Нерон - Д. Коштолани

— Открой! — взмолился возница, бросая нетерпеливые взгляды на затвор.

На сей раз — его голос пробудил в сознании Фаона туманное воспоминание. В этом человеке, просившем гостеприимства, он узнал императора.

Он низко склонился и, смущенный, впустил ожидавших.

— Тише! Пройдем вглубь, — сказал Эпафродит.

Вольноотпущенник, ничего не понимавший, провел гостей в чащу, где под сенью листвы стоял столик.

— Как здесь хорошо! — пробормотал Нерон, окидывая взором сад.

Деревья качались под легким ветерком. Они вбирали своими бесчисленными зелеными жабрами утреннюю свежесть. День обещал быть жарким; отовсюду поднималась утренняя испарина, земля шумно дышала всеми своими порами, как запыхавшееся живое существо. Наверху, в ослепительном воздухе, и внизу, в полумраке кустарников, жужжали и гудели миллионы едва видимых тварей, полных таинственной жизненной силы. В воздухе кружили мухи. Каждый ком земли словно двигался; на нем кишели жуки, металлически-синие и изумрудно-зеленые. Сверкали стекловидные крылья пчел, которые густым роем вылетали из ульев и, весело жужжа, собирали мед. Бабочки походили на разбросанные в воздухе солнечные блики, или на минутные миражи. Расправив ярко окрашенные крылья, они порхали меж цветов и исчезали подобно грезе. Они так быстро мелькали, что казались воздушными, кокетливыми эльфами, игравшими в прятки.

Фаон хотел угостить императора, но Нерон отказался от всех предложенных яств и попросил только глоток воды. Однако, он и к ней не притронулся: побоялся, что она отравлена. Он лег наземь и стал жадно пить из лужи, образовавшейся после поливки цветов.

— Я хочу спать, — пробормотал он, не вставая. Он растянул усталые члены и заснул, с испачканным землею ртом, не сняв даже грубого головного убора. Его зловещая голова покоилась среди душистых трав, желтых цветочков укропа и переплетавшихся ростков. Солнце, пробивавшееся сквозь листву, высушило влажную, черную землю на губах Нерона, превратив ее в серую пыль; оно жгло его затылок, опаляло его кожу, но он не просыпался. Измученный непривычным странствованием, он проспал почти до вечера.

Из беседы с Эпафродитом Фаон узнал о причине, приведшей сюда императора.

— Сенат объявил Нерона врагом отечества, — сказал Эпафродит, — и как убийцу матери приговорил его к смерти. Повстанцы разыскивают его. Он зашел сюда лишь передохнуть и при первой возможности мы должны продолжать свое бегство.

После захода солнца мимо виллы стали проноситься всадники. Они проезжали все чаще и чаще и начали обращать внимание на виллу Фаона.

Фаон побоялся, что присутствие императора вовлечет его в беду, и Эпафродит решил разбудить Нерона. Он коснулся его, но спящий никак не мог прийти в себя. Он был охвачен ознобом и жмурился от света…

— Где мы? — спросил он спросонья.

Он оглядел свое странное одеяние, свой короткий меч и на мгновение забыл, кто он.

Дрожа всем телом, он вслух задал вопрос:

— Кто я?

Эпафродит растерянно посмотрел на него.

— Я не понимаю, ничего не понимаю, — снова забормотал он, — кто это сейчас говорит? Он вошел в меня, и голос его кажется мне моим.

Глядя на него, Фаон преисполнился жалости.

— Увы! — сказал Нерон, судорожно сжимая руку Фаона, — он опять заговорил — тот, кого я непрестанно слышу! Его голос поднимается из моей груди, но я не выношу его звука! Не терплю мыслей, которые он изрекает! Пусть он замолчит! Тише! Освободите меня от него! Везде — он!

Эпафродит и Спорий подошли ближе.

— Скажите мне, что все это означает? — взмолился он, повернувшись к ним. — Я этого не постигаю! Ты, — он взглянул на Фаона, — держи еще крепче мою руку. Я чувствую, что ты — человек, и мне от этого легче. Твои пальцы дрожат, твои глаза переживают мою боль. Кто бы ты ни был — останься со мной, никогда не покидай меня! Без тебя — я погиб. Я хочу за тебя ухватиться. А если ты уйдешь — подари мне, по крайней мере, собаку, чтобы я мог прижимать к себе ее голову, пока я еще дышу, пока я не мертв.

— Он бредит, — сказал Эпафродит.

— Ты — человек, — продолжал Нерон, обращаясь к Фаэну, — ко хороший ли ты человек? Если ты счастлив — ты добр. Если ты несчастен — ты зол… У меня часто болела голова, я бродил по городу и не знал, куда иду. Но разве я поступал дурно? — Глаза его наполнились слезами, и он прижался к груди Фаона, — ведь и боги жестоки! Я столько страдал…

Эпафродиту стоило больших усилий оторвать Нерона от вольноотпущенника, поставить его на ноги и внушить ему, что если они сейчас не двинутся в путь — он обречен.

С подгибавшимися ногами Нерон побрел за Эпафродитом в жестком свете скупого заходившего солнца.

Вдруг он попятился.

— А, опять ты! — язвительно выкрикнул он.

— Кто? — спросил Эпафродит.

Император не ответил, но лицо его исказилось от ужаса, грязные губы зашевелились, и глаза уставились в одну точку.

Спорий наклонился к Эпафродиту.

— Он видит призрак Поппеи!

— Нет, своей матери.

Они спросили Нерона, на кого он смотрит, но император ничего не ответил. Он долго безмолвствовал…

Затем тягучим, жалобным голосом заговорил:

— Снова ты, всегда и везде! Тебе еще мало? Я все отдал из-за тебя! Ты достиг своей цели!

Он отшатнулся.

— Ты — призрак, призрак маленького мальчика, с белым лицом в синих пятнах. — И Нерон отвернулся, вздрогнув от ужаса.

— Он видит Британника, — прошептал Эпафродит.

— Как я тебя любил, брат! Но что ты со мной сделал? Везде — ты! Ты довел меня до всего, привел сюда! Ибо ты был велик… ты — великий артист!

Под самой виллой раздался трубный звук.

Все трое втолкнули Нерона в сарай.

— Идут воины! — решительно сказал Эпафродит.

— Идет судьба! — продекламировал Нерон.

— Потише! Нас всех перебьют!

Нерон опустился на деревянные доски. В сарае было прохладно. Пахло валежником и опилками.

— Я лучше сам умру! — простонал Нерон.

Никто не запротестовал. Все этого ждали.

Император стал нащупывать маленькую коробочку, которую носил на груди; но в ней не оказалось припасенного яда.

— Его у меня украли! — завопил он, — отняли у меня даже смерть.

Он бросился на колени: — Убейте меня!

Все трое отшатнулись. Убить того, кто сам стольких убил — казалось им невозможным. Никто из них не осмеливался этого сделать.

— Решись на что-нибудь! — настаивал Фаон.

Нерон стал умолять Спория:-Милый! Прояви мужество, заколи меня!

Юноша испугался и спрятался за дровами.

— Спой же мне, по крайней мере, погребальную элегию… по-гречески!

— Надо торопиться, — сказал Фаон.

Нерон лег на землю. Он извлек театральный меч с тупым концом и приложил его к горлу:

— Я решился… — проговорил он, бледнея, — земля, небо, прощайте!

Он опустился всей своей тяжестью на меч, но тупое лезвие не ранило его. Тогда, дабы положить конец его мучениям, Эпафродит толкнул его голову. Нерон пронзительно взвизгнул, как закалываемое животное. Кровь, вместе с хрипом, вырвалась из его горла. Но его заплетавшийся язык произнес еще два последних слова: «Великий артист!»

Вместе с ним умолкло и его сердце. Когда извлекли меч, Нерон был уже мертв.

Лицо его касалось земли. Все трое долго смотрели на него в глубоком безмолвии, сменившем предсмертный крик императора.

Нерон больше не шелохнулся.

XXXIII. Плакальщица

Спорий выскользнул из сарая и отправился на разведку. На дороге все было тихо и спокойно. Всадники, посланные в погоню за Нероном, очевидно, потеряли его след.

Вернувшись, Спорий принялся пить сладкое, обжигающее греческое вино.

Эпафродит и Фаон остались около усопшего.

Потрясенный Эпафродит склонился над ним.

— Посмотри на его лицо! — сказал он, — оно и в самой смерти грозно и напряженно. Он сжал уста. Даже теперь — он словно стремится к чему-то, хочет большего, нежели все остальные. В его чертах как будто отражены его тайны, выжжены все его страдания, пороки и порывы. Его лицо поражает и захватывает. Оно кажется красивым.

Эпафродит умолк. Затем убежденно добавил:

— Он похож на поэта!

— Он говорил о великом артисте, — сказал Фаон. — Кого он имел в виду?

— Быть может, Британника… А быть может, и самого себя.

— Он был жесток и страшен, — произнес Фаон.

— Но он был артистом, — ответил Эпафродит, — а творцам красоты многое прощается.

— Он был несчастен, — сказал Фаон.

— Он родился римлянином. Все, что грек осуществил бы легко, мягко и гармонично, он претворил в кровавый пот, в смертоносное буйство варвара, в собственную искупительную смерть. Он хотел наполнить свою жизнь красотой, данной только истинному поэту. Не достигнув этого — он озлобился и ожесточился. Поэтому он так кончил. В этом — его оправдание.