Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

Борей, схватил его за грудки, поднял и прижал к стене. Затрещала ткань футболки, прыгнула, стукнула висящая на стене иконка.

— Папа, нет!

Света кинулась на подмогу. Отец не глядя махнул левой рукой, и сестра, вскрикнув, упала на пол. Боря чуть перекосился — его держали несимметрично — но отец тут же вернул руку на место. И налитые кровью глаза уставились в самую душу. Во все три души, сейчас содержавшиеся в этом крохотном теле.

— Ты кто такой? — прошипел отец.

— Я — тот, кто ночью проберётся в твою комнату и перегрызёт тебе глотку во сне, — в тон ему ответил Боря. — Если ты ещё хоть пальцем Свету тронешь. Или про маму что-то вякнешь. Которую ты довёл… Даже я это помню.

Руки разжались. Боря шлёпнулся на пол, больно ударившись задницей.

— Вон отсюда пошёл. Вон пошли, оба! — заорал отец, брызгая слюной.

Боря не мог встать. Я ощущал все его мышцы как кисель.

Рядом оказалась Света. Левая щека у неё сделалась пунцовой от почёчины. Помогла брату подняться.

Как только они вышли в прихожую, дверь оглушительно хлопнула. Внутри что-то упало. Я предположил, что икона. Отец заматерился.

Брат и сестра ввалились в освещённую кухню. Боря опустил взгляд, увидел огромное тёмное пятно на шортах и заныл. Колени затряслись, буквально колотясь друг об друга.

Свете понадобилось время, чтобы сообразить, в чём беда. Её саму колотило, как в лихорадке.

— Так, — шёпотом сказала она. — Иди… Иди в душ. Я чистое принесу.

И втолкнула брата в ванную. Закрылась дверь. Через мгновение загорелся свет. Дрожащий мальчишка принялся снимать мокрые шорты.

— Темнеет, — прошептала Изольда. — Ты видишь?

И вправду, какой-то потусторонний мрак затягивал картинку. Я вдруг понял, что вижу Бориса со стороны. Как в том своём детском воспоминании видел себя. Я уже не был привязан к нему, как и Изольда, находящаяся рядом со мной.

Мы успели увидеть, как раздевшийся мальчишка запихал одежду в корзину для грязного белья и попытался влезть в ванную. Как с бортика соскользнула дрожащая нога, и он предпринял вторую попытку. А потом темнота сгустилась окончательно. Всё исчезло.

Только мерное постукивание вагонных колёс по рельсовым стыкам.

И я открыл глаза.

* * *

Видя чистую, ясную, незамутнённую радость Николая, я всерьёз задумался о том, чтобы завести детей. Вслух этого, конечно, не сказал — пацан ведь считает себя дофига взрослым — но мысль затаил. Николай меня даже обнял в порыве искренних чувств.

Возможно, ему также хотелось обнять и Изольду, возможно, даже сильнее, чем меня, но ему мешала сохранившаяся, несмотря на все жизненные перепетии, застенчивость. А обниматься с сидящим напротив нас Борей Николаю не хотелось совершенно, он едва на него взглянул. Впрочем, Борис отвечал ему полной взаимностью. Он с изумлением оглядел свои руки, убедился, что они взрослые, и посмотрел на меня.

— Получилось? — спросил он.

— Ну, выглядело так, как будто бы да, — сказал я, тоже в удивлении оглядываясь.

— Там какой-то мужик в рации, — тараторил Николай, — сказал остановиться, взять пассажиров. Я нажал, поезд остановился, хотел выскочить, а двери… А тут вы… Там кабина, там, короче, можно что угодно, только остановка — череп. И только я могу. А ноут не работает. Я телефон хотел.

— А почему я до сих пор здесь? — Голос Бориса, привыкшего по жизни нагибать и доминировать, легко перекрыл бессвязное лопотание Николая. — Разве я не должен был вознестись?

Изольда открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут в разговор вмешался голос, которого я надеялся не услышать больше никогда в жизни.

— Отсюда не возносятся.

Мы с Изольдой вскочили, как подброшенные. Борис не отставал. Он в прыжке ещё и развернулся, чтобы лицом к лицу встретить своего бывшего босса.

Возле дверей стоял Маэстро. Правым плечом он опирался на поручень, в левой руке вертел трость. Вдоволь насладившись нашей реакцией, улыбнулся.

— Не знал, какая маска вам больше понравится, решил поэкспериментировать.

— Это чёрный обходчик, — пояснил я для тех, кто был, возможно, не до конца в курсе происходящего, а именно — для Бориса.

— Верно, — кивнул чёрный обходчик, напяливший личину Маэстро. — И вы все бессрочно у меня в гостях. Глупо, глупо… Я ведь предупреждал вас, что вы затеяли опасную и бессмысленную игру. Предупреждал… Вы могли отказаться от этой идеи, выбросить мальчишку из головы и позволить всему идти своим чередом. Но вы решили попробовать усидеть на двух стульях одновременно. И что в итоге? Ваш подвиг закончился ничем. Вы победили, сделали невозможное, сделали из пожирателя готовую к вознесению душу… И затащили её туда, откуда нельзя выбраться.

— Мы шли тем путём, который указал Ангел, — сказала Изольда.

— Ангел! — Лицо Маэстро скривилось, как будто он укусил подгнивший лимон. — Ангел преследует свои цели. Возможно, он просто хотел списать вас со счетов. А возможно, вы неверно поняли его ответ. Неважно. Здесь у всех вас есть лишь два пути. Кататься вечность или раствориться, подобно пустышкам. Хотя на самом деле путь лишь один. Ничто человеческое не может длиться вечность…

— Да пошёл ты, дед! — Николай показал чёрному обходчику неприличный палец. — Я могу управлять этим сраным поездом как хочу!

— Правда? Ну, попробуй.

Николай кинулся к дверям в соседний вагон или в кабину машиниста. Рванул их в разные стороны — те даже не шелохнулись.

— Какого⁈ — Он продолжал биться возле дверей под тихий смех чёрного обходчика.

— Да, ты мог управлять поездом, мальчик. И мог отсюда выбраться. Но ты ещё до того, как оказался здесь, связал свою судьбу с чужой, доверил свою судьбу другим. И они на это согласились. Вот теперь вы здесь. В тупике, из которого нет выхода. Как связанные узлом дождевые черви.

Я вспомнил, как в самом начале моей «карьеры» проводника я в одиночку отправился разбираться с призраком, которого Даниил Петрович увидел возле своего дома. Вляпался в ловушку Маэстро и едва не умер, но мне на помощь пришёл Ван. И как Ван потом сокрушался, что вмешался в мою судьбу, связал её со своею.

Тогда я списал это по статье «восток — дело тонкое». Но сейчас пришло понимание, что связанные судьбы — это не просто восточное бла-бла-бла.

Николай ждал помощи от нас, мы хотели помочь Николаю. И он, и мы отклонились от своих судеб.

— Верно, — посмотрел