое мгновение вырваться наружу. Малкольм убрал ногу с горла пленника. На лице его застыла свирепая маска, взгляд оставался холодным.

— Малкольм, не надо! — крикнула она, но, увы, слишком поздно.

На лице поверженного гиганта застыл оскал. Лицо его превратилось в маску, широко раскрытые глаза остекленели, сделались безжизненными.

Охваченная ужасом, Клэр соскользнула с лошади и зашагала к лесу, где опустилась на колени, ожидая, что ее вот-вот вырвет. Ей было слышно, как Малкольм отдает приказы, как его воины вновь садятся в седло. Боже, чему она только что стала свидетелем? Что он сделал? В следующее мгновение она услышала, как Малкольм подошел к ней и встал рядом:

— Ты меня не послушалась!

Поняв, что ее все-таки не стошнит, Клэр обернулась. Малкольм протянул ей руку. Лицо его приняло прежнее выражение. В нем больше не было свирепости, одна лишь суровость. От протянутой руки Клэр отказалась и, шатаясь, кое-как поднялась на ноги сама.

— Что ты с ним сделал?

Он в упор посмотрел на нее:

— Я дал клятву искоренять зло. Он — демон. Мы не имеем права оставлять демонов в живых. Стоило мне отвернуться, как он тотчас бы тебя убил.

— Но ведь он умер вовсе не оттого, что ты сломал ему шею, — сказала Клэр, задыхаясь, словно от быстрого бега.

— Нет.

Боже, ужаснулась она про себя, а вслух спросила:

— Что ты с ним сделал? Высосал из него жизнь? Малкольм на мгновение отвернулся, затем вновь посмотрел на нее:

— Нам пора.

Было видно, что он раздражен. У Клэр же был свой взгляд на ситуацию.

— Признавайся, ты убил этого монстра при помощи некой кинетической энергии.

Малкольм не ответил. Впрочем, его молчание было красноречивей любого ответа.

— Кто ты? — выкрикнула Клэр.

Айона протянулась лишь на несколько миль в длину и примерно на столько же в ширину — невысокие, окаймленные песчаными пляжами зеленые холмы, по которым бродили овцы. Чем скорее ладья, в которой они сидели, приближалась к берегу, тем плотнее Клэр закутывалась в плащ. Дул пронизывающий ветер, и она продрогла до костей.

Малкольм убил это существо взглядом.

Значит, он тоже наделен сверхъестественной силой.

Кто же он тогда такой!

Она перевела взгляд на Малкольма — тот стоял на носу ладьи. Прошлую ночь напролет он просидел без сна, чтобы никто не посягнул на ее жизнь. Нет, он не просто защищал ее от сил зла. Он сделал для нее гораздо больше.

И все-таки зло разгуливало на свободе. Этот гигант не принадлежал к роду человеческому. Клэр закрыла глаза. Она еще была не готова произнести слово "демон", даже мысленно, про себя. В следующее мгновение она почувствовала, что Малкольм стоит рядом, и подняла глаза. Он смотрел на нее с неподдельной озабоченностью во взгляде, — впрочем, такое выражение лица было ей уже хорошо знакомо.

— Прости, — хмуро произнес он, — я не хотел, чтобы ты это видела.

— Скажи мне, — прошептала она.

— Не могу. Не имею права.

— Но ведь ты мне уже многое рассказал! Малкольм не торопился с ответом. Было видно, что он колеблется.

— Кому я это потом могу рассказать, папе римскому?

— Я бы не советовал тебе так шутить, — резко оборвал он ее.

Клэр тотчас напомнила себе, что в те времена ересь была в христианском мире самым тяжким преступлением, за нее карали куда более жестоким образом, нежели за колдовство. Любой католический священник, стань он свидетелем того, чему только что стала свидетельницей она, непременно счел бы Малкольма еретиком и колдуном. Страшно представить, какая бы кара постигла его тогда. В лучшем случае его бы отлучили от церкви и отправили в изгнание.

— Я просто пытаюсь понять, — сказала она. — И если ты мне все честно расскажешь, возможно, это поможет мне не сойти с ума.

Он сел рядом с ней на скамью.

— Димханаин — не единственные, кто произошел от богини Фаолы, — произнес он негромко, насупив брови. — В жилах каждого Магистра течет капля ее крови.

Клэр с трудом удержалась, чтобы не прыснуть от смеха.

Ну, кто бы мог подумать! Перед ней — очередной потомок древних богов! А почему бы нет? Как ей это сразу в голову не пришло? Она зажала ладонями щеки — те горели огнем.

Нет, истерика или нервный срыв ей сейчас ни к чему.

— Зло родилось вместе с Адамом и Евой, еще в древние времена, — хмуро произнес он, устремив взгляд на нос ладьи. — Тогда же Древние поняли, что для борьбы со злом нужна особая раса воинов. Фаола одарила своей милостью не одного короля.

Боже праведный! От шока и ужаса у нее перехватило дыхание. От ее былой решимости воспринимать его слова и лучшем случае как волшебные сказки ничего не осталось. Она смотрела на него в упор и пыталась совладать с мыслями. Малкольм обладал магической силой, рационального объяснения которой у нее не находилось.

И еще он был чертовски хорош.

— То есть ты наполовину бог, наполовину человек?

— Нет. Между мной и Фаолой три поколения, красавица. Я ее правнук.

Что ж, если ему хочется, пусть он считает себя правнуком богини. Только пусть не рассчитывает, что она ему поверит. Случившемуся наверняка имеется некое рациональное объяснение.

— То есть ты высосал из этого человека жизнь точно так же, как это делают демоны?

Малкольм встал во весь рост:

— Может ли бог забирать и давать жизнь? Магистр может ее забрать, красавица. И лишь некоторые, которые в меньшинстве, способны ее давать.

— О боже! Значит, ты тоже можешь давать жизнь? — вскрикнула Клэр, потрясенная до глубины души.

— Нет, но я умею исцелять раны. Однако каждый Магистр наделен способностью отнимать жизнь. Иначе бы на меня не пал выбор.

Увы, наконец-то в его словах появился смысл. Дар распоряжаться жизнью и смертью — самый главный, и он наверняка принадлежит богу или богам. Раса воинов, если боги создали ее для борьбы со злом, наверняка, пусть даже частично, должна обладать этим даром.