История средних веков - Николай Алексеевич Осокин

Особенно пострадали от лангобардов города Италии. Из того, что некоторые из этих городов были покорены в позднейшее время, не следует думать, чтобы положение их было легче. Точно так же падали их стены, а жители считали за милость, если им позволяли оставить разоренные дома и удалиться в изгнание. Павел Диакон так говорит о взятии Падуи: «Наконец город был сожжен пожирающим пламенем и, по приказанию Агилульфа, разрушен до основания. Впрочем, войско, находившееся там, получило позволение воротиться в Равенну». Слова лаконические, но сильные и весьма впечатляющие[45]. Так было с Кремоной, Монцей и многими другими. По словам лангобардского летописца, на месте городов оставались только незначительные села[46]. Конечно, с одобрения лангобардской власти села опять оживали и возрастали до значения городов.

Городами управляли герцоги, которые начальствовали над целой областью. В менее важных местах жили так называемые гастальды, управлявшие округами. В истории итальянских городов под лангобардским владычеством надобно различать два периода, разделительной чертой которых служит половина VII в. Сперва мы видим закабаление их, потом возрождение уже после слияния лангобардов с римлянами. Сперва центр городской жизни из курии переместился во дворец лангобардского наместника. Сюда горожане обращались с жалобами, здесь их судили. Общественные здания, городские имения, даже церковные земли — все это переходило в ведение герцогского двора, или наместника, или гастальда. Сделавшись резиденцией власти, центральным местом лангобардского управления, перестроенный и видоизмененный город привлекал к себе тех из лангобардов, которые хотели сделаться куриалами и с этой целью продавали свои земли. Эти лангобарды титуловали себя nobiles. Потом они слились с народным ополчением и стали называться exercitales, arimanni (Heermann) или milites. Эти новые люди из варваров вторгались в города почти насильственно, тем более что лангобардам в городе было привольно. Лангобард мог выгнать римлянина из его собственного дома и из хозяина сделать только управляющим. Но это еще была милость. Бывали примеры, что лангобард совершенно лишал римлянина имущества. Во всяком случае, если лангобард овладевал домом итальянца, то последний уже не мог даже заложить своего имущества, потому что в одном доме было теперь два хозяина и один из них был гораздо сильнее другого. Однако дух и строй старого времени, вопреки уверениям германистов, продолжал еще сохраняться. Рядом с варварским вновь организовывалось и римское общество, не перестававшее существовать как таковое. Положим, оно было загнано, забито, лишилось самостоятельности, собственности, должно было терпеть тяжесть чуждого закона, но численность и старая идея брала свое. Эта численность была слишком значительной, чтобы ее можно было игнорировать. Собственно в городах варварам было не совсем удобно. Лангобарда чувствовали себя здесь, как и все вообще германцы, неловко. Если тогдашняя история Италии и переполнена лангобардскими именами, то не следует думать, что римляне были совершенно устранены от государственных должностей. Когда же сгладилось религиозное различие между двумя нациями, то римляне полностью сравнялись с лангобардами. Прежние лангобардские епископы сменились итальянскими; тогда же стали практиковаться разные новые способы дарования итальянцам, состоявшим под патронатством, прав свободного гражданина. Они тогда могли уравниваться в правах с лангобардами. Экономическая сторона тоже имела значение в ртом отношении. Между прочим богатые итальянские горожане получили право на то же вооружение, как и свободные лангобарды, так что cives и miles сливались в одно понятие. Естественно, что подпонятие богатых граждан подошли вообще зажиточные граждане и между прочим ремесленники. Большое значение в деле сближения двух наций имели браки, которые существовали в лангобардском королевстве. Известно, что эти браки были либеральны. Лангобард мог жениться на полусвободной римлянке и тем возвести ее в свободное состояние. В городах экономические условия были на стороне римлян; относительное положение их менялось скорее, нежели на помещичьих землях. Чем более уравнивалось имущественное состояние римлян, тем более сближались они с лангобардами, и по мере того, как нарождалось новое поколение, прежняя вражда ослабевала, уступая место совершенному равнодушию к родовым отличиям. Римлянин своей ловкостью пробился внутрь варварского общества, разрушая все препоны и внося туда свой язык, нравы и понятия. Итальянцы победили варваров своей цивилизацией и культурой. Они коснулись внутренней, духовной стороны их жизни, нравов, понятий, образованности, ознакомив их с лучшей обстановкой и удобствами жизни.

Новое общество, образовавшееся из смешения двух различных элементов (варваров и римлян), получает особый характер. В нем непобедимая лангобардская энергия соединилась с тонко развитым римским умом. Приморские города Италии первые проявили свою энергию. Тогда-то начинается торговая деятельность в Венеции, возникшей из нескольких рыбачьих хижин на берегу Адриатики. Затем сооружает свои галеры Пиза, а за ней и Генуя. Амальфи также вмешивается в торговые дела и богатеет. Самые большие богатства могли образоваться тогда в Равенне и Риме. Как видно из папских биографий, приписываемых Анастасию[47], ни один первосвященник не обходился без того, чтобы не использовать часть церковных сокровищ на сооружение новых храмов и других зданий, на выкуп итальянцев из несвободного состояния и т. п. При оживлении экономической деятельности, ознаменовавшей успокоение народа, изменяется характер отношений лангобардской власти к городам. В итальянских городах возникает национальная милиция, которая могла защищать города еще в первое время лангобардского нашествия.

Со временем сложилось так, что во главе власти в каждом городе стал сановник, который был администратором, гражданским и военным начальником, а вместе с тем и судьей. Горожане, состоявшие теперь уже из лангобардов и итальянцев, знали только его, а не курию, которая между тем заполнялась этими же сановниками, называвшимися судьями (Judices), иногда принимавшими и другие названия, как то: duces, magistri militum и consules. Над ними, правда, стояли в покоренных городах лангобардские наместники: герцоги и так называемые гастальды, но народ знал только судью. Итальянцы издавна, таким образом, привыкли ценить только эту власть. Этим объясняется характер городской жизни, которым впоследствии прославилась Италия. Именно поэтому правительственная власть в Италии так быстро принимала военный характер. Мы увидим, как позднейший характер итальянцев сложился под влиянием лангобардов.

Конечно, Византии надо было бы теперь самой опереться на итальянские города, но она и прежде игнорировала их, что Видно из ее законодательства относительно куриалов. Теперь империя, выдав Италию варварам, была бессильна удержать даже часть ее, тем более, что на юге империи появились новые враги — арабы. Уже было замечено, почему византийские императоры потеряли Рим. Та самая народная милиция, которая могла бы быть полезной византийской власти, теперь обратилась против нее. Греческие историки сообщают, что экзарх должен был узнать расположение равеннской и римской милиции на случай борьбы с лангобардами, но выводы, к которым он