Милли Брэди меняет профессию - Джилл Мэнселл

— Улыбайтесь, — приказала Милли, — за нами следят.

Мать Кона и Орла наблюдали за ними с приличного расстояния.

— Шпионят, хотите сказать. — Он произносил это добродушно-недовольным тоном. — Все нормально, я уже привык. Моя мать не успокоится, пока не увидит меня женатым на подходящей девушке.

— Почему? Вы же не старик.

Боже, я старею, подумала Милли. Ему тридцать, а я даже не считаю, что это много.

Кон пожал плечами:

— Это основная цель ее жизни. Кстати, милое платье. Вам этот цвет очень идет.

Посмотрев вокруг, Милли увидела, что Мойра Деверо и Орла стоят рядом, что-то увлеченно обсуждая. Заметив ее взгляд, Мойра прервала разговор и сделала вид, что занята созерцанием одного из цветочных украшений.

— Вероятно, для нее это очень важно, — заметила Милли.

— Поверьте, так и есть.

— А не проще ли сказать ей, что вы голубой?

Секунду назад Милли находилась в кондиционированном шатре, попивала из своего бокала и вела приятную беседу. В следующее мгновение, быстрее, чем вы произнесете «гром среди ясного неба». Кон вырвал у нее из рук бокал и увлек ее наружу.

Милли не чувствовала земли под ногами... его рука стальными тисками сжимала ей талию... боже, какой он сильный...

Они были уже в саду, но Кон не ослаблял хватку. Он продолжал двигаться вперед, прокладывая путь сквозь толпу гостей на лужайке, пока они не оказались за домом.

Но для Кона Деверо и этого было недостаточно. Похлопав свободной рукой по заднему карману брюк, он достал пару ключей и направил Милли к вертолету, который, как доисторическая птица, прижимался к сухой траве.

Милли удивленно оглянулась и спросила:

— Святые небеса, вы собираетесь меня похитить? Если собирается, она бы предпочла Париж.

— Надо поговорить. Без свидетелей. — Кон толкнул дверь и подсадил Милли в вертолет, затем обошел его и сел рядом.

Закрыв обе двери, он обратился к Милли:

— Как ты узнала?

— Никак, никак, клянусь! — Уже не в первый раз Милли пожалела, что обладает удивительным даром всегда говорить не то, что нужно, не тому, кому нужно, и еще в самый неподходящий момент. — Это была шутка, вот и все. Я просто подумала, что это неплохой способ помешать твоей матери приставать к тебе с девушками. Извини, — умоляла она. — Это даже не смешно. Честное слово, я не подозревала!

Кон смотрел недоверчиво. Милли казалось, что рядом с ней хищная птица, высматривающая добычу.

— Это правда?

— Конечно.

Он вздохнул с облегчением.

— Хорошо.

— Но теперь я знаю. — Милли осмелела и не хотела отступать. — Если я повторю свой вопрос?

Кон покачал головой.

— То есть открыться? Признаться, что я голубой? Нет, это не выход. Я не могу этого сделать.

Какое-то время Милли молчала, обдумывая сказанное.

— Но почему?

— Просто не могу.

Боже, какой упрямый.

— Приведи хотя бы один довод, — настаивала Милли.

— Ты не понимаешь, — Кон был категоричен. — Это убьет мою мать.

Издалека слышались голоса, вечеринка продолжалась без них. Здесь они были заключены в стеклянный пузырь — кабину вертолета, и интимность обстановки позволяла Милли высказаться.

— Слушай, это же не пройдет, верно? — Она говорила ласковым голосом — ведь для него это много значило. — И уверяю, это ее не убьет. Какое-то время она будет переживать и расстраиваться, но в конце концов смирится. Она твоя мать, она тебя любит, — продолжала Милли, — и если ты ей дорог, она примет тебя таким! Ты не можешь лгать всю жизнь.

В темноте четко вырисовывался его профиль. Милли понимала, что ведет очень странную беседу с почти незнакомым ей человеком. Но у нее было ощущение, что ей есть что сказать.

— Возможно, не смогу,— заметил Кон,— но впрочем, возможно, мне и не придется. — Он повернул голову и глядел прямо на Милли, выражение его глаз было сурово. — Возможно, мне нужно будет лгать до конца ее жизни.

Милли представила Мойру Деверо: худощавую, хорошо одетую женщину пятидесяти с лишним лет с живой улыбкой и очень пышными светлыми волосами.

— У моей матери злокачественная опухоль мозга, — продолжал Кон ровным голосом. — Она неоперабельна. Пробовали химиотерапию, но опухоль слишком распространилась. По мнению врачей, ей осталось жить от шести до восемнадцати месяцев.

— О боже. — Милли протянула руку и дотронулась до его побелевших сжатых пальцев. — Мне так жаль.

Теперь она поняла, почему несколько раз возвращалась взглядом к безукоризненной, аккуратной прическе Мойры. Потому что это был парик.

— Я знаю свою мать. Я люблю ее больше всего на свете. — На мгновение голос Кона дрогнул. — Почти так же, как она любит меня. Я собирался ей рассказать по причинам, которые ты уже упоминала. Но она заболела. Теперь я не могу. Это ее добьет, у нее не будет времени свыкнуться с мыслью. — Он умолк, в его глазах блестели слезы. — Поэтому она ничего не должна знать. Если ей суждено умереть, я хочу, чтобы она умерла счастливой.

Милли сжала ему руку. Неудивительно, что он так отреагировал на ее неосторожные слова.

— Мне жаль, — шепотом повторила она. — Ты прав. Абсолютно прав.

Кон изобразил слабую улыбку.

— Спасибо. Не говори Орле, ладно?

— Конечно не скажу.

Он обнял ее.

— Если бы я не был геем, я бы непременно влюбился в тебя.

Одновременно смеясь и плача, Милли тоже его обняла.

— Если бы моя мать сейчас нас видела, — пробормотал Кон, уткнувшись ей в волосы, — она была бы на седьмом небе.

Глотая слезы — не слишком привлекательное зрелище — Милли добавила:

— И Орла тоже.

— Ух ты, смотри. — Стоило им зайти за дом, Кейт стала восхищенно толкать Хью. — Видишь, какая прелесть? У них вертолет на заднем дворе, представляешь?

Хью смотрел на бирюзово-белый вертолет «Рейнджер». Он неоднократно бывал в этом доме, но вертолета здесь не видел.

— Не думаю, что он принадлежит Орле, — сказал он Кейт. — Вероятно, это кого-то из гостей.

— Здорово, — вздохнула Кейт, увлекая его дальше. Затем возбужденно прошептала: — О, там кто-то есть. Смотри, смотри, не могут оторваться друг от друга, заниматься этим в вертолете — это так дико.

Кейт тянула его за рукав рубашки. Хью не собирался смотреть, но не смог удержаться.

И он не мог не узнать девушку на переднем сиденье, страстно обнимавшуюся с каким-то мужчиной.

Возможно, раньше он не видел на ней этого платья, но безошибочно опознал ее по волнистым, серебристо-белокурыми волосам.

Хью почувствовал, как глубоко в желудке у него что-то заныло. В следующее мгновение мужчина, обнимавший Милли, поднял голову и заметил, что за ними наблюдают.