Львиное Сердце - Бен Кейн

моих владений, – сказал Джон довольным тоном. – Я ведь повелитель Ирландии. – (Я прикусил щеку с такой силой, что ощутил вкус крови.) – Из какой области?

Глядя в пол и изо всех сил стараясь обуздать ярость, я не сразу сообразил, что вопрос Джона обращен ко мне. Филип пнул меня сбоку ногой, и я посмотрел на него. Поняв по резкому движению его подбородка, что именно случилось, я в смущении повернулся к столу. Ричард и Джон смотрели на меня: первый – озадаченно, второй – с растущим раздражением.

– Простите меня, сир, – сказал я, поклонившись Джону. – Я из Кайрлинна, это на севере Лейнстера.

– Никогда о таком не слышал.

– Сир. – Джон вовсе не обязательно должен был знать про этот край, но, разозлившись, я не обратил внимания на взгляд Филипа, в котором читалось «Заткнись», и продолжил: – Он лежит на берегу бухты, сир. Позади него горы, еще один хребет тянется с другой стороны залива. Гости там бывают редко, но это одно из красивейших мест в Ирландии.

В ту пору я не знал, что мое прочувствованное описание заронило зерно в плодородную почву. Эти слова горько аукнулись мне в последующие годы.

Джон пренебрежительно отмахнулся.

– Без сомнения, оно кишмя кишит немытыми ирландцами с кочерыжками, растущими из ушей, вроде тебя, – сказал он.

Молодой Король расхохотался, Джефри тоже. Даже у Генриха дрогнули губы. Щеки мои запылали, я не знал, что сказать в ответ.

– У Руфуса из ушей не растут кочерыжки, брат, и он отважен, как алан, – возразил Ричард.

Ехидная ухмылка сошла с губ Джона, но он не унимался:

– Так, может, он кабанов берет, а? Этого вполне можно ожидать от ирландского дикаря.

Ричард со стуком опустил кубок на стол. Предчувствуя важное событие, музыканты прекратили играть. Головы всех сидевших за столом повернулись в нашу сторону.

– Руфус не далее как седмицу назад спас мне жизнь, щенок ты этакий, – заявил герцог. – У меня нет сомнений, что в один прекрасный день он заслужит рыцарские шпоры.

Джон пристыженно умолк. Казалось, все в комнате смотрят только на меня. Еще ни разу не испытывавший подобного смущения, я сжался, как маленький мальчик, которому велели сидеть тихо.

– Вот история, какую я не прочь услышать, – обратился к Ричарду Генрих.

Герцог изложил все без прикрас, напирая больше на мои действия, чем на свои. Впоследствии я узнал, что это была одна из черт его великодушного характера. Закончив, он отсалютовал мне кубком и сказал отцу:

– Если бы не Руфус, у тебя осталось бы только три сына, папа.

Эти двое смотрели друг на друга в течение нескольких мгновений, затем Генрих воздел кубок, указывая им на меня.

Ошалев от признания, забыв на миг о том, как Ричард унизил Джона, я улыбнулся до ушей и поклонился в пояс.

Король потерял ко мне интерес: они с Ричардом повели негромкую беседу. Разговоры за столом возобновились. Отказываясь поверить в случившееся, я вернулся на свое место у стены.

Филип молниеносно возник рядом, на лице его светилось живое любопытство.

– Ты спас герцогу жизнь? – прошептал он.

– Да.

– И ни слова не сказал.

– Едва ли мне пошло бы на пользу, если бы я твердил об этом с первой нашей встречи. Представь, что наговорил бы Луи или Хорек Джон.

– Это точно, если подумать, – согласился Филип и от души толкнул меня локтем. – Ну, жук ты этакий! Давай, вываливай!

Разинув рот, он выслушал мой собственный рассказ. Я подчеркнул, что Ричард спас меня от верной погибели, тогда как я всего лишь повалил его на землю.

– Стрела могла и мимо пролететь, – заявил я.

– Он, похоже, так не думает, – прошептал Филип, коротким кивком указав на герцога. – Ты правильно поступил, мой ирландский друг. Знай, что я тоже перед тобой в долгу. Не будь тебя, я остался бы сейчас без господина и вынужден был бы вернуться домой.

Еще раньше Филип рассказал мне о своей семье, сильно обедневшей. Без покровительства Ричарда уделом парня стала бы тоскливая сельская жизнь в Сомерсете.

Снова смущенный, но и обрадованный, я заявил, что Филип на моем месте поступил бы так же. Мы крепко пожали друг другу руки и поклялись в вечной дружбе.

Взрыв хохота привлек мое внимание, и я повернул голову. Молодой Король изрек шутку. Его отец кивнул и улыбнулся. У Джефри слезы бежали по щекам от смеха. Ричард восторженно стучал рукой по столу. Только Джон не присоединился к веселью.

К моему ужасу, он смотрел прямо на меня холодным, неподвижным взглядом.

Я опустил глаза, сердце мое колотилось. Не желая того, герцог, поставив Джона на место, настроил его против меня: в этом не приходилось сомневаться.

Мгновение спустя, отважившись поглядеть снова, я с облегчением увидел, что внимание Джона переключилось на что-то другое. Однако мне не давала покоя неприятная мысль о том, что у меня появился новый враг.

Куда более могущественный, чем любой из Фиц-Алдельмов.

Глава 14

Небо на востоке начало бледнеть. До рассвета оставалось недолго, на улицах Перигё все еще царила тьма. «Горожане все еще нежатся в кроватях», – подумал я, шагая по улице вместе с Рисом. Даже собаки, вдоволь набрехавшись в начале ночи, ушли отдыхать. Гордый, что мы добрались до реки и обратно и никто нас не видел и не слышал, я направлялся к большому дому, где ожидал Ричард.

С того дня в Кане миновало полмесяца. Они прошли в трудном походе через Анжу и Пуату и далее – в Лимузен. Тяжелее всего пришлось пехотинцам: они вынуждены были проходить по двадцать пять миль каждый день. Вынужденный наконец дать им отдых, но сгоравший от нетерпения герцог взял два десятка рыцарей и накануне вечером выдвинулся скрытно к Перигё, чтобы разведать обстановку. Сопровождали его я и Джон де Мандевиль, к пущей досаде Филипа, Луи и Хорька Джона.

После встречи с королем Ричард обращался со мной как со вторым оруженосцем. Видимо, объявив на людях о том, что я спас ему жизнь, герцог был вынужден действовать соответственно. Джон де Мандевиль принял мое назначение без ропота, но загружал меня тяжелой работой и скупился на похвалу. Я решил, что должен заслужить его уважение, это будет вполне справедливо. Филип, ставший мне другом, отнесся к моему новому положению лучше прочих. Луи вел себя так, словно вся эта история – выдумка, вопреки рассказу герцога из первых уст. Он постоянно бурчал себе под нос и отказывался разговаривать со мной. Хорек Джон, бывший до моего возвышения вторым оруженосцем Ричарда, счел, что тот нанес ему личную обиду. Нашему