Твори бардак, мы здесь проездом! - Дмитрий Валерьевич Политов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шок. Это по-нашему. Так, кажется, звучало в одной идиотской рекламе? Ну, или еще прозвучит. Неважно.
— Что за херня? — первым отмер Авруцкий. — Мы что, клоуны?
Возмущенный гул прокатился по помещению. Кое-кто из футболистов вскочил на ноги и ринулся на втянувшего голову в плечи Адамаса Соломоновича, яростно потрясая кулаками.
— Сейчас его будут бить, может быть, даже ногами! — задумчиво процитировал строчку из «Двенадцати стульев» Данила.
— Да успокойтесь вы! — вдруг заорал Маслов, вставая перед явно напуганным тренером и закрывая его собой. — Остыньте! Юрка, мудак, сядь на место! Сядь, я сказал! А ты хули руками размахался?
— Масло, да ты слышал, что он нам предложил? — закричал Володя Эштреков.
— Слышал, чай, не глухой! — отрезал Валерка. — Сели все на место. Сейчас объясню все. Думаю, я знаю, откуда здесь ноги растут.
— Ну, попробуй, ждем с нетерпением, — бросил угрюмо Козлов. Садиться он демонстративно не стал. Равно, как и почти все остальные игроки. Маслов скривился, будто надкусил лимон, но в бутылку из-за такого поведения одноклубников лезть не стал.
— Адамас Соломонович, шли бы вы, от греха подальше, а то не ровен час… — ласково попросил-посоветовал он. — Мы уж тут сами как-нибудь разберемся. Без вас.
Голодец испуганно кивнул и серой мышкой почти беззвучно выскользнул за дверь.
— Мы ждем, — напомнил Жора Рябов и многообещающе качнул своим пудовым кулаком.
— Хорош пугать, — зло ощерился Валерка. — Пуганный! Короче, дело такое. Вы же в курсе, сеструха моей жены замужем за одним непростым персонажем. Лева Кавказский, слыхали?
— А то, шулер высшей пробы, — настороженно ответил Рябов. — Ну и что?
— Да не, не шулер он, — протестующе выставил ладонь перед собой Маслов. — Это ж другое совсем. Высшая лига, если по футбольному мерить. Тузов из рукавов они не таскают, по поездам не передергивают, лохов не раздевают.
— Масло, ты нам зубы не заговаривай, — веско сказал Яшин. Он сидел в кресле, сжимая в руках бутылочку с водой. В другой руке у него была смятая бумажка. Все в команде знали, что у их вратаря больной желудок, и он вынужден часто использовать для облегчения жестоких приступов пищевую соду, которую таскал с собой повсюду в маленьких бумажных кулечках. — Переходи к сути.
— Так вот, — понизил голос Валера. — Мне тут ребятки, что с Кавказским хороводятся, шепнули по большому секрету, что вчера или позавчера — точно никто пока не знает — стреляли в Брежнева! Я к ним забегал колпаки для машины забирать, делали по спецзаказу, вот там и рассказали.
Футболисты замерли. Лица игроков выражали крайнюю степень изумления. Даже невозмутимый Яшин ошалело открыл рот. Он даже не заметил, что из его руки выскользнула бумажки из-под соды и тихо спланировала на пол.
Мельник ничем не отличался от своих товарищей. Парень также стоял в тупом оцепенении, бестолково хлопая глазами. В голове стремительно пролетали обрывочные сведения об эпохе, куда его угораздило переместиться, но в них ни разу не было ничего подобного. Сколько не перебирал. Насколько помнил Данила, на генерального секретаря никто не покушался. Вроде бы…
— Так он жив? — тихо поинтересовался Володя Долбоносов. — Или…
— Не каркай, придурок, — дернулся Маслов, точно от удара током. — Знаешь, что с тобой за такие слова могут сделать? Жив, конечно. Но ранение, говорят, тяжелое. Подробностей, уж извини, не знаю.
— Полный пиз…ц! — выразил общее мнение коротко, но весьма емко Еврюжихин. И тут же задал животрепещущий вопрос. — Но мы-то здесь с какого бока?
— Я думаю так, — поскреб подбородок Маслов. — В Кремле, скорее всего, понимают, что новости эти уже просочились в народ. И власти боятся, как бы чего дурного не произошло. Вот и решили, что надо как-то отвлечь граждан. Ну, а здесь, на Кавказе нет ничего лучше, чем организовать победу любимой команды — они тогда три дня на радостях петь-плясать будут, и любые известия о покушении всем будут до лампочки. А иначе…граница ведь рядом.
— Похоже на правду, — сказал Яшин после некоторого раздумья. — Очень похоже. Вопрос только в том, нам-то что делать, соглашаться на проигрыш или нет? Капитан, что скажешь? Ау, Витя, не молчи! — обратился он к Аничкину.
— Точняк! Анюта, давай, озвучь свое мнение, что делаем, как поступим? — вразнобой поддержали слова голкипера остальные игроки.
— Да что тут думать и лясы попусту точить, — устало сказал Виктор. — Ляжем сегодня под Баку и точка. Мне сказали, что, если будем вести себя, как требуют сверху, то сразу после Кировабада нас отправят на товарищескую игру в Швецию. Со сборной Стокгольма десятого числа сыграем. Сейчас уже последние детали утрясают. Ну, и, само собой, командировочных подкинут больше, чем обычно. Это мне твердо гарантировали. Вот такие пироги.
— Так ты что, знал обо всем?! — снова взвился Авруцкий. — Знал, и промолчал? Ну и гад же ты!
— Да что я знал-то? — ответно вызверился Аничкин. — Мне просто сказали, что надо проиграть, и все. А в детали никто не посвящал. Только про Стокгольм поведали. И вообще, — он смерил Юрку недобрым взглядом, — хорош тут из себя девочек-целочек строить. Можно подумать, здесь все чистенькие собрались, ни разу денег левых не брал. А кто после Киева в Туле с их «Металлургом» ничейку показушную скатал? Напомнить, сколько нам за эту игру отстегнули? А с неграми потом товарняк в Москве? Вотоловский там еще знатно порезвился, штук пять им засадил. Забыли? И тоже ведь не бесплатно. Авруцкий, ты, вроде, у нас здесь самый смелый и честный, ответь? Рябов? Кто возразит, я слушаю внимательно?
Футболисты сконфуженно отмалчивались и отворачивались. А что тут скажешь, прав Витька, по всем статьям прав. Была такая практика в советском футболе — выездные игры на периферию. Коммерческие. Те же киевляне из-за этого даже в сборную ездить отказывались. Считаем: официальный матч чемпионата приносил каждому динамовцу из столицы Украины в среднем около ста пятидесяти рублей. А за каждую выставочную игру в каком-нибудь колхозе-миллионере можно было срубить около двухсот пятидесяти. В конвертике, без вычета подоходных и прочих налогов за бездетность. Смекаете?
