Темные кадры - Пьер Леметр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совет по поводу одежды исходил от него, и еще масса других мелких уловок, которые позволяли сохранить бóльшую часть своей порции еды, не сунуться по недосмотру в «запретные зоны» различных кланов, чья протяженность и конфигурация изменялись по негласным, но строгим и довольно мистическим правилам, не давать спереть у тебя то, что ты только что купил, или не оказаться слишком быстро изгнанным со своей койки кем-то из вновь прибывших.
Шарль также объяснил мне, что в действительности самой большой угрозой был тот факт, что мне два раза подряд разбили морду: я рисковал тем, что ко мне станут относиться как к козлу отпущения, типу, которому в любой момент можно расквасить физиономию.
«Это дело надо тормознуть и дать обратный ход и тут есть два решения первое это набить морду самому крутому в твоем отделении а если это не пройдет или ты не сможешь этого сделать без обид думаю что с тобой так оно и будет нужно поискать защиту у кого-то кто заставит тебя уважать».
Он прав, Шарль. Это стратегии шимпанзе, но тюрьма и не до такого доводит. Я прокручивал эту мысль в голове и начал присматриваться к крутым парням, задаваясь вопросом: под каким соусом я смогу получить защиту одного из них?
Сначала мой выбор пал на Бебету. Это был чернокожий лет тридцати, которому наверняка сделали лоботомию в юном возрасте, и с тех пор он функционировал исключительно в двоичном коде. Когда он поднимает гири, то осознает только две команды: поднять/опустить, когда ест – разжевать/проглотить, когда идет – правая нога/левая нога и так далее. Он ждет суда за убийство румына-сутенера ударом кулака (кулак вперед/кулак назад). Ростом он под два метра, и если убрать кости, то останется около ста тридцати кило мускулов. Отношения с ним основываются на принципах, близких к этологическим[22]. Я сделал первые шаги, но этому типу потребуются недели только на то, чтобы запомнить мое лицо. И я даже не надеюсь, что в один прекрасный день он вспомнит мое имя. Первые контакты завершились успешно. Я добился выработки первого условного рефлекса: он улыбается, когда я подхожу. Но весь процесс затянется очень надолго.
То, что Шарль сказал мне о старшем прапорщике Мориссе, отложилось где-то у меня в голове, сам не знаю почему. В течение дня я ловил себя на том, что думаю о нем или наблюдаю за ним, когда он проходит мимо моей камеры или во дворе во время прогулки. Это мужчина лет пятидесяти, полноватый, но крепкий, чувствуется, что он давно работает в пенитенциарной системе и прямое столкновение, если таковое должно случиться, его не пугает. Он следит за всем окружающим опытным глазом. Я видел, как он делал замечание Бебете, который весил в три раза больше, чем он. Конечно, он представляет власть, но в самой его манере говорить, объяснять, что именно ему не понравилось, было нечто меня заинтриговавшее. Даже Бебета уловил, что этот человек воплощает власть. Вот тут у меня и появилась идея.
Я помчался в библиотеку, нашел программу конкурса на звание лейтенанта пенитенциарной системы. Проверил, что интуиция меня не подвела и что некоторые шансы на успех у меня были.
– Ну что, прапорщик, как конкурс? Непростое дело, насколько я себе представляю.
Прогулка. На следующий день. Погода хорошая, заключенные спокойны, а прапорщик не из тех, кто любит почем зря размахивать своей дубинкой. Он с беспредельным вниманием покуривает сигареты из светлого табака, как будто каждая из них стоит в четыре раза больше его месячного заработка. Он держит сигарету большим и указательным пальцем и холит ее с благоговением молодой матери, это просто удивительно.
– Нет, непростое, – отвечает старший прапорщик, осторожно дуя на фильтр, на который попала крошечная частица пепла.
– А на письменном, что вы выбрали, сочинение или реферат?
Тут его взгляд отрывается от цигарки и добирается до меня.
– А вы-то откуда про это знаете?
– Ну, эти административные конкурсы… тут я собаку съел. Я много лет преподавал людям, которые к ним готовились, причем к самым разным. В Министерстве здравоохранения, в Министерстве труда, в префектурах. Программы очень схожи. Всегда одна и та же проблематика.
Я испугался, что с этой «проблематикой» слишком поторопился. Вот что значит нетерпение. Я чуть было не прикусил губу, но сумел удержаться. Прапорщик вернулся к своей сигарете и долгое время молчал. Потом произнес, разглаживая ногтем шов на фильтре:
– С рефератом-то мне посложнее.
Есть! Деламбр, ты гений. Может, ты и огребешь тридцать лет, но что до манипулирования людьми, годы занятий менеджментом себя оправдывают. Я выждал несколько секунд и продолжил:
– Понимаю. Проблема в том, что почти все кандидаты выберут сочинение. Потому что почти все кандидаты – как вы, и боятся писать реферат. Поэтому те, кто сделал ставку на последнее, выделяются в глазах экзаменаторов. Они получают фору. И они, кстати, правы, потому что реферат, если знаешь, как за него браться… Это даже проще, чем сочинение. Намного яснее.
Это заставляет его задуматься, старшего прапорщика Мориссе. Я напомнил себе, что стоящий передо мной мужик не дурак, и мне не стоит настаивать, иначе есть риск потерять и то малое преимущество, которого удалось добиться. Я сказал:
– Ладно, старший прапорщик, желаю удачи. – И вернулся во двор.
Я очень надеялся, что он меня окликнет, но ничего не произошло. Когда прозвенел звонок, я встал в строй вместе с остальными.
Когда я обернулся, старший прапорщик Мориссе исчез.
35
Начало лета в тюрьме выдалось очень жарким. Воздух не циркулирует, тела потеют, атмосфера накаляется, парни становятся еще агрессивней, словно наэлектризованные. Тюремный дух начал подтачивать меня, как рак. Не знаю, как я выдержу постоянный страх провести здесь остаток жизни.
Два раза в неделю я проверяю реферат старшего прапорщика Мориссе. Он трудяга. Каждый вторник и каждый четверг он берет три часа в счет своих отгулов, чтобы сделать задание в тех же условиях, что и во время конкурса. К счастью для меня, он еще очень далек от совершенства и его техника просто никуда не годится. Мой подход, направленный на то, чтобы выделиться среди прочих кандидатов, его совершенно пленил.
Последняя тема, которую я ему задал, касалась состояния тюрем во Франции. Отчет Европейского наблюдательного совета против пыток (не больше и не меньше) был посвящен нашим тюрьмам. Когда я предложил эту тему прапорщику, он было решил, что я над ним издеваюсь. Но он хорошо знал, что именно такого рода темы могут быть предложены на конкурсе. Я же стараюсь цедить свои советы по капле, чтобы он как можно дольше нуждался во мне. Он очень доволен тем, что я делаю. Два раза в неделю он вызывает меня в свой кабинет, и мы работаем над его техникой. Я даю ему планы, советую, как выстроить структуру задания. Поскольку от администрации ему ждать нечего, он на свои деньги купил доску с бумагой и фломастеры. Мы работаем сеансами по два часа. Когда я выхожу из его кабинета, некоторые заключенные со смехом спрашивают, засадил ли мне прапор по самые помидоры и отсосал ли я ему по полной программе, но мне плевать: старшего прапорщика Мориссе уважают и все отлично знают, что с ним не забалуешь, а главное, я нашел свою защиту. На данный момент.
С Люси мой выбор тоже оказался удачным. Она проявляет большую активность. Конечно, ей трудно дается общение с судьей, который довольно скептично относится к тому, что столь малоопытный адвокат берется за дело, связанное с судом присяжных. Ей приходится много работать, потому что на каждой встрече с судьей она должна представить ответы на поставленные вопросы, высказать свою позицию; она делает кучу заметок, цитирует прецедентные решения, на ее лице лежит почти такая же усталость, как на моем, а впереди нас ждут еще месяцы и месяцы. Медлительность следствия ей на руку, потому что дает возможность подготовиться и быть на уровне. Она добилась помощи от некоего мэтра Сент-Роза, с которым регулярно беседует. Когда я высказываю сомнение или начинаю придираться к мелочам, она использует его как самый весомый аргумент – наверняка он светило. На меня это никакого впечатления не производит. Пусть он какой угодно знаток, но мой адвокат не он. Для него мое дело – теоретический пример. Похоже, у него огромный опыт и он действительно специалист. Лучше бы он поделился своими теоретическими познаниями с моим сокамерником, который с момента своего появления сжирает половину моего подноса при полном безразличии двух других.
Люси просто надрывается. Думаю, даже во время учебы ей не приходилось столько работать и никогда еще она не испытывала такого давления.
Она должна спасти отца, как в классической трагедии. Я доверяю только ей. Это драматично само по себе.
Что ее тревожит, так это дело с «Фармацевтическими перевозками».
– Истцы напомнят, что ты уложил ударом головы своего бригадира за несколько дней до того, как захватить всех этих людей в заложники. Он просидел на бюллетене десять дней. Ты будешь выглядеть человеком, склонным к жестокости.