Вечеринка с продолжением - Алена Смирнова

— С вами наш человек утром не беседовал? — постарался как можно тише выяснить Луценко, косясь на тактично отвернувшегося Измайлова.

— Так я недавно от сестры вернулась, — спасла чью-то репутацию женщина.

Дальше разобрались попарно: Луценко с соседкой в комнате, Измайлов с девушкой в кухне. На предложение «просто поговорить» о Волкове дамы отреагировали по-разному. Старшая предпочла восхваляющий хозяина монолог, младшая сухо позволила Измайлову:

— Спрашивайте.

Но сразу же выяснилось, что события злосчастной пятницы не давали ей покоя.

Ляля вовсе не собиралась издеваться над Олегом. Более того, рано вернувшись из института, она весь день посвятила подготовке к свиданию: перемерила новую одежду и бижутерию, отгладила платье и достала из коробки туфли. Олег ведь во всем этом разбирается! И устала, ну так утомилась, что, приняв ванну, вспомнила мамин совет: «Перед любым ответственным мероприятием женщина должна выспаться». Она и легла на часок. А проспала четыре. Она решила, что Олег позвонит хотя бы для разрядки в упреках и укорах. Но напрасно Ляля караулила телефон. Утро она проуговаривала себя не унижаться перед ним, а к вечеру все-таки побежала объясняться, ведь вина ее. Домработница сказала, что, похоже, он не ночевал. Ляля вызвалась помочь ей стирать, надеясь дождаться Олега. А с ним, оказывается, приключилась беда.

Девушка заплакала, извинилась и отошла к окну. «Что-то их обоих одинаково не вовремя ко сну тянет», — добродушно думал Измайлов — девушкина история его тронула. Но полковник был профессионалом, и высоким профессионалом. Расслабившись от сочувствия к глупышке, Измайлов тем не менее машинально спросил:

— Сколько он обычно выдерживал, дожидаясь вас?

— Однажды сорок пять минут, — смущенно сообщила Лиля.

— А зачем он, обиженный, направился именно на автовокзал, как вы считаете?

— Почему на авто? Просто на вокзал, — донеслось сквозь рыдания от окна.

Ляля не повернулась к Измайлову, иначе заметила бы, как изменился его взгляд. А заметив, перепугалась бы.

— Хотите, мы подвезем вас? — после паузы произнес полковник.

Она очень этого хотела. В машине растворяющейся теперь уже в тихой истерике Ляле вручили повестку к Луценко на завтрашнее утро.

На столе Луценко лежала телефонограмма, что пока не удалось обнаружить ни труп, ни свидетелей. Друзья успели лишь обменяться впечатлениями и полученной от женщин информацией, когда подполковнику доложили о прибытии врачей.

— Лев Ильич пунктуален, как обычно, — одобрительно констатировал Измайлов. — Обещал в пять и пришел в пять.

Сколько экспертиз провел для подопечных полковника старый мудрый доцент Блох, сосчитать было невозможно. «Этот человек всегда не только знает, но и понимает, что делает», — любил повторять Измайлов, характеризуя его. Доцент Блох в долгу не оставался и величал Измайлова «творчески здоровой личностью». На сей раз Лев Ильич привел с собой симпатичного молодого человека:

— Мой ученик, защищается по особенностям психики преступных элементов. Мы эту тему оригинально повернули, Виктор Николаевич, вас такой ракурс не оставит равнодушным.

Измайлов душевно пожал узкую и длинную ладонь будущего светила психиатрии. Луценко рассматривал докторов с насмешкой в приобретшем самоуверенность взоре. В сущности, теперь, когда Ляля проговорилась о вокзале, когда у него появился пусть единственный, но свидетель, подполковник Луценко готов был разобраться в бреде Волкова и без помощи психиатров. «Может, отпустим медиков»? — черкнул он на листе и подвинул его Измайлову. «Ни в коем случае», — письменно предостерег Измайлов. Луценко смирился. Ладно, коли явились на его зов, пусть займутся портняжкой. Вдруг в итоге этот смазливый мужик и потешит учителя хорошей диссертацией. А Измайлов-то что творит, в какой форме себя держит! Поехали, говорит, искать женщину. Ох, хитер, ох, силен. Луценко успел забыть, как выпроваживал друга из кабинета за бесполезностью его услуг.

Блох уже достал папку с тестами. В обстоятельства, приводившие людей в казематы, его не посвящали. Он должен был анонимно обследовать человека по специальным методикам и дать заключение. Поэтому Лев Ильич спокойно ждал, когда их с коллегой проводят к пациенту. И ждал недолго.

А вот возился он с Волковым часа два. Луценко нервничал и теребил Измайлова:

— Что их там задерживает, Виктор Николаевич?

Потом хватался за телефон и требовал доклады о поисках трупа. В конце концов доктора вернулись.

— Уважаемый Виктор Николаевич, — церемонно обратился доцент Блох к полковнику, — позвольте полный отчет предоставить вам в понедельник. Нынешнее состояние Волкова меня немного беспокоит. Я выписал рецепт, пользующий задержанных, врач разберется. Ну и главное: Волков вменяем и способен исключительно на осознанные действия.

— Спасибо, Лев Ильич, — сказал Измайлов. — Сейчас вас развезут по домам. Но как бы я хотел знать причину его сознательных действий, — негромко добавил он.

«Пожалуйста», — словно хлопнула в ладоши раздобрившаяся судьба. Потому что в коридоре раздались крики и топот. Луценко рванул на шум, чуть не смяв шустро увернувшихся психиатров. Через минуту он вволок в кабинет взлохмаченного Волкова.

— Бегать от конвойного вздумал, — гаркнул он, отпуская Олега.

— Доктор, — отчаянно бросился к доценту Волков, — я пытался догнать вас. У меня опять эти боли, но только слабые, будто воспоминания о вчерашних или пародия на них. И правая сторона снова мерзнет, немеет. Неужто подонок жив, неужели где-то поблизости?

— О чем он? — оживился Измайлов.

— Видите ли, Виктор Николаевич, глуховато, словно смущаясь, заговорил доцент Блох, — Олег Игоревич уверяет, что вчера при одном взгляде на того, м-м, человека у него возникли мучительные боли в желудке, и, э-э, начали развиваться симптомы паралича правой половины тела. А после, м-м, совершенного боли прошли и не возобновлялись.

Лев Ильич отвернулся от Измайлова и сосредоточился на Волкове. Усадив его на стул, психиатр занудил:

— Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь…

Олег чувствовал, что врач хочет через его зрачки проникнуть внутрь. Он собрался зажмуриться, но не успел. Ему стало жутко, потом легко, потом…

Луценко хотелось завопить что есть мочи, Измайлову — закурить. Молодой психиатр скромно отошел в дальний угол комнаты. И лишь доцент Блох доброжелательно улыбался Волкову. То есть вроде и не ему. Потому что Олег вдруг показался им всем толще, ниже и гораздо старше. Он поднялся со стула и шаркающей походкой направился к креслу возле стола подполковника, опустился, поерзал, покряхтел и пробасил: «Здесь покойнее». Голос был пожиже, чем у Луценко, но тоже ого-го.

— Садитесь, господа, где кому вздумается; у меня вся мебель мягка и удобна, — радушно пригласил Волков.

Доцент Блох с готовностью устроился в кресле напротив. Луценко с Измайловым, не сговариваясь, рухнули на стулья.

— Вы желали выслушать мою настоящую историю? — словно измывался над подполковником новый тембр голоса Волкова. — Извольте. Я готов поведать ее без утайки. Только на вашем языке мне изъясняться сложно. Если бы кто-нибудь понял меня на родном…

— А на каком именно, сударь? — справился доцент Блох.

— На немецком, — мечтательно произнес Волков.

— Дерзайте, сударь. А когда вы отправитесь почивать, я переведу вашу повесть нашим друзьям, — заверил Лев Ильич.

— Благодарю вас, — важно и сдержанно ответствовал Волков.

И сорок минут говорил по-немецки.

Сначала было немного смешно, потом очень весело, потом захотелось рявкнуть: «Прекрати придуриваться», затем стало страшно и неловко друг перед другом. И, наконец, действо заворожило. Когда Волков замолчал, доцент Блох что-то коротко спросил у него и, получив в ответ благосклонный кивок, повернулся к Луценко:

— Где он будет спать?

— Там же, где вы его обе…

— Т-с-с, — предупредил конец фразы Блох.

Он изысканно поклонился Волкову и взял его под локоть. Они вышли в коридор, обмениваясь любезностями на иностранном языке. Луценко поплелся следом и правильно поступил, ибо безумные действия конвойного мог предотвратить только подполковничий грозящий издали кулак.

Блох вернулся вымотанный и серый.

— Кем он завтра проснется, Лев Ильич? — обрел драгоценный дар речи Измайлов.

— Волковым Олегом Игоревичем, тридцатилетним преуспевающим портным, почти модельером. И, возможно, убийцей и арестантом. Ему будет очень, очень плохо.

— А откуда он немецкий знает? — не унимался Измайлов.

— Оттуда. — Показал на потолок доцент Блох. — В школе он еле-еле на тройку сдал английский…

— И вы настаиваете на том, что он нормален? — осторожно встрял Луценко.

— Да, разумеется. Увиденное нами не опровергает прежнего вывода. Я вам сейчас все объясню, — вздохнул Блох.