Мой талантливый враг - Дарья Сорокина

все уладил сам. Раз Парамнезию и Елену ден Адель исключили как отдельных конкурсантов, я уже подал документы от имени независимого объединенного коллектива исполнителей. Мы не будем представлять Академию Святого Михаила, а пойдем как выбор пользователей Эфира. Благо наше последнее совместное выступление имело большой эффект, и приемная комиссия допустила нас сразу до четверть финала, который пройдет в Клостер-ам-Зее.

Шах и мат!

Наблюдал за тремя удивленными лицами. Даже не знаю, кто сильнее был в шоке. Курочка, или эти две достопочтенные жертвы бюрократии. Не зря же я все выходные убил на поездки, переговоры и подачу документов. Виви помочь не захотела, продолжала дуться, уверен, она даже из комнаты не вышла ни разу. Боюсь представить, во что она превратила наше жилище. Ласло лечит свою руку, а Марко занимается аранжировкой новой песни. Не трогаю его, у парня и так куча работы. Мало того, что ему надо переступить через себя и принять правки от Елены, так ещё и под скрипку перестроиться. А курочка… Если бы я запряг ее, то не лицезрел бы это прелестное личико, в котором сейчас столько всего отражалось, но главное: восхищение. Да-да. Я лучше этого напомаженного столичного пижона, за которого ты замуж собралась.

– Что ж, – неуверенно начал Флориан. – Я хотел лишь предложить дисквалифицировать ваше а капелла трио…

– На каком это основании? – недовольно встрял Амадей. – Девчонки честно выиграли конкурс, сцену не поджигали, в столовой драк не устраивали.

– Мы не дрались, – возмутились мы хором с курочкой.

Хотя кто же нам поверит-то. Я до сих пор пахну блинами и зеленым луком. Только ведь голову отмыл от перьев. У моей принцессы явны фетиш на мои волосы. Но сам хорош. Наплел ей такого бреда, что за всю жизнь не разгрести, даже поцеловать пытался. Как бы теперь это все повернуть в шутку. Ни черта Курочка не вспомнила о нас. Наивный.

– Не важно. Мне не за что исключать студенток, они также поедут в Клостер-ам-Зее защищать честь Академии Святого Михаила.

– Но… – Герр Майер выглядел явно подавленным. – Я…

– Договаривай, Флориан, что с ними не так?!

– В правилах конкурса четко прописано, что коллектив должен исполнять оригинальную, не засвеченную ранее песню, а твои студентки поют исключительно каверы. У них есть что-то своё?

Амадей побледнел и начал суетливо рыться в шкафах. Вытащил из ящика смятое и явно не прочитанное положение о конкурсе. Он нервно бегал по нему глазами.

Не старайтесь, Герр Ректор. Внимательности Флориана к деталям можно позавидовать, а его желание исправить то, что он сотворил с Наной и со мной слишком сильно. Уверен, он даже жалобу организаторам успел накатать на коллектив, чтобы Елену взяли обратно. Но её я никуда не отпущу. Она теперь моя!

– А ты не мог мне раньше сообщить об этом? – Циммерман почти орал на своего гостя.

Такой серьёзный промах может стоить Амадею должности, а он и так отвратительно справляется со своими обязанностями в последнее время. Престиж академии стремительно падает. Позор на конкурсе – последнее что ему нужно в нынешнем положении.

– Слушай, мне и в страшном сне не могло присниться, что ты отстранишь мою протеже.

Твоя протеже играла хуже сломанной музыкальной шкатулки. Очнись! Бездушно и механически. Вы сломали её, сломали и бросили. И так сойдёт, правда?

– Что же это получается? – Нана наконец подала голос. – Академию никто не представит в этом году?

Как сложно не смеяться. Амадей решил наказать нас, но щелкнул себя же по носу, а Флориан помог ему. Это прекрасно. Какое-то слово было замечательное для подобного момента. Как же? Как же? О. Возмездие!

– Какого чёрта ты лыбишься, Вестерхольт?! – Циммерман переключил свой гнев на меня. – И как же теперь называется твой новый коллектив независимых исполнителей?

Я самодовольно улыбнулся, представляя, какой эффект это произведет на мерзавца Флориана. Но его чувство вины не идёт ни в какое сравнение с моими страданиями и болью.

– Парамнезия Елены.

Мой креатив оценила только Нана. Интересно, она в курсе того, как мило краснеет? Только ради этой ее реакции стоило все это провернуть. Примерно так же она смутилась, когда я признался, что все мои песни посвящены ей. Каждый день хочу смущать ее вот так. А это легко, особенно когда знаешь все ее секреты. В нашей партии карты Наны лежат рубашкой вниз, я вижу все ее козыри и слабые места. Она же не знает обо мне ничего. Только то что сама придумала и во что поверила.

Для нее я отрицательный персонаж этой истории. Я зол, я обижен, и мне очень сложно держать всё в себе. Она же принимает это хамство и высокомерие. Потому-то Флориан для курочки прекрасный принц, а я бессердечное чудовище.

Но я устал и не хочу так больше. У меня были только песни, которые нравились сотням людей, но не могли достучаться до единственного человека, кому были адресованы.

Но сегодня меня ждет еще одно испытание. Курочке будет очень больно. Весь ее фальшивый мирок сегодня с размаху налетит на скалы, а я ничего не могу поделать. Просто смотрю и жду, когда моя Нана столкнется с берегом.

– Что ж…– герр Майер вспомнил, как складывать буквы в слова. – Удачи вам на конкурсе!

Переигрывает. Не верю ему. Он так хотел побыть для нас спасителем, а я смешал его карты, не дал возможности доброму Флориану Майеру воспарить к небесам от своей офигенности.

– Спасибо, – не произнес, а буквально прошипел это слово, и курочка мгновенно вздрогнула.

Да-да. Для тебя это сделал. Ты же меня с ползучими гадами ассоциируешь. Флориан – сладенький принц-спаситель, а я змея. Только ты знаешь, курочка, что я вовсе не ядовитый. Убедилась вроде. Но все равно смотришь с отвращением, и я не понимаю, где сейчас-то провинился?

– Тогда предлагаю отметить ваше воссоединение! – не сдавался Майер, а Нана вся заёрзала на месте, на меня воровато начала поглядывать. Я лишний, что ли, на этом празднике жизни?