По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Первым на крыльцо вышел штурмбанфюрер. Было уже почти совсем темно.

— Это я! — громко сообщил он. — Штурмбанфюрер Георг Йегер. Приказываю опустить оружие и не стрелять! Ещё раз. Приказываю опустить оружие и не стрелять!

Рука об руку Йегер и Максим спустились с крыльца. Правым боком Йегер чувствовал ствол люгера. Его люгера.

Они вышли за калитку и проследовали пустынной улицей к машине. Окно избы напротив было уже закрыто, и звуки импровизированной гулянки утихли.

Сели в машину (оба с правой стороны, Максим заставил Йегера протиснуться на место водителя).

— Заводи, поехали, — скомандовал Максим.

— Куда?

— Я покажу.

Они выехали из Лугин, проехали три километра по пустынной мощёной камнем дороге в сторону Белокоровичей. За селом Лугинки Максим велел остановить машину.

— Здесь выйду, — сказал он и приставил люгер к голове штурмбанфюрера.

— Ты же обещал, — сквозь зубы выдавил Йегер. Он не боялся смерти. Но было обидно. Чертовски обидно. Этот человек переиграл его по всем пунктам.

— Не ссы, — по-русски сказал коммерсант Макс Губер. — Русское слово дороже немецкого. Запомни это.

Он нажал на спусковой крючок.

Грохнул выстрел. Пуля обожгла голову Йегеру, и штурмбанфюрер сполз на сиденье, потеряв сознание. Кровь потекла вниз, заползая под воротник мундира.

Максим забрал из кобуры Йегера запасную обойму, вышел из машины и через мгновение исчез в темноте.

Тарас Гайдук обедал. Только что он выпил стопку отличной свекольной самогонки и теперь заедал её огненным борщом, время от времени откусывая от ломтя ржаного хлеба и бросая в рот целые дольки ядрёного чеснока. Борщ был отличный — такой, как надо. Наваристый, со сметаной и мозговой костью.

В открытое окно хаты залетал лёгкий тёплый ветерок.

Хорошо!

Тарас налил вторую стопку, выпил, крякнул, утёр пот со лба.

Он всегда потел, когда работал, вкусно ел или не менее вкусно развлекался с какой-нибудь сговорчивой бабёнкой. Сейчас, когда началась война, сговорчивых стало гораздо больше. Выбирай на любой вкус. Что ж, понятно, жить все хотят. А хорошо жить — ещё лучше. Тарас не жадный, и всегда готов за сладкие любовные утехи заплатить едой, а то и деньгами. Не жадный, и не злой. Он нём говорят — бешеный, мол. Знает он про эти разговоры. Ничего не бешеный. Просто не любит, когда ему перечат. А что? Имеет право. Он — командир. Под его началом почти двести весёлых чубатых хлопцев, готовых по его слову на всё. Особенно, если дело касается уничтожения жидов и краснопузых всех мастей. Ещё — москалей, поляков и бандеровцев, но последние могут и подождать немного. Сначала с первыми надо разобраться.

Без стука вошёл его помощник Богдан Король.

Среднего роста, румяный, улыбчивый, с покатыми плечами и широкими бабьими бёдрами. Ходили слухи, что Бодя при случае не против предоставить свой толстый зад тому, кто на него позарится, но Тарасу было плевать. Среди тех, кто посвятил свою жизнь освобождению Украины от жидов, большевиков и всей остальной сволочи, такие, как Бодя, были не редкость. Руководство смотрело на подобные забавы своих подчинённых сквозь пальцы, значит, и Тарасу не стоило лазать в чужие постели. Во всех смыслах. Своих, слава Богу, хватает.

Бодя выглядел довольным. Глаза смеются, рот до ушей.

— Ну, — спросил Тарас, наливая себе третью стопку. — Чего?

— Смачного [2], Тарас Григорьевич, — сказал Богдан.

— Дякую, аж пiдскакую [3], — ответил Тарас.

Кроме всего прочего, Гайдук страшно гордился, что по имени-отчеству является полным тёзкой великого Тараса Шевченко.

— Анекдот розповiли. Смiшний, аж не можу. [4]

— Розповiдай. Я ж бачу, ты зараз лопнешь. [5]

— Зустрiчаются кум Iван та кум Степан. Кум Iван каже:

— Пiшов я вчора на рiчку лапати рибу. Тiльки сiв, бачу, по берегу йде жид. Я йому ногою — гуп! Вiн в волу скочив, та втопився. Сижу далi, лапаю рибу, бачу по берегу йде два жида. Я ногою — гуп, гуп! Вони оба два в воду поскакали та втопилися. Сижу далi, лапаю рибу, бачу по берегу йде вже три жида. Я iм ногою — гуп! гуп! гуп! Вони всi в воду поскакали, та втопилися. Сижу дали, лапаю рибу, нiкого не чiпаю. Бачу по берегу йде велика-велика купа жидiв!..

— Брешешь, кум Iван.

— Брешу, кум Степан. Але, якшо б ти знав, як я iх ненавиджу! [6]

Тарас поставил на стол стопку с самогоном и захохотал.

Бодя, довольный произведенным эффектом, засмеялся вместе с ним.

Ух, — сказал Тарас, отсмеявшись. — Добре! Але як я iх ненавиджу! — повторил с удовольствием. Выпил самогонки, заел хлебом, отправил в рот ложку борща.

Дверь без стука отворилась, и в горницу вошёл немец. Да какой! Чёрная эсесовская форма сидит, как влитая. Сапоги сияют. На животе, на ремне — кобура с пистолетом. Руки затянуты в чёрные тонкие лайковые перчатки. Голова под фуражкой перевязана белоснежным бинтом. Гладко выбрит. Лицо, словно вырублено из холодного северного камня. Тонкие губы. Светло-серые глаза, под взглядом которых хочется немедленно вытянуться по стойке «смирно», выбросить вперёд и вверх правую руку и гаркнуть: «Хайль Гитлер!»

Однако Тарас сдержался. Этот немец сам к нему пришёл. Значит, ему что-то надо. Значит, можно поторговаться.

— Добрий день, пан офiцер, — вежливо поздоровался он. — Прошу ciдати. [7] Шнапсу? — он кивнул на бутылку самогона.

— Ньет, — сказал немец по-русски с сильным акцентом. — Ты Тарас Гайдук?

— Я, — ответил Тарас и неожиданно для самого себя добавил по-русски, — К вашим услугам.

— Правильно, — кивнул немец. — Мнье будет нужно твой услуга.

Он сделал два шага вперёд, остановился перед стулом, придвинутым к столу, покосился на Богдана, сидящего на лавке, едва заметно повёл глазами.

Бодя вскочил, отодвинул стул:

— Прошу, господин.

Эсесовец сел, уставился на Тараса. Некоторое время тот выдерживал его холодный изучающий взгляд. Потом не выдержал, отвёл глаза. Взялся за бутылку, налил себе самогонки.

— Я — штурмбанфюрер СС Георг Йегер, — представился немец. — Слышал?

— Никак нет, — ответил почтительно Тарас. Он не слишком любил немцев, нутром ощущая их презрительное отношении не только к москалям, но и к «справжнiм украiнцям» [7] Однако нелюбовь эту прятал подальше, понимая, кто сейчас настоящий хозяин на украинской земле. Подчиняться же хозяину было у него в крови. Поколения его предков подчинялись, и он подчинялся. Хотя никогда бы не признался в этом даже сам себе.

— Значит, услышишь,