Между нами и горизонтом (ЛП) - Харт Калли

Хочется сделать и то, и другое, он не имел права ни с того ни с сего целовать меня, швыряя мое здравомыслие в открытый космос, но с другой стороны, это действительно невероятный поцелуй.

И я целую его в ответ.

Обвив руками его шею, приподнимаюсь на цыпочки, чтобы завладеть его ртом так же лихорадочно, как он владеет моим. Салли скользит языком по моему, а затем обхватывает в ладони мое лицо, потирая подушечкой большого пальца распухшую плоть моих губ. Он отстраняется, улыбаясь самым невообразимо гнусным образом, как будто он замышляет мою гибель в своей порочной голове.

— Твой рот... — шепчет он, тихо смеясь себе под нос. — Ты даже не представляешь, сколько времени я провел, фантазируя об этих губах, Лэнг.

— Почему? — Это невероятно наивный вопрос. Я слишком хорошо знаю, почему он мечтал о моем рте. Но Салли, похоже, рад, что я спросила.

— Ну, — говорит он, делая шаг вперед. Мы стоим вплотную друг к другу, так что у меня нет выбора, кроме как сделать маленький шаг назад. — У тебя невероятные губы. Они такие пухлые и розовые. Я много раз представлял себе, как сжимаю их между зубами. Из-за этого злиться на тебя было чертовски сложно. И просто чтобы ты знала, Лэнг, каждый раз, когда ты облизываешь губы, каждый раз, когда твой язык вырывается из твоего идеального рта, мне нравится представлять, каково это, когда твой язык облизывает головку моего члена. Это сводит меня с ума.

Не могу поверить, что Салли так просто взял и вывалил все это. Мы с Уиллом никогда не говорили о сексе. Пару раз пытались говорить друг другу непристойности, но он сказал, что это заставляет его чувствовать себя паршиво. Даже отвратительно. Он чувствовал, будто использует меня.

Уилл был самым ванильным парнем, как в спальне, так и вне ее, и в глубине души я уже знала, что Салли был полной его противоположностью. Он был мятным и клубничным, шоколадным и фисташковым в одном флаконе. Там, где Уилл был холоден как лед, Салли пылал огнем. В то время как Уилл был сдержан, всегда слишком обеспокоен тем, что подумают соседи, Салли был полон решимости заявить права на все, что он хотел, и к черту всех остальных, что бы они ни думали.

Салли запускает пальцы в мои волосы, скрутив их в беспорядочный узел на затылке, затем осторожно тянет за них, откидывая мою голову назад.

— А это? — шепчет он, медленно проводя указательным пальцем свободной руки по линии моего горла. — Твоя шея, Лэнг. Черт. У тебя самая сексуальная шея.

— Шеи не сексуальны, — возражаю я, стараясь не обращать внимания на беспорядочные колебания моего сердца, которое спотыкается в моей груди. 

Во мне закипает страх. То, как Салли обращается со мной, более, чем сексуально. Это жизнеутверждающе. Мое тело гудит от его прикосновений, наполненное электричеством, и каждый раз, когда он касается меня губами, я чувствую, что взлетаю все выше и выше над реальностью.

Я хочу его. Он тоже хочет меня — это совершенно очевидно, учитывая твердую как камень эрекцию, упирающуюся мне в живот. Но это плохая идея. Просто ужасная идея.

Салли — дядя Коннора и Эми. Насколько я могу судить, он не стабилен и не хочет иметь ничего общего с детьми своего брата. Я не должна хотеть его. Но ничего не могу с собой поделать. Отстранившись, глубоко вздыхаю, уже ненавидя себя. Я балансирую на острие ножа. Правильный взгляд Салли, правильное слово — и я снова упаду в его объятия. И, как и следовало ожидать, когда я поднимаю взгляд, в его глазах пылает огонь. Делаю три гигантских шага от него, пока не упираюсь спиной в стену позади меня.

— Уф. Это было довольно глупо, — выдыхаю я, нервно смеясь. — Находиться взаперти на этом маяке, должно быть, действительно убивает тебя, Салли. Если ты захотел целоваться со мной, чтобы развеять скуку, тогда нам, вероятно, следует подумать о том, чтобы вытащить тебя из дома как можно скорее.

Салли подходит ближе ко мне, опустив подбородок, глядя на меня из-под своих темных бровей. Так чертовски сексуально. И я ничего не могу поделать. Адреналин пронзает меня, как пуля, вылетевшая из пистолета, разрывая все на своем пути.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне не скучно, — медленно произносит он, понизив голос. — Мне ни на секунду не было скучно в твоем обществе, Лэнг. Ты заинтриговала меня с самого первого дня.

— Я же бесила тебя. Изводила. Ты сам это сказал.

Заглядываю ему через плечо, пытаясь сообразить, как проскользнуть мимо него, пересечь комнату и выскочить через парадную дверь, но Салли словно читает мои мысли. Он отступает в сторону, качая головой и цокая языком.

— Как долго ты пробудешь на острове, Лэнг? — спрашивает он.

— Три с половиной месяца. — Мне следовало бы запнуться. Моя речь всегда подводила меня, когда я нервничала, а сейчас я ошарашена. Я должна была бы спотыкаться о собственный язык на каждом шагу, и все же каким-то образом мне удалось произнесла эти слова на одном дыхании.

— Три с половиной месяца. Правильно. Итак, как ты думаешь, нам действительно стоит тратить впустую время, которое мы могли бы провести вместе?

Шок.

Я в шоке.

Салли выглядит серьезным. Интенсивность, исходящая от него, заставляет меня потянуться к стене позади меня, пытаясь убедиться, что я не соскользну вниз и не растекусь лужицей на полу.

— Ты же знаешь, что проводить время вместе таким образом — не самый умный ход. С моей стороны или с твоей. Да, ты прав. Три с половиной месяца — это такой короткий срок…

— Этого времени достаточно, чтобы узнать друг друга получше.

— Этого времени достаточно, чтобы влюбиться в кого-то. Сильно. И что потом? Я вернусь в Калифорнию, без детей, без работы и с разбитым сердцем? — Отрицательно качаю головой. — Нет, Салли. Это плохо кончается.

— Ты не знаешь, чем это кончится, — возражает он. — И я могу гарантировать тебе, что ты не влюбишься в меня к тому времени, как покинешь остров. Я не позволю этому случиться. Я смогу защитить тебя от этого.

— Как?

Салли снова сокращает расстояние между нами, двигаясь медленно.

— Позволив тебе узнать меня получше. Показав тебе мое истинное лицо. — Он нежно заправляет прядь волос мне за ухо, уставившись на мочку моего уха, как будто хотел полакомится ею. — И я применю свои мудацкие сверхспособности. Это должно сработать.

Я с вызовом смотрю на него, изучая его лицо. Неужели он действительно верит, что его язвительных ответов и острого языка будет достаточно, чтобы сдержать приливы чего-то, что уже кажется неудержимым, как волна цунами, несущаяся к берегу? Я долго изучаю его лицо, стараясь не наклоняться к его руке и не закрывать глаза. Салли ничем не выдает себя. Выражение его лица пустое, глаза, как зеркало, отражают меня в своих темных глубинах, не выдавая его чувств вообще. Его губы плотно сжаты — это единственное, что выдает его. Он затаил дыхание.

Оттолкнувшись от стены, я наклоняюсь и хватаю свою сумочку с пола, затем спешу мимо него, прежде чем он сможет остановить меня.

— Прости, Салли. Я должна идти.

— Лэнг?

Останавливаюсь, но не оборачиваюсь.

— Мы с Ронаном все время ссорились, — выпаливает он. — Мы злились, дрались, вышибали друг из друга все дерьмо, но несмотря на это, мы всегда любили друг друга. Но после того, что он сделал с Магдой... к этому уже не было возврата. Это изменило меня. Признаюсь, я уже не тот человек, каким был раньше. Но ты… Ты заставляешь меня чувствовать... черт. — Он останавливается, рыча себе под нос. — Ты заставляешь меня чувствовать, что я могу снова стать тем человеком, которым был до Магды и до Афганистана, и это пугает меня до чертиков. Я даже не знаю, хочу ли снова быть им. Так что... не уходи навсегда. Я понимаю, если тебе нужно сейчас уйти. Но возвращайся, ладно? Мы не закончили, и ты это знаешь. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Снежный ангел

Прошло три дня. Потом неделя. Потом еще две.

Наступил декабрь, а вместе с ним выпал снег. Мокрый, слякотный снег, который задержался ненадолго и превратил дороги в кошмар для езды. Все казалось серым и мрачным, особенно мое настроение. Роуз несколько раз прокомментировала мое подавленное настроение, а затем оставила попытки понять, что со мной не так. Когда Эми спросила, почему я все время такая грустная и собираюсь ли я уйти, как ее папа и мама, поняла, что с меня хватит. Я больше не была одна. Мне нужно было думать о двух маленьких людях и хандрить, жалеть себя, потому что была достаточно глупа, чтобы развить серьезное влечение к человеку, который был по существу ядовитым, только сделает их тревожными и несчастными.