Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

А ведь ещё был Рагиф, убеждённый в том, что Игнату нужны от меня только камни. И это вполне вязалось с необходимостью держать меня как можно ближе к себе. А куда уж ближе, чем любовь? И тут уже вспоминается Мороз со своими предупреждениями…

Интересно, кто ещё знает про камни? Док? Возможно, он же мозгоправ. Мороз? Ну если только от Дока. Хотя… Зачем это Доку, если куда логичнее устранить с пути Игната, и потом спокойно отработать меня. Гипноз, там, не знаю, сыворотка правды…

А вот Сергей с Лариской наверняка не в теме — слишком мелкие сошки. А Жагровские? Тут вопрос, хотя всё-таки навряд ли. Скорее уж Рагиф собирался слиться от них, как в своё время мой отец…

— Слав, у тебя там всё нормально? — постучал в дверь Игнат. Я вздрогнула и, плеснув в лицо воды, закрыла кран.

— Да, иду уже…

Лёжа в тесных объятиях всё думала: а что, если камни — это и есть неведомая Морозу цель Игната, ради которой он пошёл на двойные игры со своей конторой?

Глава 23

Почему-то думалось, что из города на Волге Игнат повезёт меня обратно в нашу маленькую секретную квартирку на краю тайги. Логично ведь? Логично. Особенно теперь, когда сам признал, что остался один против своей конторы.

Но вместо сибирской провинции мы нагрянули вдруг в Москву. Девятнадцать безмятежных, насыщенных лишь красотой и роскошью дней. Без угнанных тачек, без погонь и запутывания следов. Даже наоборот, словно нарочито напоказ.

Наверное, так могла бы выглядеть наша с ним счастливая жизнь «Если бы не» — Не моё гнетущее чувство вины, не страх в любой момент снова оказаться в лапах Мороза или даже неведомых мне Жагровских. Не разъедающая тревога за Игната. Не сомнения в его же искренности.

Сомнения эти подогревались его отлучками по неизвестным мне делам. На час, полдня или ночь — он уходил, не давая объяснений, лишь бросая между поцелуями: «Жди здесь, не высовывайся»

При этом я понимала, что что-то происходит. Условная безмятежность жизни, дорогая гостиница и светские мероприятия типа благотворительных сходок для избранных — для меня, подставной девочки Гордеева из Клондайка, это был всё тот же, уже знакомый спектакль на публику. Игнат явно вёл очередную игру, и я подыгрывала, убеждая себя, что так действительно нужно, но с каждым днём всё больше теряя надежду найти в происходящем хоть каплю искренности. Иногда доходило до отчаяния. Но потом наступали минуты, часы или даже отдельные дни, которые я называла про себя «весенними»…

Они действительно были похожи на оттепель: в такие дни, минуты или часы Игнат вдруг менялся — он словно забывал обо всём, кроме меня. И это не про секс, которого и так всегда было вдоволь. Это про НАС.

Мы неожиданно проваливались в «кроличью нору», где нет вчера и завтра, а только сейчас и только мы вдвоём. И тот самый затаённый трепет, который словно бы прорывался из Игната вопреки его воле. В такие мгновения я готова была поклясться, что это и есть любовь — та самая, обыкновенная и настоящая, которую не спрячешь и ни с чем не перепутаешь. Ради которой можно переждать любую зиму.

Но потом снова были звонки, таинственные отлучки… Отрешённый взгляд сквозь меня, в то время как пальцы бездумно поглаживают клеймо на предплечье… Ночные беспокойные взбрыкивания, крики и резкие пробуждения в испарине… Таблетки. Небрежные шуточки, мол, ничего, само отвалится. Но самое ужасное — снова та непонятная мне тоска во взгляде, которая появлялась теперь не от случая к случаю, а жила в нём постоянно. Мы словно были вместе, но в тоже время разделённые невидимой стеной, и чем дальше, тем невыносимее становилась эта тяжесть.

— Откуда у тебя столько денег? — не выдержала я однажды.

В ресторане с высокими потолками играл живой рояль, на моём плече лежал дурацкий хвост чернобурой лисицы в сверкающих каплях ювелирных стразов. До оскомины весело верещал ведущий благотворительного ужина — реальная «звезда» из телевизора, между прочим.

— Заработал, — ответил Игнат, касаясь моей ладони губами, в то время как его взгляд вот уже битый час скользил по лицам присутствующих, явно выискивая, но не находя кого-то конкретного.

— На продаже бриллиантов? — Всё, я устала притворяться. И хотела теперь только правду — про камни, про клеймо. И про мою истинную роль во всём этом.

— Ты же знаешь, что камни достались твоему отцу, — невозмутимо ответил Игнат. Что интересно — мы никогда раньше не поднимали эту тему, но сейчас словно просто продолжили давний разговор.

— Тогда на чём?

— На крови и боли, на чём же ещё? Я ведь больше ничего не умею. Хорошая новость только в том, что это была кровь плохих парней. — Усмехнулся. — Если не углубляться в теорию относительности, конечно.

Я повернулась к нему, встретились взглядами.

— Что мы здесь делаем, Игнат? На самом деле — что?

— Спасаем Амурских тигров, — как ни в чём ни бывало кивнул он на эмблему благотворительного вечера, растянутую над эстрадой. — Ты разве не любишь котиков?

— Я тебя люблю, — неожиданно даже для себя вдруг выдала я, и взгляд стремительно заволокло слезой.

Его лицо не дрогнуло, только сузились зрачки, словно в глаз попал солнечный блик. Но уже в следующий момент всё вернулось в норму, и Игнат лишь спокойно перехватил мою руку с бокалом:

— Давай сегодня ты больше не будешь пить?

— Я не пьяная! — Слеза всё-таки скользнула и щекотно замерла на середине щеки.

— Знаю, когда ты пьяная, ты буйная.

— Ненавижу тебя… крокодил!

Он едва заметно дёрнул углом рта.

— Ты понятия не имеешь, что такое ненависть. Но когда-нибудь обязательно узнаешь и тогда ещё посмеёшься над этой своей… любовью. Потому что о ней ты тоже ни хрена ещё не знаешь.

— А ты? — по другой щеке тоже скользнула слеза. — Ты знаешь?

Он отвёл взгляд. Помолчал, словно подыскивая ответ.

— Нет. Никогда не любил, только пользовался.

— М… — сдерживая дрожь в подбородке, улыбнулась я. — Спасибо за честность. Но я вообще про ненависть спрашивала. — Встала и пошла на выход. Игнат следом.

Декабрь засыпал город снегом. До нового года оставался ещё почти месяц, а иллюминация уже нарядно опутала улицы, даря прохожим предвкушение чуда. Но не мне. Я видела лишь размытое слезами, дрожащее на ресницах пятно и на удивление спокойно понимала, что всё это время где-то в глубине души чего-то такого и ждала. Рано или поздно, но Игнат сказал бы мне это.

Интересно… сейчас рано или поздно?

В такси ехали молча. Так же молча поднялись в номер. Не было рыданий и заламывания рук, не было упрёков и попыток вызвать жалость. Равно как и от Игната не было попыток объясниться или хотя бы дежурно взять меня под руку. Мы словно оба шагнули за какую-то новую черту, и теперь оба не понимали, что дальше.

Я спокойно, как замороженный трупик райской птички, снимала с себя мишуру украшений, а Игнат, постукивая по губам кулаком, задумчиво наблюдал за мной из кресла у окна.

— Послезавтра уезжаем. Сначала в Питер, там заберём новые документы, а оттуда…

— Не надо! — перебила я. — Не говори.

— Но ты же всегда требовала подробностей?

— А теперь не хочу! — Замерла на мгновенье, прислушиваясь к сердцу: впервые за последние недели оно наконец-то полегчало. Вот она — животворящая сила правды! — Они снова выходили на меня, эти твои… коллеги. Ещё до приезда сюда. И они наверняка знают, что мы сейчас в Москве. И всё, что ты мне скажешь они тоже будут знать — я просто не смогу врать, я их боюсь. Поэтому и ты мне ничего не говори, просто вези куда хочешь и всё.

За спиной скрипнуло кресло. Шаги. Вздрогнула, когда на талию легли руки, и горло тут же перехватило спазмом.

— Почему ты не сказал, что это мой отец? Что это он убил…

Ласковые руки мгновенно стали жёсткими — видно я попала в болевую точку.

— Ты ведь ненавидишь меня, да? — Зажмурилась, сдерживая слёзы. — И всё это… это всё ради мести, да? Ты просто мстишь ему через меня.

— Нет.