Степан Разин - Степан Злобин

– А ныне мы отбыли промыслов и дома-то свои позабыли. Согнали нас жить по приказам, под единую кровлю, как словно в конюшни. Коням хоть отдельные стойла, а нам и того нет. Смрад, грязь!..

– Зимой холод!

– Дома хозяйки одни да робята.

– Кормись одним жалованьем стрелецким, а деньги идут воеводам да головам. Каждый себе норовит споловинить...

– Коли поднял нас, то к большим городам, атаман, уж веди. Всех стрельцов по пути до Москвы поднимем.

– Есть слух, что в Саратове знатная рать у бояр, – сказал Разин. – Не сробеете в битве?

– Давай лишь веди. Не сробеем! В обиду тебя не дадим, – обещал стрелец.

– Ну, спасибо вам, добрые люди, – сказал на прощанье Разин, вставая от их костра.

Ближе к берегу сидели кучки крестьян вокруг таких же костров. Они пекли рыбу, варили жирную кашу, уху.

– Хлеб да соль! – сказал Разин, подойдя к огню.

– Садись, батька, с нами! Добыча у нас нынче добрая: осетра уловили.

– У нас, батька, утки печены!

– Степан Тимофеич! Лесная свежатина! Олень на нас сам наскочил! Иди к нам! – звали от разных костров.

Там, где на вертелах пекся олень, было самое людное место. Над кучей ярого жара, воткнув на пики, пекли огромные части – целые ноги, хребтину, голову, бок...

– Ну, жару гора! Как стоять-то! – покачал головою Разин.

– Зато комары погорели!

– Доброе мясо будет, Степан Тимофеич!

– К такому бы мясу да пиво!

Разин сел в стороне от кострища возле двоих пожилых крестьян, бойко орудовавших кочедыгами. Возле них лежало уже по паре готовых лаптей.

– На спор, атаман честной, лапти плетем: у кого спорее! На низовьях-то все обтоптались – ить лычка нету! А ныне и рады – липка пошла по пригоркам, и мы с обужей!

– Хоть до Москвы в таких! – усмехнулся Разин.

– Мы муромски, милой! Пошто нам Москва! – возразил крестьянин.

– За всю Русь ведь повстали. Москву нам не миновать у бояр отсуживать, – сказал атаман.

– Своей бы земли у боярина отсудить! А в Москве и без нас людей много: там стрельцы да посадские встанут. Ты нас-то, пожалуй, на нашей земле укрепи казацким обычаем... Ведь к жатве пора! – убеждали его крестьяне.

– Нам к жатве до Мурома не поспеть, – засмеялся Степан. – Города брать – не лапти плесть.

– А наши-то наказали, чтоб к жатве поспеть. Скажите, мол, атаману, земля у нас добро рожает. Коль к жатве поспеем, мы хлеба на все его войско дадим. Лишь бояр бы согнать, чтобы хлеба не отняли.

Вокруг них собралась уже добрая сотня людей, обступили.

– И ближе туг земли лежат, тоже хлеба рожают. Чего-то к вам прежде прочих идти! – говорили муромским.

– Синбирские земли ближе!

– А Нижний! – подсказывали кругом.

– А Пенза!

– Тамбов!.. Бояр бы согнать – и мы тоже хлебушка рады на войско отдать!

– Москву возьмем, братцы, тогда по всей Руси бояр сгоним. Все крестьянство вздохнет от бояр. В Москве вся их сила, – убеждал атаман. – А Москву не возьмем – они все равно одолеют, и Волгу, и Дон, и Оку заберут. Уж тут недалече лежит по дороге Саратов. Там войско бояре скопили. Саратов не взять, то и дальше дороги не будет.

– Степан Тимофеич, пусти меня с мужиками путь расчищать. Тут пензенские сошлись. Ты пусти, мы на Пензу пойдем по прямому пути. Ведаешь, сколь народу по деревням пристанет! – сказал от костра молодой красивый казак. – Василий Лавреич зимой обещал, что придет. У крестьян там думка одна: мужик-то не хочет боярам ведь хлеб отдавать. За хлеб он и встанет! А далее мы на Нижний...

– Пензенских отпустить? – спросил Разин, с удивлением взглянув на парня, красою более схожего с девушкой. – Ну, ныне я пензенских отпущу, завтре рязанские от меня уйдут, там – Козловские, и все по своим уездам?! Ты боярску грамоту слышал? Бояре всех уездов дворян в Москву собирают, единой ратью, а мы все поврозь?! И нам надо силы великие вкупе держать... как тебя звать-то...

– Зовут меня Осиповым Максимкою {Прим. стр. 196}, батька, – ответил красавец. – Боярску грамоту я слыхал, да не то хотел молвить, чтобы всяк по уездам шел воевать. А мыслю я так: коли мы пойдем к Пензе, то с нами все пензенские мужики на бояр возметутся. Тебе тогда казаков туды посылать ни к чему: своей рукой народ завоюет пензенскую землю тебе в покорность. Покуда ведь мы не придем, мужики-то сами не встанут, а мы придем – и мужик осмелеет!..

– Никого не держу я, Максим, – сказал атаман. – А все же нам лучше силы не половинить. Вот Саратов тут перед нами. Может, завтра с утра нам бои. И саратовские нас ждут. Неужто мы их обманем?!

– Нет, пошто обмануть! Как ведь ты велишь! – отозвался Осипов. – К тебе мы пришли – тебе служим.

Уже смеркалось. У костров повсюду спешили с едой, ожидая, что к ночи Степан подымет в поход... Но есаулы молчали... Степан бродил по крутому каменистому берегу и нетерпеливо смотрел в верховья. Ждал огней в саратовской стороне. Подумал, что все-таки далеко от Саратова, можно не разглядеть огней. Высокий, крутой, каменистый утес возвышался над берегом Волги.

«Забраться туда, то и было бы видно», – подумал Степан, взглянув на его вершину.

Каменная глыба отбрасывала черную тень на бурлящую у ее подножья, заваленную камнями Волгу... Вершина утеса освещена была последним отблеском вечерней зари. Степан Тимофеевич начал взбираться на кручу. Камни скользили из-под тяжелой ноги и, шелестя, осыпались. Узкая тропа оборвалась и повисла гладкою крутизной, только кое-где торчали кусточки. Но Степану казалось, что оттуда, с вершины утеса, он лучше увидит огни. Он ощупывал выступы ближних камней, ногтями сдирал с них мягкую корку моха, пробовал крепкой рукой, надежно ли держится камень, и снова лез...

«Впору козе взобраться!» – подумал он про себя, отдыхая на гладком выступе, где смог наконец опереться двумя ногами... Во мраке вспорхнула из трещины камня большая сова, чуть не задела крылом. Степан от внезапности покачнулся, схватился за куст, росший в расселине, едва удержался и снова пустился наверх... Вот близко уже видна вершина утеса... Крупный камень выскользнул из-под ноги, гулко плеснулся в воде у подножья скалы, между камней, омываемых Волгой; но Степан уже крепко стоял на самой вершине. Он снял шапку, вытер ширинкой вспотевший лоб, лицо, шею... Ноги дрожали от долгого напряжения. «Ладно, никто не видал, как я взбирался, вот подняли б шуму!» – подумал он. Он сел на выступ скалы, густо покрытой столетним слоем мягкого моха. Ветер трепал волосы. Степан огляделся вокруг. За его спиною, внизу, горели сотни костров, разбросанные далеко на версты и версты. По скалам, по оврагам, между кустов и деревьев – везде огни, огни, искры, отражение огней в воде Волги.

Разин взглянул перед собою вперед. Ночь была непроглядна. Тучи обложили небосклон. Ни одной звезды, ни огня впереди. Окутанная мраком, лежала там Русь, могучее Русское государство, которым правят бояре...

И как тому быть, что бояре всю свою власть отдадут?! Сила же, сила у них! Затаились ведь где-то они в темноте, да и ждут засадой...

Сидят! Караулят...

И ночной мрак впереди утеса вдруг Степану представился логовом клыкастого чудища с железными когтями, которое жаждет терзать их казачьи тела...

Ни звезд, ни желанных огней в стороне Саратова. Безнадежная тьма над водой и камнями. Ветер да тучи... Черным-черно...

Князь Семен назвал тогда всех казаков мертвецами, дыбу, щипцы и каленые угли сулил... А вдруг да и прав, окаянный, и в этой тьме, там, впереди, только дыбы да угли!.. И вот, словно груда углей под дыбой, засветился в самом деле мерцающий отблеск в ночной дали...

Степан тряхнул головой, чтобы отогнать от себя это видение, но оно все назойливее росло, разгоралось ярче, словно палач раздувал эти угли шапкой, Собираясь пониже спустить свою жертву с дыбы...

«Стог загорелся... Митяйкин знак!.. – вдруг понял Степан. – Вот вспыхнет еще огонь», – с надеждой подумал он.

Но другого не было. Один столб огня, окруженный заревом, поднимался зловеще и грозно на сумрачном небосклоне... Значит, молва права: бояре скопили тут силу, готовясь к отпору вольнице... Тут ставят они рядами высокие виселицы, затесывают острые колья, на которых собираются мучить восставших за лучшую долю людей, тут у них и дыбы, и горн с горячими углями, да козлы и плахи...

"Да нет, не на тех напали, кто молча склонит на плаху голову... Не на тех!.. – со злостью подумал Разин. – Не только народная кровь будет литься, – дворянскую бочками будем лить!..

Заряжены пушки, пищали, мушкеты, сабли наточены... Косы и пики тоже побьют немало голов... Постоим!.."

Разин смело взглянул вперед... Нет, не двоится в глазах: второй столб огня поднимался в окутанной мраком далекой степи, на фоне серого неба... И вот загорелась едва приметная третья красная звездочка, разгораясь все ярче, бросая на серое небо розовый отсвет...

Не было больше ни кольев, ни плах!..

Разин вдохнул всей грудью утренний ветер. Мрак таял. Бояре не затаились там, за лукою Волги, они не посмели выйти навстречу великой народной рати. Путь свободен... Широкая Русь лежит впереди, покорная, ждет... В ветре слышались голоса: «Я, Казань, жду тебя, Степан Тимофеич! Я, Тула, жду! Я, Тверь... Я, Калуга... Я, мать и царица всех городов, я, Москва, поджидаю тебя, атаман, бери, покорюсь!..»