Твори бардак, мы здесь проездом! - Дмитрий Валерьевич Политов

И тренер в этот раз недреманным оком следил за тем, чтобы никто из его игроков не сачковал и не отдыхал больше положенного. Ребята со злостью шипели на бегу, как рассерженные гадюки, в адрес Валерки: «Масло, скотина, ты же говорил — тренировки не будет?! Что не в форме Бес? У, зараза!» Тот вяло отбрехивался. На большее сил уже не оставалось. Причем не только у него, но у всех.

Данила устало потряс головой. Крупные капли пота разлетелись во все стороны. Легкие работали на всю катушку, точно кузнечные меха. Парень запалено дышал, мечтая лишь о том моменте, когда можно будет рухнуть на травку и лежать, лежать! Нет, он попробовал заикнуться Бескову о том, что только-только снял повязку, но тот в своей излюбленной манере рявкнул: «Что там у тебя было? Ушиб? Ерунда полная. Я в твои годы эти ушибы сотнями получал и ничего, играл. В баню сходишь, и все моментально пройдет. Побежал!»

— Да не тряси ты башкой, — страдальчески простонал рядом с Мельником Еврюжихин. — Что ты, как пес шелудивый после лужи отряхиваешься? На меня же летит.

— Ген, веришь, сил нет майкой вытереться, руки дрожат, как у алкаша, — прохрипел Данила. — Сейчас сдохну, добей меня!

— Закончили упражнение! — зычно скомандовал тем временем Бесков.

— Переходим к водным процедурам, — попробовал пошутить Аничкин. На свою беду, как оказалось.

— Это кто там у меня такой остроумный? — мгновенно отозвался Константин Иванович, нехорошо прищурившись. — Губастый[3], ты что ли? Под душик захотел, никак? Освежиться, одеколончиком побрызгаться. А потом, поди, в столовую, на ужин — к котлеткам и компотику? И добавка! —

Сразу несколько футболистов гулко сглотнули. — Что ж, будет вам сейчас ужин! А ну, марш все на поле. Бегом! Построились в колонну по одному. Малой, мухой в корпус, принеси мне стул с вахты. Одна нога здесь, другая там. Живо!

Принесенный Данилой стул Бесков поставил в центре поля. Уселся на нем по-хозяйски и скомандовал выстроившимся метрах в тридцати-сорока от него игрокам:

— Сейчас все по очереди бьют так, чтобы мяч мяч лег мне аккурат под подошву, — тренер слегка приподнял свой начищенный, сверкающий ботинок. — Кто справится с упражнением, идет ужинать. Ну а у кого не получится, — Константин Иванович оскалился в плотоядной улыбке и развел руками с притворным сожалением. — Значит, не судьба. Придется попоститься.

Футболисты взвыли. Невеселая перспектива отойти ко сну натощак стремительно обретала вполне ясные и конкретные очертания.

— Ослик был сегодня зол: он узнал, что он осел, — продекламировал вдруг Яшин негромко.

— Ты о чем сейчас, Лев Иванович? — осторожно поинтересовался Сашка Ракитский. — К чему это сказал?

— Да так, — смутился Яшин. — Дочке младшей вчера Маршака читал перед сном — «Веселую азбуку» — сейчас вдруг вспомнилось почему-то.

— Для нас сейчас другая азбука явью станет, — попытался сплюнуть в сторону Данила. Не получилось. Нечем было, сухое горло першило, как будто по нему провели наждачной бумагой. — Старославянская. Знаете, в ней у каждой буквы свое название было. Так вот, у буквы «Х» — хер или херы. Они-то нам вместо столовой и ужина. В комплекте!

— Ты-то хоть не прибедняйся, — устало улыбнулся Рябов. — Думаю, что уж кто-кто, но вы с Козловым запросто это упражнение осилите. Что я, не помню, как ты в перекладину на спор засаживал один мяч за другим? Это нам, защитникам, похоже, сегодня даже заплесневелой корочки не перепадет, уж Бес проследит, будьте уверены.

Данила задумался. Как ни крути, но ситуация патовая. Попадешь — разругаешься с одноклубниками, промажешь — тренер живьем сожрет.

— Константин Иванович, — подал голос Яшин, — а нам с ребятишками, — он показал на Ракитского и Олега Иванова, — тоже участвовать?

— А вы что же, Лев Иванович, — язвительно поинтересовался Бесков, — считаете, что не принадлежите к нашей команде? Или вратари по некоему особому списку проходят? Все бьют! — рявкнул он.

— Пойду, курну, — расстроился Яшин. — Нас мастер в войну на заводе к папиросам приучал, чтобы не засыпали и есть меньше хотелось. Выходит, опять пригодилась привычка-то.

— Погодите, Лев Иванович, — решительно остановил его Данила. — Я что подумал, мы ведь можем несильно, навесиком пробовать бить. Бесков ведь не сказал, как именно нужно попадать, верно?

— Есть смысл, есть, — задумчиво почесал подбородок Маслов. — Не на точность и силу предлагаешь попробовать, а исключительно на технику? А что, может и получится. Пойду, попробую! — решительно сказал он. — Я кашу заварил, мне и расхлебывать. Константин Иванович, — крикнул полузащитник громко, — а бить сколько хочешь можно?

— Да хоть до утра, — ухмыльнулся тренер.

Маслов аккуратно примерился и…круглый неспешно спланировал прямо к подошве Бескова.

— Ни хера себе! — потрясенно выдохнул Валерка. Чувствовалось, что подобное развитие событий явилось шоком прежде всего для него. — Малой, дай я тебя, поганца, расцелую!

— Можешь, когда захочешь, — переламывая себя, криво улыбнулся Бесков. — Свободен. Давайте кто-нибудь следующий.

— Мужики, подъемом и без подкрутки, — зачастил Маслов, отходя в сторону. — Без подкрутки. Встали четко напротив и аккуратно, в среднюю силу чуть ниже центра. Не перепутайте!

Мельник не стал рваться в первые ряды. Зачем, ведь ему все равно собирать разбросанные по полю мячи, укладывать в сетку и тащить на базу. Правила в отношении самых молодых никто не отменял. Так чего, спрашивается, торопиться. Парень покинул колонну и, поймав вопросительный взгляд Бескова жестом показал, что, мол, будет подавать мячи, когда кто-нибудь промажет. Чтоб не потерялись. Тренер согласно кивнул. Вообще, если подумать, бред полнейший — команда мастеров испытывает очевидные проблемы практически со всем необходимым для обучения.

Взять те же мячи. Он тут как-то по случаю, пока дурью маялся, не имея возможности тренироваться из-за травмы, немного полистал подшивки разных газет и спортивных журналов в комнате отдыха, и с удивлением обнаружил, что первый абсолютно гладкий мяч, ниппельный, без шнуровки, изобрели еще в 1931 году какие-то аргентинцы. И новинку эту мгновенно оценили все, кто хоть раз огребал жесткой шнуровкой по физиономии — то еще удовольствие, кожу рассекает на раз-два. Но главной проблемой после изобретения ниппеля оставалась кожа. Мячи на мокрых полях впитывали в себя влагу, как губка, невзирая на специальную жировую смазку и в течение игры становились ощутимо тяжелее. Поэтому, вес мяча в правилах определялся, как «вес сухого мяча перед игрой» и колебался от 410