Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Нет, господин Пожарский, спешу вас успокоить, мы только проверяем в следствии одно обстоятельство, в которое вы, наверное, по какой—то случайности оказались замешаны.

– Если так, то, господин Жуков, если не ошибаюсь, давайте покончим с этим вопросом побыстрее, извините, но голова слишком сегодня тяжела.

– Обещаю, если вы не замешаны в трагическую историю, то уже через час будете лечить голову, – Миша говорил неправду. Он был уверен, что Семен – это тот молодой красивый преступник, который с трубой в руке посетил госпожу Быкову.

У Путилина после того, как он отпустил на все четыре стороны ловеласа Веревкина. Настроение отнюдь не испортилось, а наоборот, стало гораздо лучше, ведь одна ниточка оборвана, значит, осталось меньше их, а это говорит о том, что на один шаг к преступнику стали ближе,

Иван Дмитриевич вернулся позднее, чем хотел, Миша томился в ожидании, разговаривая с дежурным чиновником, при появлении начальника вскочил, не иначе в ногах пружины спрятаны, мелькнуло у Путилина.

– Иван Дмитрич, я Пожарского в камеры определил, пусть пока потомится.

– Давай его ко мне, хотя… – Путилин остановился. – Пожалуй, ко мне, а сам приготовь экипаж.

– На Стремянную?

– Каков ты догадлив? – Сыронизировал начальник сыскной полиции.

Приведенный господин представлял точное описание госпожи Быковой, то же худощавое лицо, усики, редкими волосинками топорщились над верхней губой, черное пальто, хотя большинство в столице ходит именно в черных.

– Доброе утро, – Путилин стоял у окна, не хотелось выглядеть в кресле чиновником, не вылезающим из—за кипы бумаг, – господин Пожарский!

– Здравствуйте, – Семен кивнул рукой на Жукова, – как я понимаю вы начальник этого господина?

– Совершенно верно.

– Чем я обязан раннему посещению сего, – видимо, хотел добавить «богоугодного заведения», но сдержался и произнёс, – департамента.

– У меня по ходу следствия возникли несколько вопросов, которые должны прояснить ситуацию.

– Я готов ответить на любые, даже самые неприятные, лишь бы оказаться дома.

– Значит, у нас обоих такое желание.

– Тогда я слушаю.

– Вы знакомы с Аграфеной Ивановой?

– Грушей? Конечно, она моя невеста.

– Давно?

– Это имеет отношение к расследуемому вами делу?

– Непосредственное.

– Четыре года.

– Где вы впервые ее встретили?

– В Шлиссельбурге, мы оба из тех мест.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– С ней что—то случилось? – резко спросил Пожарский и в голосе послышались нотки обеспокоенности.

– Спешу вас заверить, что она в здравии и хорошем настроении, итак вы не ответили?

– Вчера днем.

– И где?

– Ваши вопросы не выходят за рамки дозволенности?

– Отнюдь, поверьте, это не праздное любопытство.

– Хорошо, как я понимаю, все сказанное в этих стенах не покидает их?

– Вы правильно уловили, я не выношу подробности частной жизни на суд обывателей, если нет нарушения закона.

– Да, и какое нарушение, если встречаются два молодых влюбленных человека?

– Никакого, – просто ответил Путилин, абсолютно, вы не ответили на мой вопрос.

– У меня на квартире, – после некоторой паузы сказал Пожарский.

– Прошу прощения, за мою назойливость, но когда вы расстались?

– После полудня, думаю, а может и ближе к вечеру, – взгляд Пожарского затуманился воспоминанием.

– Потом чем вы занимались?

– Я должен был встретиться на Невском с одним человеком, но он не пришел, я только зря прождал его целый час.

– Где вы условились с ним встретиться?

– На углу Невского и Литейного, а точнее у Палкина, в трактире.

Иван Дмитриевич переглянулся с Жуковым, как раз в минуту преступления Пожарский был в двух шагах от Стремянной, мог на четверть часа покинуть трактир и незамеченным вернуться, а значит, официанты, подтвердят, что молодой человек никуда не выходил. Любопытная получается картина.

– Вы можете назвать имя господина, назначившего вам рандеву?

– Петр, а вот фамилию запамятовал, – Семен провел рукой по нахмуренному лбу, вспоминая, – не помню.

– По какому делу?

– Извините, – Пожарский запнулся, он даже не удосужился быть представленным господину, что так бесцеремонно вмешивается в его жизнь.

– Путилин, Иван Дмитрич.

– Простите, господин Путилин, но мое личное дело.

– Хорошо, значит, час прождали?

– Я уже сказал.

– Я слышал, вы не знаете, где в прислугах Аграфена?

– У какой—то купчихи, знаю, что на Стремянной.

– Вы там бывали?

– Нет, Груша мне запретила.

– Я попрошу вас проехать со мной в тот дом.

– Там что—то случилось? И я обещал Груше не появляться там.

– Сегодня особый день, она простит вас.

– Мне не хотелось бы нарушать данное Груше слово, – настойчиво повторил Семен.

– Господин Пожарский, от поездки зависит несколько жизней.

– Даже так, – после некоторого раздумья он обреченно произнёс, – если надо, то поехали.

Штабс—капитан решил на свой страх и риск поговорить с Александром Ельским, проверка друзей могла затянуться и, если среди них есть преступник, то будущий юрист не так глуп, чтобы встречаться с ним в открытую. Может быть, он дал неудачливому убийце денег и тот уехал на время, пока не утихнет шум вокруг покушения, из столицы, вполне допустимая возможность.

– Господин Ельский, – Орлов подошел к студенту, когда тот был один.

– Да, это я, – студент произнёс приятным баритоном, – извините, но мы не знакомы?

– Так точно.

– С кем имею честь разговаривать.

– Штабс—капитан Орлов, чиновник по поручениям начальника сыскной полиции.

– О! И в какое преступление я замешан? – Брови вскинулись вверх, и взгляд Ельского стал удивленно—насмешливым.

– Мы можем поговорить в более подходящей обстановке?

– Пожалуй.

Они прошли в пустующую аудитория.

– Я вас слушаю, господин чиновник по поручениям, – взгляд теперь превратился только в насмешливый.

– Вы знаете о печальном происшествии, – Орлов не стал скрывать, а наблюдал за лицом молодого человека, – случившемся с вашей тетей?

– Тетей? Что с ней? – обеспокоенность невозможно было так сыграть или Ельский обладал большой выдержкой и талантом прекрасного актера. – Не молчите, – Александр вскочил со скамьи.

– Успокойтесь, молодой человек, с ней все в порядке, небольшой ушиб головы.

– Вы что—то не договариваете, сыскная полиция не стала бы заниматься ушибами.

– Да, вы правы, – Орлов пожевал ус и продолжил, наблюдая за Ельским, – вчера на вашу тетю, госпожу Быкову, совершено покушение.

– Вы шутите? – Глаза стали большими, как блюдца.

– Такими вещами, к сожалению, у нас в сыскном отделении не шутят.

– Простите, но я вынужден покинуть вас.

– Господин Ельский, прошу несколько минут, с вашей тетей все в порядке, она не пострадала.

– Знаю я ваше не пострадала, что вам от меня нужно?

– Вы не можете подсказать мне, кому выгодна смерть госпожи Быковой?

Александр поднял удивленный взгляд на Орлова.

– В первую очередь мне, если вы это хотели узнать, я являюсь наследником всего состояния тети, поэтому, как вы выражаетесь: is fecit cui prodest. Вы знаете латынь или перевести.

– Сделал, кому выгодно.

– Именно, не там ищите, господин чиновник по поручениям, хотя не скрываю, что имею выгоду, но пока тетя жива, она более мне выгодна, а у нее золотой ум и за двадцать, тридцать лет жизни, дай Бог ей и больше, она способна преумножить капитал в два—три раза.

– Вы же, как юрист понимаете, что это только слова.

– Да, слова, думайте, как вам заблагорассудится, я понимаю, что сам у вас на подозрении, поэтому не хочу облегчать вашей жизни, ищите, я доказывать свою непричастность не намерен. Главное, что я сам знаю – я к этому непричастен.

– Хорошо, еще один вопрос.

– Слушаю, – уходящий Ельский остановился и повернул голову к Орлову.

– Скажите, из ваших друзей может быть, кто—то причастным к покушению?

– Каким образом?

– Чтобы вы получили наследство и стали сами распоряжаться им?

– Не думаю, здесь не вижу выгоды тому человеку.

– Может он слишком зависит от ваших, то есть от тетиных денег.

– Нет, таких нет.

– Тогда скажите, в вашем окружении есть человек с такой внешностью, – и Орлов словами Быковой описал преступника.

Ельский задумался, потом произнёс:

– Если только Иван Никоноров, он отдаленно напоминает описанного вами, но он никоим образом не зависит от меня, у него родители имеют большой капитал.

– И никто из ваших друзей не собирался покидать столицу? – Нет, прошу извинить, но мне надо ехать к тете.

Никоноров, в самом деле, напоминал преступника, но на щеке у него алел шрам, оставшийся от неудачного прыжка с забора. Более подходящих под описание в окружении молодого Ельского не было.