Училка - Марина Львова

— Заходите. — Мужчина распахнул дверь в маленькую палату.

Настя вошла вслед за ним и с недоумением оглянулась. Нет, он, конечно же, ошибся. Эта женщина с голубовато-серым лицом была ей незнакома. У кровати стояли мигающие разноцветными лампочками приборы, к рукам тянулись какие-то тонкие трубки, был слышен равномерный, чуть лязгающий шум работающего механизма. Руки женщины безвольно лежали поверх одеяла. И тут Настя увидела знакомый чуть заметный шрам на руке женщины. У Галки был точно такой же, она сильно порезала руку, когда они на первом курсе поехали осенью на уборку картофеля. Тогда еще пришлось везти ее в районную больницу, чтобы остановить кровь.

Настя взглянула на иссохшее лицо женщины, она ничем не напоминала Галку, спутанные волосы рассыпались по подушке, закрытые глаза с сине-голубыми веками, мертвенно-бледные губы, страдальческие складки у рта.

— Сядьте, вот стул. — Мужчина, о присутствии которого перепуганная Настя почти успела забыть, подтолкнул ее к стулу и слегка надавил на плечо, принуждая сесть. Самое время, так как внезапно ноги у Насти ослабли и задрожали. — Посидите пока тут, потом я зайду за вами.

Мужчина вышел, и Настя осталась наедине с Галкой. Когда Насте удалось немного успокоиться, она передвинула свой стул поближе к кровати, села рядом с неподвижно лежащей сестрой и осторожно обняла ладонями ее безжизненную руку.

Позднее она даже не смогла вспомнить, сколько времени она провела в палате. Входили и выходили медсестры, меняли капельницу. К вечеру в палате появилась Ирина. При виде Галки она заплакала, даже не пытаясь скрыть своих слез и своего испуга.

Вошла медсестра в сопровождении врача, с которым утром сцепилась Ирина в приемном покое. На этот раз он был с ними предельно вежлив, по его просьбе Ирина и Настя вышли в коридор.

— Когда ты поедешь домой?

— Позвонить нужно маме, надо узнать, как она с детьми справляется, мне завтра еще и в школу идти.

— Господи, как ты умудряешься сейчас обо всем помнить!

— Просто ты только что вошла к ней, потому и испугалась, а у меня целый день был, чтобы собраться с мыслями. Не знаешь, где тут можно найти телефон?

— Ой, Настя, ты все-таки упертая. Да звонила я твоей маме. — Ирина достала из сумочки пудреницу и, глядя в зеркало, вытерла слезы, стараясь при этом не размазать тушь на глазах. — Все у них в порядке: Марьяшка из школы вернулась, Кирилл поел, а днем спал. Мама твоя договорилась — завтра его в вашу школу возьмут. Класс твой брошенным не остался: заменяют пенсионерки, приятельницы твоей мамы. Скажи мне лучше, что мы с тобой дальше делать будем?

— Если мне завтра не нужно выходить на работу, то тогда я останусь с Галкой. Вдруг она ночью придет в себя?

— У тебя сил хватит?

— Конечно. Ты поезжай домой, а я тут посижу.

— На, возьми, я продукты привезла и термос с кофе.

— Спасибо, Ириша, только мне совсем есть не хочется, я лучше потом поем.

Ирина поцеловала Настю на прощание и ушла. Настя снова заняла свое место около кровати. Заострившееся серое лицо Галки уже не вызывало у Насти страха, она гладила Галкину руку, разговаривать с ней, как советовала это делать медсестра, у Насти уже не было сил, да и голос охрип, в горле у нее пересохло.

— Вы все еще здесь? — Неожиданно раздавшийся сзади резкий мужской голос заставил Настю вздрогнуть. — Если я разрешил вам остаться сегодня утром, это совсем не значит, что можно было сидеть здесь целый день.

— Но вы же не выгоните меня на ночь глядя?

— Чисто женская логика. Тогда пойдемте со мной, так и быть, напою вас чаем.

Настя послушно встала и пошла было за ним, но в самый последний момент вспомнила о сумке, оставленной для нее Ириной.

Она вошла в маленькую комнатку, где на подоконнике закипал электрический чайник. На столе, покрытом старой, потрескавшейся клеенкой с синими цветочками, на тарелке лежали два бутерброда с полузасохшим сыром.

— Проходите, садитесь к столу, чай будет сейчас готов…

Настя подошла к столу и стала выкладывать на стол продукты, оставленные для нее Ириной.

— Ничего себе, — присвистнул от удивления мужчина. — Так это еще надо выяснить, кто кого пригласил на чай и кто кого кормит.

— Спасибо вам.

— За что?

— За то, что позволили мне остаться.

— А разве бы вы ушли, запрети я вам остаться?

— Нет.

— Я так и понял, что вы более решительно настроены, чем ваша говорливая подружка.

— Ирина хорошая…

— Я и не собираюсь утверждать обратное. Давайте просто будем пить чай и есть наши бутерброды. Мы с вами сегодня достаточно устали. Между прочим, меня зовут Федор.

— Настя.

— Формальности соблюдены, теперь можно есть со спокойной совестью.

Настя машинально взяла бутерброд с ветчиной, присланный заботливой Ириной, и стала нехотя жевать, запивая горячим сладким чаем. Поначалу ей казалось, что она не сможет проглотить ни кусочка, но ее новый знакомый пригрозил, что отправит ее домой в сопровождении дюжего санитара, так как у него нет ни малейшего желания, чтобы она заболела от истощения и он тем самым приобрел бы еще одну пациентку.

Наконец с бутербродами было покончено, чай выпит. Настя подняла глаза и посмотрела на сидевшего напротив нее врача:

— Почему вы мне не скажете правду?

— А вам так хочется ее знать?

— Конечно.

— В таком случае скажите, сколько у нее уже это?

— Что «это»?

— Я хочу спросить у вас, сколько времени ваша подруга принимает наркотики, — несколько раздраженно сказал мужчина.

— Наркотики?! — с ужасом переспросила Настя.

— Так я и думал. Почему с ней вы? У нее есть родственники?

— Она моя двоюродная сестра.

— А близкие родственники? Отец, мать, муж?

— У нее есть сын.

— Сколько ему лет?

— Девять.

Врач негромко выругался.

— Будет лучше, если в самое ближайшее время вы им займетесь.

— Как это?

— Ну не знаю, нужно, видимо, собрать документы для органов опеки.

— Что вы такое говорите?

— Правду. Вы хотели услышать правду. Нужно готовиться к самому худшему. Она безнадежна.

— Вы не можете быть таким жестоким. Неужели нельзя что-то сделать?

— Молитесь, я же не Господь Бог. Что я могу сделать, если по документам ей около тридцати, а на койке в моем отделении лежит старуха? Что, по-вашему, я могу сделать в такой ситуации? Если организм изношен настолько, что мне самому непонятно, как она жила последнее время с таким сердцем? Что я могу сделать, если девочки сначала расслабляются, принимая всякую гадость. Им любопытно. Потом они ищут новые ощущения, снимают напряжение и отдыхают таким способом. Можно долго и нудно твердить, что наркотики убивают, разрушают личность, что они вредны. Но пока сам человек не поймет этого, что, по-вашему, могут сделать врачи?