медведица,или легенда о Черном Янгаре - карина

   По одному подходили они к подножию трона, падали на колени и, склонив голову, излагали просьбу. А советник, стоявший здесь же, доносил слова до Вилхо.

   Просьбы были обыкновенны и скучны...

   ...споры.

   ...тяжбы.

   ...из-за земли... из-за воды... из-за наследства, имущества...

   И Вилхо, позволив просителю выговорится, взмахивал рукой, давая понять, что просьба услышана. Он желал быть хорошим кёнигом, внимательным к нуждам подданных своих, и оттого проводил часы на жестком троне. Правда, просьбы, такие одинаковые, никчемные, почти сразу забывались.

   Но на то и были у Вилхо советники, чтобы судить его именем.

   Сегодняшний прием был обыкновенен.

   И Вилхо изрядно заскучал. А заодно уж спину стало прихватывать, несмотря на уверения лекаря, что стоит надеть пояс из собачьей шерсти, и Вилхо разом полегчает.

   Пояс натирал поясницу, она прела, и шерсть кусалась.

   К вечеру, небось, пойдет по бледной коже сыпь.

   Лекаря надо гнать взашей... и нового найти.

   А лучше нескольких. Вилхо нравилось слушать, как они спорят.

   - Мудрейшего кёнига прошу вас о милосердии, - этот голос выдернул Вилхо из раздумий. Был он звонок, словно песня жаворонка. - Не за себя прошу, но за отца...

   У подножия трона, на коленях, вытянув белые руки, полные алмазов, стояла девушка.

   - Я кладу к подножию вашего трона окаменевшие мои слезы...

   ...камни сыпались сквозь пальцы. Но не на них смотрел Вилхо, но на деву.

   Во дворце было множество женщин, желавших снискать милость кёнига. И в прежние времена Вилхо бездумно тратил себя на них. Кто бы объяснил ему тогдашнему, жадному до жизни, что с мужским семенем уходит из тела живительная сила.

   Много лет уже, как берег себя Вилхо. И постель его пустовала тридцать ночей из тридцати одной. Да и в ту, дозволенную лекарем для естественной разрядки, Вилхо старался проявлять сдержанность.

   Но сейчас, глядя в синие, яркие, словно сапфиры, глаза, он готов был забыть обо всем.

   - Встань, - сказал он. - Подойди.

   И девушка поднялась с колен.

   На ней было простое белое платье, которое лишь оттеняло удивительную красоту ее. Чем ближе подходила девушка - а поднималась она по ступеням медленно, позволяя Вилхо разглядеть себя - тем быстрее стучало сердце его.

   - Мы желаем знать, кто ты.

   - Пиркко Ину, - ответила она шепотом, который слышал лишь кёниг. - Несчастная дочь, чье сердце разрывает отцовское горе. Сестра, чья судьба - оплакивать гибель братьев.

   Сама она опустилась на колени у ног Вилхо. И глянув в глаза, добавила:

   - Твоя раба, если того пожелаешь...

   - Чего же ты хочешь?

   - Отзови Янгара.

   - Разве не по праву он мстит?

   Опустились ресницы. И полыхнули щеки румянцем.

   - Я женщина, - тихо сказала Пиркко-птичка. - Разве понимаю я что-то в мужских делах? Мне ли думать о праве, когда вот-вот лишусь я и отца, и братьев, и всех родных, которых имею. А сама стану наложницей человека, измаравшего руки в их крови.

   Наложницей?

   Вскипела кровь Вилхо.

   Вот, значит, что пожелал взять себе Янгар.

   - Что ж, нас тронули твои слезы, - Вилхо постарался говорить ласково. - Передай своему отцу, чтобы явился он к нам. Оба они, и Ерхо, и Янгар, должны предстать перед нами до первого дня зимы. И оба, поклонившись друг другу, поклясться в мире и дружбе.

   Тень легла на круглое лицо Пиркко.

   Легла и исчезла.

   - Благодарю, мой кёниг, - сказала она и, протянув руку, коснулась словно невзначай ладони. - И прошу простить меня за дерзость. Много я слышала от отца о твоем величии, однако слова оказались не способны передать истину.

   - Какую же?

   - Нет на Севере мужчины, способного сравниться с тобой, - Пиркко-птичка зарделась. - И я... буду хранить твой образ в собственном сердце.

   Она прижала ладони к груди.

   И пятна золотой краски остались на белом одеянии.

Глава 21. Люди и звери

   Зверь, попавший в капкан, - законная добыча.

   Беспомощная.

   И легкая.

   Но все равно опасная, если подойти ближе. Тем более, когда речь идет о медведе.

   Почему Янгхаар не ударил? Хотел ведь. Руку занес. И смерть подарил бы быструю, милосердную. Медведица, предвидя ее, распласталась на листьях.

   У нее были зеленые глаза.

   Яркие, как камень, который даже осенью ловил солнце, ненадолго возвращая Янгара в лето. И в них Янгар увидел тоску и страх.

   Звери на арене не боялись. Измучены были. Разъярены.

   А эта...

   Слеза вдруг выкатилась и повисла на длинной реснице, вот-вот скользнет по морде...

   ...по побледневшей от боли щеке. И губы дрожат, сдерживая крик. Чужая боль впервые не кажется далекой. И Янгар, наклоняясь, подбирает слезы губами. Они горьки, как соль, что остается на старых сваях, размечая высоту прилива.

   Память отступила, только оставила эту полузабытую горечь.

   И в груди знакомо заныло.

   А маленькая медведица с шерстью рыжей, как опавшая листва, и человеческими глазами лежала. Ждала приговора. И Янгхаар Каапо, который никогда прежде с ударом не медлил, опустил руку.

   - Спокойно, девочка, - сказал Янгар и положил копье на листья.

   А медведица зарычала, но не грозно, жалобно скорее.

   Она позволила себе помочь.

   И вернулась на следующий день... и возвращалась вновь и вновь. Пожалуй, эти встречи делали Янгара почти счастливым. Правда, он уже привык к тому, что его счастье не длится долго.

   Послание кёнига доставили затемно.

   Высокий гонец с поклоном протянул тубу, запечатанную алым сургучом, и глядя на Янгара с неодобрением: вот ради него гонцу пришлось преодолеть много миль по бездорожью и осенней распутице, произнес:

   - Кёниг желает получить ответ.

   Взмыленную лошадь гонца увели. А ему по обычаю поднесли чашу горячего сбитня. Отказываться гонец не стал. Янгар же, сорвав печать, вытряхнул пергамент.

   Аккуратные буквы.

   Тщательно подобранные слова.

   И небрежный росчерк кёнига внизу страницы. Вилхо всегда лишь подписывал послания, и после с огромным наслаждением ставил рядом печать. Круглую, с оленьей головой и короной.

   - Позволь, угадаю, - Кейсо вошел в шатер, когда Янгхаар перечитывал послание, пытаясь найти повод не подчиниться приказу. - Тебе велено остановить войну.