Львиное Сердце - Бен Кейн

Высадившись в Нормандии, мы прежде всего поехали в Кан, где Ричард держал совет с отцом. Тамошний замок впечатлил меня не меньше, чем в свое время Стригуил. Построенный герцогом Вильгельмом, за сто лет до того завоевавшим Англию, Кан был окружен стеной, сооруженной на вершине скалистого уступа. За воротной башней располагался крепкий квадратный донжон, другие башни стояли по периметру. Пространство внутри укреплений было значительно больше двора в Стригуиле. И хорошо – требовалось где-то разместить главные силы Ричарда, а большой зал целиком заняли рыцари короля.

Я охотно ночевал бы в палатке, потому как погода в здешних краях была намного приятнее, чем в Англии. Теплое весеннее солнышко заливало богатую зеленью местность. Цвели вишни, а в полях пшеница поднялась уже почти по колено. Хорошо-то хорошо, но нас, оруженосцев, разместили вместе с герцогом в большом зале, поскольку там находились король и три Ричардовых брата. Наконец-то мне выпала возможность воочию лицезреть человека, во имя которого произошло вторжение в Ирландию, и других его сыновей, о которых я столько слышал.

Прежде чем встретиться с отцом, герцог проверил, как разместилось его войско на месте, отведенном сенешалем[14]. Я с прочими оруженосцами привязывал коней и носил воду из цистерны у восточной стены. Еще я берег левую руку. Она быстро заживала, и, хотя другие оруженосцы безжалостно насмехались надо мной за то, что Рис вот так запросто ранил меня, мне, похоже, удалось заморочить всем голову.

Закончив таскать ведра, мы расположились рядом с лошадьми. Рис чистил Лиат-Маха скребком, как и всегда в конце дня. Он сдружился с конем почти так же крепко, как я сам.

– Видел?

Филип кивнул в сторону шатров у большого зала. Самые большие были настоящими диковинами из полос красной и золотистой материи.

– Они принадлежат Генриху, Молодому Королю. А те, – он указал на другие шатры, в отдалении, – Джефри.

– А где шатры Джона? – спросил я.

– Безземельный еще слишком мал, чтобы обзавестись собственной свитой. Он повсюду следует за отцом.

Мне многое еще предстояло выяснить.

– Безземельный? – удивился я.

– Когда Генрих лет десять с лишним назад наделил сыновей разными частями своего королевства, он не выделил доли Джону, тогда еще младенцу.

– Ему ведь предстоит стать повелителем Ирландии, разве не так? – спросил я, мрачно подумав при этом, что у него нет на это права.

– Ага, только прозвище Безземельный к нему уже прилипло. Но не называй его так при нем самом или его людях, если не хочешь, чтобы тебя побили.

Я сделал в уме еще одну зарубку. Со времени поступления ко двору герцога я впитывал сведения, а также денно и нощно расспрашивал Филипа и Джона де Мандевиля. Когда им надоедали мои приставания, я покупал баклагу вина и отправлялся к Луи. Хорька Джона я не беспокоил – никакой особой причины для этого не было, но я видел взаимное нерасположение. Случается, что люди без всякого повода не ладят между собой.

Я знал, что у Ричарда неровные отношения с братьями. С отцом они даже в лучшие времена были натянутыми и в мгновение ока могли перейти в открытый разлад. Это продолжалось с давних пор. Лет десять назад Ричард и двое его старших братьев при поддержке их матери Алиеноры подняли мятеж против Генриха. Хотя трещину удалось заделать, она никуда не делась. До сего дня Алиенора оставалась пленницей короля. Отведенная ей в Англии клетка была позолоченной, но оставалась клеткой.

– А, вот вы где!

Всполошившись при звуке знакомого голоса, мы с Филипом упали на колено.

– Сир, – ответили мы хором.

– Да вставайте, вставайте. – Ричард был в хорошем настроении. – Не приходилось бывать в Кане, Руфус?

– Сир, я оказался в Нормандии всего пару дней назад.

Герцог улыбнулся.

– Ну и как тебе здесь? Кан нравится?

– Земли здесь, похоже, хорошие, сир. А замок, ну… Стригуил внушительный, но Кан более такой… – Я терялся, не в силах выразить свою мысль, уверенный, что герцог считает меня всего ирландской деревенщиной. К моему облегчению, Ричард не выказал ни снисходительности, ни презрения.

– Тут есть на что посмотреть, это верно. Вот только не я его хозяин. – Его лицо, обычно беззаботное, сделалось серьезным. – Ты еще не видел моего господина отца и братьев?

– Нет, сир.

– Сегодня увидишь. Идем.

– Да, сир.

Оставив Филипа стоять с разинутым ртом, я присоединился к удивленному Джону де Мандевилю. Хорек Джон чуть не убил меня взглядом – я занял его место. После той схватки с разбойниками в лесу Ричард держал меня возле себя. Разговаривали мы мало, но ему уже тогда нравилось мое общество. Луи, также стоявший выше меня, тоже не обрадовался, но мне было мало дела до этого, ведь именно я шел следом за герцогом среди его ближайших советников и рыцарей, не они. Рис остался позади, сообразив, что не может заявиться без приглашения к королевскому двору.

Солдаты в королевских ливреях стояли по обе стороны от ведущих в зал арочных дверей. Они приветствовали герцога, притопнув ногой. Против своей воли я наслаждался минутой славы.

– Проследи, чтобы мое вино было хорошо разбавлено, – бросил Ричард Джону, пока мы поднимались на второй этаж. – В этом змеином гнезде мне нужен трезвый ум, а игра тут идет по-крупному.

До того сплетни о заботах герцога удивляли меня. Услышав эти слова из его уст, я понял, что лагерная молва соответствовала истине. Заметив, как Ричард набрал в грудь воздуха и расправил плечи, я понял, что встреча с семьей – непростое дело для него.

Слуги у входа проводили нас взглядами. Чиновник в темно-синей тунике поклонился Ричарду и поспешил известить короля о нашем прибытии. Герцог не стал дожидаться его возвращения и двинулся вперед, мы следовали за ним по пятам. На первый взгляд зал был еще внушительнее, чем в Стригуиле, но, взбудораженный предстоящим событием, я не глазел по сторонам.

Ближе к концу зала Ричард пошел один. Он остановился перед помостом, на котором стояли пять кресел, одно впереди остальных. Четыре были заняты: переднее – королем, три остальных – братьями герцога. Жоффруа, внебрачный сын Генриха, занимавший должность королевского канцлера, стоял рядом. Ричард опустился на колено и склонил голову. Стоя в дюжине шагов позади, мы последовали его примеру.

– Папа! – громко произнес герцог. – Я пришел.

– Добро пожаловать, – тепло приветствовал его Генрих. – Встань.

Некогда он не уступал красотой Ричарду или Молодому Королю, но те дни давно прошли. Скорее серебристо-белая, чем золотисто-рыжая, грива Генриха поредела, показались проплешины. Складки кожи, свисавшие с челюсти, придавали лицу грузный вид. Сетка сосудов на щеках говорила о пьянстве, под глазами