Убежать от себя - Анатолий Голубев

Она перестала раскачиваться. Посмотрела на него и тихо засмеялась.

– Ты прав, – кивнула она.– Мы так хорошо знаем друг друга, что притворяться совершенно глупо. Для меня не играет роли, что будет завтра. И как поступишь ты! Более того, мне совершенно все равно, что я говорила тебе тут…– она сделала неопределенный жест рукой, как бы пытаясь включить в понятие «здесь» и этот искрящийся под ветром пруд, и эти сосны, гудящие на крутом берегу.

– Тогда скажи мне так же честно, зачем ты пришла? – Он спросил тихо, уже не на шутку боясь, как бы их внезапная искренность не взорвала все то хорошее, чем жили они долгие годы.

Она взяла в свои ладони его большую седую голову, так что из них большим неуклюжим птенцом торчал только горбатый рябовский нос, и, приблизив свое лицо почти вплотную, тихо сказала:

– Потому что тебе плохо… И я не могла не прийти. А слова, решения…

Рябов поперхнулся. Что-то сжало горло, он закрутил головой, как бы пытаясь спрятаться весь – и своим горбатым носом, и седой шевелюрой, и большим животом – в ее такие мягкие, ласковые ладони.

Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что со стороны они смотрятся смешной, почти ненормальной парой– два старых человека сентиментальничают на скамье у пруда… Но тепло совершенно бескорыстного человеческого участия, не требующего принятия решения, вообще не требующее никакого ответного шага, охватило его. Рябов понял, что только вот этого ощущения не хватало ему сегодня, в столь странный день его жизни.

– Ну вот и все. Пора, – сказала Валентина, как бы стряхивая с обоих долгое оцепенение. Виновато улыбнулась:– Мне надо ехать. Да и у тебя хватит забот. Прости, что оторвала… Не могла иначе…

Рябов молча взял ее ладони в свои и поцеловал одним долгим поцелуем. И ничего не сказал. Отвернулся. И они зашагали к станции.

Поезд подошел как по заказу. Кажется, машинист тоже понимал, что этим двум людям ничего не прибавить сегодня к тому, что они сказали друг другу.

Рябов еще немножко постоял на платформе после того, как последний вагон, набирая скорость, прогромыхал мимо.

И задумчиво двинулся к дому.

28

Виной тому, несомненно, долгий-предолгий сезон. Впервые во внутреннем календаре хоккейного чемпионата сделали перерыв на время проведения первенства мира. Основной костяк сборной страны составляли питомцы рябовского клуба, и ему, честно говоря, надоело тянуться из последних жил, пытаясь поймать двух жирных зайцев одновременно: и сборной не проиграть, и клубом не отступить от завоеванного. Сам бы он еще стерпел, но для ребят, измотанных чемпионатом мира, измочаленных травмами и, что хуже всего, расслабленных большой и заслуженной победой, последние игры сезона складывались всегда трудно. Тогда он и предложил, понимая, что это не в интересах других клубов, но справедливо по отношению к его команде – основному поставщику игроков сборной, сделать перерыв.

И вот теперь, когда на улице стоит почти летняя жара, когда думать о льде хочется только в связи с мороженым, надо еще играть и играть. Запас очков, набранный до перерыва, позволял клубу возглавлять таблицу. Но отдохнувшие команды, понимая, в каком состоянии лидер, играли против него с яростью, как бы наказывая виновника за свое долгое вынужденное бездействие.

Да еще и чемпионат мира оказался не в пример другим – тяжелым и нервным. Конечно, легких чемпионатов мира не бывает. Для Рябова, по крайней мере. Но этот был из ряда вон выходящий. До предпоследней минуты, когда решающая золотая шайба влетела в ворота чехословацкой сборной, нельзя было назвать не только победителя, но и серебряных и бронзовых призеров. Будто судьба специально запутала положение команд, чтобы сохранить зрительский интерес и ажиотаж до последней минуты. Можно было лишь сказать, кому труднее всего выиграть «золото» – сборной Советского Союза. Ей была нужна в последнем матче только победа. Соперникам хватало и ничьей. Слишком неравное положение, когда и силы на исходе, и нервы вот-вот готовы сдать.

Они выиграли. Рябов был счастлив… Счастлив до этой первой игры чемпионата страны, в которой они уступили. Хотя и с минимальным перевесом, но уступили.

Игра есть игра. Можно проиграть и выиграть. Но главное удовлетворение Рябов получал не от того, что его клуб одерживал пусть даже очень важную победу. Он радовался, он чувствовал, что поработал на славу, когда клуб располагал сбалансированными тройками. Неравенство составов сказывается не только на результате, но и, главное, на игре. Скажем, прессинг. Решил прижать соперника в зоне, потаскать на поводке или, как любил говорить Рябов, перекрыть сопернику кислород, а тут вторая и третья тройки проваливаются! Игры не жди. Первая отработает, вторая завалит и перечеркнет усилия «кормильцев». Тогда и родился ставший популярным рябовский афоризм: «Команда хороша не в линию– она хороша в глубину!» Так он и старался строить клубную работу.

Сегодня никакой глубины нет. Во всех тройках провалы – не играют сборники: кто в больнице, кто сидит на скамье и смотрит, как заваливается его клуб, кто на льду, но беспомощен, вроде сидящих на скамье. Веселенькое дельце для старшего тренера… Запас очков тает, а с ним тают и надежды на то, чтобы отстоять чемпионский титул,..

Нет слов – нелегко стать чемпионом, но куда сложнее им остаться. И завтра, и послезавтра, и когда, кажется, можешь им быть, а сил уже нет… И тогда чемпион должен уметь «держать стойку».

Рябов как-то впервые попал на первоклассную охоту с легавой. Курцхар – белая в яблоках сука – Диана творила чудеса. Она рыскала, словно остановка для нее равносильна смерти, она находила птицу – гоняли куропаток-буквально под землей. И, найдя, делала стойку, которую Рябов каждый раз неохотно прерывал командой: «Фас!» Как собака держала стойку! И какую – королевскую! Вот тогда и родилось у него выражение: «Чемпион должен держать стойку!» Он говорил это ребятам, когда они начинали пищать при чрезмерных физических нагрузках. Он говорил им, когда шли на заведомо ничего не решавший матч, но который, по мнению Рябова, должны были провести как чемпионы.

Держать стойку! Нелегкое занятие, порой неблагодарное. Держать приходится не только в зените славы, когда силушка великая бушует в теле, но и когда поражение душу выворачивает наизнанку, когда сам себе противен до того, что хочется раствориться, как облако под холодным ветром.

А надо держать стойку! Сколько раз Рябов сам это делал, когда, казалось, исчерпаны последние возможности. Все, точка! Дальше нет дороги. Но он бился грудью о преграды, находил сначала тропочку, потом раздвигал завалы плечами, и вот уже новая дорожка робко убегала вдаль, в будущее…

Московский май напоминал собой август. Короткие жаркие дни брали свое перед холодами – временем цветения черемухи. Еще неделя, и не поверишь в былую жару. И птицы обмануты, и люди – сотни загорающих на берегах студеной Москвы-реки! Не все лезут в воду. Завороженные солнцем, идут к ласковой глади, а у самой кромки ее прозревают. Но ведь и подставить солнышку отвыкшие от небесного тепла тела тоже сладостно…

«Да! Только о погоде и думать перед сегодняшней игрой! Два поражения подряд – многовато! Еще одно – и три клуба теоретически могут стать чемпионами вместо нас. Вчера на собрании команды я сказал: „Мне стыдно с вами ехать за границу!“ Хотя это было и глуповато: проиграют они завтра, а ехать в Канаду только в августе. Но в такие минуты самая большая глупость вдруг оказывается величайшей мудростью. Хороши у них были рожи, когда я заверил: „Проиграете следующую игру, знаете, что она будет трудной, с нашим главным многолетним соперником, а вы сыпетесь, как марципановые солдатики…– И еще что-то добавил в таком же „приятном“ тоне.– Так вот, если отдадите эту игру, которую, несомненно, обязаны выиграть, я пойду в комитет и скажу председателю, что команду посылать в Канаду нельзя. Да, да, сам скажу и поломаю то, за что боролся. Ибо тур в Канаду с неподготовленной командой – уже не мое личное дело. И даже не ваше. Это дело национальное, вопрос будущего всего нашего хоккея… Какие там профессионалы, если команда боится обычных любительских клубов!“

Предстоял не просто матч. Две команды – как бы два полюса одного стиля. И у каждой свои цели в чемпионате: у одной – выиграть золотые медали, у другой – обыграть соперника номер один. И еще неизвестно, какая из целей для команды важнее. Так уж сложилось. В спорте часто ищут себе соперника по силам, поединок с которым становится смыслом спортивной жизни.

Одно время встречи между клубами превращались из хоккейных матчей в жесткие, на грани злой потасовки, поединки. Рьяные болельщики подстегивали команды, подталкивали к самой жесткой игре. Рябову стоило немало усилий – и задушевными беседами с тренером соперников, собственным питомцем товарищем Улыбиным, и примером поведения своей команды – сбить налет жестокости, дикости. Он наотрез отказался потрафлять вкусам худшей части болельщиков, жаждавшей крови, и постарался сделать все, чтобы поединки стали подлинной демонстрацией отличной игры двух больших команд.