Между нами и горизонтом (ЛП) - Харт Калли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вижу это.
— Видишь? — он выглядит удивленным. — Что ж, это интересная мысль.
— Почему?
— Потому что я изо всех сил стараюсь, чтобы меня вообще никто не видел, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. В прошлом мне говорили, что пытаться получить четкое представление обо мне — все равно что пытаться увидеть четкую картину через калейдоскоп. И к тому же испорченный, сломанный калейдоскоп.
Я смеюсь, представив себе, кто мог бы сказать ему такое. Какая-нибудь местная бедняжка с разбитым сердцем? Или молодая туристка с глазами лани, надеющаяся превратить курортный роман в нечто более конкретное? Салли из тех парней, которые испортят вам отпуск, да и все остальные каникулы в остальное время, как только вы его увидите.
— Думаю, вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы кто-нибудь видел тебя ясно, Салли? — Я постаралась, чтобы мой тон был легким, а вопрос явно риторическим.
Не поднимая головы, я продолжаю есть. Салли озадаченный, неподвижно сидит рядом со мной. Чувствую, как он пытается понять, что хочет сказать. Я почти ожидаю, что он огрызнется и скажет мне не лезть не в свое дело, но он этого не делает. После долгого-долгого погружения в себя Салли наконец берет вилку и тихо, почти шепотом, говорит:
— Ты только что сказала, что я, должно быть, очень любил Магду. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, но я никогда не любил ее. Нельзя любить то, что не реально. Кого-то, кто существует только в твоей голове. Она была красива и по-своему добра, но плыла по течению, оставаясь тем, кем, по ее мнению, она была нужна всем остальным. И в конце концов, у нее не было собственной личности. Она была зеркалом, отражающим то, что ты хотел увидеть. Вот и все. Пустая, тусклая оболочка человека, ожидающая, чтобы ее заполнил кто-то другой. Так что нет, я не очень любил ее. Мне нравилась сама мысль о ней. Действительность же была крайне неутешительной.
Салли тычет вилкой в ракушки на своей тарелке, насаживал макароны на зубцы, зачерпывает мясо и ест. Больше не говоря ни слова по этому поводу.
Я вымыла тарелки и ушла, сказав ему, что вернусь завтра в то же время. Несколько часов спустя, лежу в постели, слишком уставшая, но слишком взбудораженная, чтобы уснуть. На ночном столике жужжит мой сотовый телефон, освещая комнату.
Сообщение от Салли. Или, как он, очевидно, назвал себя в моем телефоне: «Самый горячий парень в мире».
«Угомонись уже, Лэнг. Даже отсюда чувствую, что ты думаешь обо мне».
Вот засранец.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Афганистан
2009
Салли
Итальянцы снова устроили бомбардировку. Они должны были отправить посланника на базу по крайней мере за три часа до любого запланированного штурма пригородных районов города, обычная вежливость, чтобы сообщить нам, как и когда мы должны были передислоцировать наши войска из горячих зон, однако в последние несколько раз никто не появлялся с разведданными, и напряженность между лагерями нарастала. Даже радиосвязь сделала бы свое дело, но европейцы устали от двойных стандартов (мы никогда не говорили им, когда планировали устроить заварушку), и поэтому ясно дали понять, что им надоело играть с нами в любезности. Чертовски нелепо, что мы все здесь по одной и той же причине и никак не можем поладить.
Однако, мне нравится, когда итальянцы рядом. Они единственные, кто мог провести крепкие напитки в страну, и они всегда рады обменять его на сигареты и любое порно, которое хранилось на нашем общем диске. И это было очень много порно.
Бегу через базу, вздрагивая каждый раз, когда над головой свистит пронзительный вой миномета, проклиная все на свете. Я пробегаю мимо одного из старших лейтенантов из роты «С», направлявшегося в противоположном направлении, какого-то мальчишки из Алабамы, который, вероятно, когда-нибудь будет руководить всем этим шоу. Он замедляет шаг, отдавая мне честь.
— Сегодня они жужжат буквально за забором, капитан. А еще хренова куча вон с тех холмов. Уитлок собирается надрать несколько задниц сегодня вечером!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я смеюсь и поворачиваюсь, чтобы бежать спиной назад.
— Не видел моего брата, лейтенант? Не могу его нигде найти.
Лейтенант склоняет голову набок, изучая меня.
— Простите, что спрашиваю, сэр, но вы который? Будь я проклят, но никак не мог вас отличить.
— Салли, — отвечаю я, ухмыляясь, чтобы показать, что ничего страшного не случилось.
— А-а. У вас есть какие-нибудь советы, как отличить вас друг от друга, а, капитан? Возможно, это немного облегчило бы нам всем жизнь.
Я пожимаю плечами.
— Извини, парень. Есть только один способ отличить нас друг от друга, и не думаю, что это сильно поможет.
— Испытайте меня.
— Ну, мой член явно больше, чем у него, — говорю я, смеясь. — Во всяком случае, девчонки в старших классах всегда отличали нас друг от друга.
По правде говоря, Магда была единственной девушкой, которая вообще видела мой член. И у Ронана, вероятно, был точно такой же размер, как у меня, вплоть до миллиметра. Не то чтобы мы сравнивали, конечно. Это было бы немного странно. Наши руки, ноги, плечи, талия — все было идентично. Почему наши члены должны быть разными?
Старший лейтенант смеется.
— Ну, в любом случае, другой капитан Флетчер только что закончил инструктаж с полковником. Я слышал, как парень из разведки Уитлока жаловался на то, как долго длилась их встреча. Ваш брат, вероятно, где-то оправляется от выволочки, которую ему только что устроили.
Полковник Уитлок с гордостью носил своего орла (прим. перев.: имеется в виду Значок «Орел полковника ВС США»). Он был лаконичным, серьезным, эффективным лидером со слегка пофигистическим отношением, но он делал свою работу. Нелегко руководить такой операцией, как эта, в глуши, с ограниченными ресурсами и целым городом, полным местных жителей, которые все хотели твоей смерти. Часы у него в кабинете словно останавливались, когда он кого-нибудь отчитывал. Ты облажался и знал, что проведешь большую часть дня в офисе Уитлока со спущенными штанами вокруг лодыжек, получая удовольствие от своей жизни.
— Вот, дерьмо. Ладно. Спасибо, парень.
Затем я срезаю путь через базу, огибая лазарет и транспортные контейнеры, которые установлены, как склад с запасами общего назначения, с полками, заполненными тюбиками зубной пасты, туалетной бумагой и сладостями, пока не достигаю другого конца базы, где разбиты палатки офицеров. Замечаю Ронана как раз в тот момент, когда он собирается войти внутрь. Увидев меня, он вздыхает с облегчением, хотя под глазами у него темные зловещие круги, и он выглядит так, словно плохо ел. Если так будет продолжаться и дальше, людям будет слишком легко отличить нас друг от друга. Он будет выглядеть так, будто вот-вот упадет лицом в могилу.
— Эй, мужик. Мы должны были встретиться после обеда. Они облажались и снова отдали мне твою почту. Уитлок задержал на долго, да? — Я морщусь, ожидая услышать, насколько все было плохо. Судя по выражению лица Ронана, это было действительно чертовски плохо.
Ронан сглатывает, оглядывается вокруг, а затем подталкивает меня внутрь палатки. Сначала проверяет одни ли мы, проходя по всей длине помещения, а затем возвращается обратно, сжимая и разжимая кулаки снова и снова каждые несколько секунд. Он ведет себя странно, как вел себя уже несколько недель, начиная с инцидента с женщиной и маленьким ребенком.
Казалось, он испытал облегчение, когда я сказал, что он ошибся, что не было ни женщины, ни ребенка, и все же по прошествии нескольких дней Ронан начал задавать вопросы. Как выглядел этот парень? Был ли он в каких-нибудь списках наблюдения? Во что он был одет? На сколько лет он выглядел? Вера Ронана в то, что он легко отделался, очевидно, ослабевала, и это не могло закончиться хорошо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Он останавливается передо мной, ссутулившись, голова низко опущена.
— У Уитлока был полный пи*дец, чувак. Он вызвал меня, чтобы поговорить о каких-то пропавших шинах из снабжения, но это оказалось ерундой. В действительности он хотел поговорить о продлении командировки.