Хроники мертвых - Гленн Купер

Нэнси стояла, опустив руки в мыльную воду, закрыв глаза, ничего не делая и не говоря.

Пайпер развернул ее к себе, и Нэнси пришлось решать, куда деть руки. Наконец она положила мокрые ладони на плечи Пайпера.

— Думаешь, мы правильно поступаем?

— Нет. А ты?

— Не знаю.

Пайпер поцеловал Нэнси. Как приятен вкус ее губ! Как мило она приоткрыла рот! Пайпер обхватил ее попку обеими руками. Голову сносило от желания. Мысли затуманились.

— Сегодня приходила экономка, постелила свежие простыни…

— Ты знаешь, как соблазнить девушку!

Пайпер, сжав ее мокрую руку, повел в спальню, там рухнул на кровать и притянул Нэнси к себе. Он целовал ее горячую шею, гладил под блузкой.

— Мы еще пожалеем. Это против всех…

Пайпер закрыл ее рот поцелуем, затем слегка отстранился:

— Послушай, если не хочешь, мы можем отмотать несколько минут назад и домоем посуду.

Нэнси поцеловала его. Впервые.

— Ненавижу мыть посуду! — сказала она.

Когда они вышли из спальни, было темно и непривычно тихо. Тихонько шумел кондиционер, слышался отдаленный гул магистрали ФДР. Пайпер дал Нэнси свежую белую рубашку. Он всегда так поступал, переспав с женщиной впервые, — им, похоже, нравилось прикосновение накрахмаленной ткани к коже, да и вообще так всегда делают в фильмах! Рубашка стыдливо прикрыла ее тело. Нэнси села на диван, подтянув колени к подбородку, обнажив холодные и белые словно гипс колени.

— Хочешь выпить?

— Думаю, на сегодня мне достаточно.

— Жалеешь?

— Должна бы ответить «да», но нет, я не жалею, — ответила Нэнси, покраснев. Такой красивой он ее еще никогда не видел. Хотя теперь она выглядела старше и женственнее. — Я предполагала, что это может случиться…

— И давно?

— С самого начала.

— Неужели? Почему?

— Сочетание твоей репутации и моей.

— Не знал, что у тебя тоже репутация!

— Другая, — со вздохом ответила Нэнси. — Хорошая девочка с примерным поведением, никогда не раскачивает лодку… Хотя в душе мне хотелось, чтобы лодка зачерпнула воды через край. Просто чтобы посмотреть, как это бывает!

Пайпер улыбнулся.

— Таран и кораблекрушение. Что-то из одной оперы!

— А ты, Уилл Пайпер, плохой парень. Хорошим девочкам всегда нравятся плохие мальчики.

Пайпер окончательно протрезвел.

— Не стоит афишировать то, что произошло. Ты ведь понимаешь…

— Конечно.

— Ну, это может повлиять на твою карьеру, мой выход на пенсию…

— Конечно, Уилл! Я все понимаю. Мне пора.

— Оставайся, если хочешь.

— Спасибо, вряд ли ты планировал вечеринку с ночевкой. — И прежде чем он успел ответить, Нэнси взяла с кофейного столика сценарий Лоры. — Прочитаешь?

— Не знаю. Может быть, потом.

Оставшись один, Пайпер налил себе виски, сел на диван и включил настольную лампу. От яркого света резало глаза. На обложке сценария плясал яркий кружок, который всегда появляется, если долго смотреть на лампу. Казалось, весь мир со зловещей улыбкой ждал, когда Пайпер откроет первую страницу. Наконец он осмелился. Чертов таран…

Пайпер никогда раньше не читал сценарии. Проколы по краю напомнили ему о листах бумаги, которые он месяц назад видел в доме Марка Шеклтона. Перевернув титульную страницу, Пайпер замер в нерешительности. Какой неожиданный формат!

Вскоре Пайпер погрузился в сценарий, забыв о времени. Герой, прототипом которого он стал, Джек, был крепкий светловолосый южанин за сорок, с непринужденными манерами и определенной грубоватостью. Неудивительно, что Джек по сценарию оказался алкоголиком и бабником. Последней его любовнице — скульптору Мэри — было проще позволить мужчине подобного типа ворваться в ее жизнь, чем отвергнуть его. Джек, по всей видимости, бросил чуть ли не сотню женщин, в том числе и — Пайпер почувствовал, как кольнуло сердце, — свою дочь, молоденькую девушку Вики. Периодически Джека мучают воспоминания об Амелии — эмоциональной хрупкой женщине, которую он морально уничтожил. Позже водка и угарный газ помогли ей освободиться от такой жизни. Амелия, в образе которой легко узнавалась Мелани — первая жена Пайпера и мать Лоры, — решила, что воды жизни для нее слишком глубоки и неспокойны. По ходу повествования ее призрак являлся главному герою, упрекая его в жестокосердии.

В середине сценария Пайпер понял, что слишком трезв, чтобы продолжать. Он налил себе еще виски — треть стакана, — подождал, пока алкоголь окажет анестезирующее действие, и только потом взялся читать дальше. Мэри совершает самоубийство, за которым в рыданиях наблюдает призрак Амелии. Вики спасается от подобной участи, приняв решение бросить мужчину, напоминающего по поведению отца, и выбирает доброго, но менее темпераментного человека. А Джек?.. Он начинает встречаться с Сарой — двоюродной сестрой Мэри, — с которой знакомится на похоронах. Таран готов разрушить еще одну жизнь…

Пайпер перевернул последнюю страницу. Странно, почему он не плачет?..

Значит, вот каким видела его дочь. Монстр. Неужели он на самом деле столь ужасен?! Пайпер подумал о бывших женах, многочисленных подружках, бесчисленных женщинах на одну ночь… Теперь Нэнси. Все они в основном неплохие девушки… А дочь? Милое создание, которое преследует отвратительная репутация никудышного отца…

Неожиданно он схватил сценарий и наугад открыл на случайной странице.

— Черт побери!

Шрифт сценария! Курьер. Двенадцатый кегль. Такой же, как на открытках от убийцы Судного дня!

Он и забыл, как удивился, увидев открытку первый раз. Как будто напечатано на машинке, а не на компьютере. Странно, сейчас им почти никто не пользуется. Обычно выбирают «таймс нью роман», «ариал», «гельветику». Эти гарнитуры стали новым стандартом компьютерного века.

Пайпер зашел в Интернет и почти сразу нашел объяснение: «курьер» 12 — обязательный шрифт для сценаристов. Если подать издателю работу, напечатанную другим шрифтом, тебя в лучшем случае высмеют, а в худшем — откажут в сотрудничестве. К тому же этим шрифтом повсеместно пользуются программисты при написании программ.

В голове Пайпера тут же всплыла картинка. Сценарий Питера Бенедикта, несколько черных ручек «Пентел» на белом столе рядом с книжным шкафом, заполненным книгами по программированию. И голос Марка Шеклтона: «По-моему, ты его не поймаешь».

Пайперу понадобилась минута, чтобы проанализировать возникшую ассоциацию и отвергнуть абсурдное предположение, что убийца Судного дня — Марк Шеклтон, парень, с которым он год жил в одной комнате, а теперь взрослый мужчина, сдвинутый на компьютерах. И он бегает по Нью-Йорку, режет, стреляет, насилует, калечит?.. Бред!

Зато шрифт на открытках — прекрасная зацепка! Пайпер давно понял, что интуицию игнорировать не стоит. К тому же других идей у него не было, следствие зашло в тупик.

Схватив телефон, он быстро набрал сообщение Нэнси: «Надо больше читать сценариев. Возможно, убийца — сценарист».

28 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Лас-Вегас

Как приятно чувствовать на запястье холодок изящных часиков с четырнадцатью каратами! Девушка провела пальчиком по ребристому краю изящного циферблата, украшенного бриллиантами.

— Эти мне нравятся больше всего, — прошептала она.

— Прекрасный выбор, мадам! — сказал ювелир. — Популярная модель Гарри Уинстона «Девушка с авеню».

Покупательница рассмеялась.

— Слышал, как они называются? — обратилась она к спутнику.

— Ага.

— Посмотри. Какая красота!..

— Сколько? — спросил мужчина у ювелира.

Тот с недоверием посмотрел покупателю в глаза. Японец, кореец или араб наверняка купил бы часы, но это типичный американец в широких брюках и бейсболке. От таких не знаешь, чего ждать.

— Сэр, вам я отдам их за двадцать четыре тысячи долларов.

От удивления глаза девушки округлились. Ничего себе цена! Часы оказались самыми дорогими в магазине. Но ей они понравились — сильно понравились! Покупательница ясно дала это понять своему спутнику, беспокойно поглаживая его руку.

— Берем, — не раздумывая ни секунды, заявил мужчина.

— Замечательно! Как вы оплатите покупку, сэр?

— Запишите на мой счет. Мы остановились в «Пьяцце».

По идее ювелир должен был тут же отправиться в заднюю комнату, чтобы проверить данные, однако покупатели больше не вызывали у него подозрений. «Пьяцца» — лучший номер в их гостинице. Тысяча четыреста квадратных футов мрамора и откровенной роскоши, с джакузи на балконе.

Девушка вышла из магазина с часами на руке. По нежно-голубому небу над площадью Святого Марка плыли пушистые кучевые облачка. Мимо скользила гондола с чопорной супружеской парой — похоже, швейцарцами. Гондольер затянул песню, чтобы хоть как-то расшевелить пассажиров. Его низкий голос эхом отразился в глубине купола. Как все идеально продумано! Не так жарко, как на Средиземном море. Нет ужасной вони, как от настоящих каналов. И нет голубей! Мужчина, сопровождавший девушку в часах, ненавидел голубей — грязных, надоедливых птиц — с детства, когда вместе с родителями побывал на настоящей площади Святого Марка. Он помнил себя чувствительным застенчивым мальчиком. Какой-то турист бросил ему под ноги хлебные крошки. Голуби, как в ночном кошмаре, со всех сторон налетели на малыша. Даже повзрослев, он каждый раз в ужасе вздрагивал, услышав хлопанье крыльев.