Моя идеальная - Настя Мирная

А я просто, блядь, теряюсь от этого признания. Впрочем, ненадолго.

Обхватываю ладонями её лицо и заглядываю не просто в глаза, а намного глубже: в самое сердце, в глубины души. Достаю туда, куда она никого не впускала раньше.

— Ты всегда была одной единственной, родная. Да я трахал всех подряд. — тяжело сглатываю, когда произношу эти слова, и пусть она и так это знает, но сейчас я просто должен. — Но только потому, что ТЫ не была моей. Потому что не мог получить единственную девушку, которую на самом деле хотел. И не просто для секса, хотя и сам это отрицал. Хотел видеть тебя в своей жизни не просто мельком, а рядом. Всегда рядом. Ты не "одна из". Ты — та самая. Единственная. Моя. Навсегда.

Глаза в глаза. Затяжной контакт. Из её вытекают безмолвные слёзы. Мои жутко жжёт.

Настя обнимает за шею и, крепко прижимаясь, тихо плачет, пока я стараюсь изо всех сил справиться со своими эмоциями. Жму крепче. Глажу настойчивее. Целую жаднее. Дышу яростнее.

Кажется, проходят часы, хотя на самом деле всего несколько минут, когда любимая отрывается от меня и тянется к своей мобиле.

Нахрена она ей сейчас?

Впрочем, ответ я получаю, когда она протягивает её мне и просит:

— Разблокируй.

И снова я, мать вашу, нихуя не понимаю. Зачем? Для чего? Что она делает?

— Я не знаю пароль. — сиплю, вглядываясь в расплывающиеся по экрану цифры.

— Знаешь. — отрезает без запинки.

— Не знаю.

— Знаешь! — обрубает с какой-то поражающей уверенностью.

Ввожу четыре цифры без какой-либо надежды, но телефон тут же откликается и на заставке появляется моя фотка. На неё даже не реагирую, но вот едва цепляю Настин взгляд, спрашиваю с такими хрипящими нотами, что сам свой голос не узнаю:

— Как давно он у тебя стоит?

— С девятнадцатого сентября две тысячи двадцатого. — отбивает абсолютно ровно. — А у тебя?

— С девятнадцатого сентября две тысячи двадцатого. — отзываюсь эхом и снова захлёбываюсь этим нереально одуряющим счастьем.

— День нашей первой встречи, Тёма. Я убеждала себя, что поставила эту дату, чтобы не забывать, когда началось моё падение, но оказалось… — гулкий выдох. — Это было начало моей взлётной полосы.

Концентрирую все силы на своём слетевшем к чертям дыхании и сорвавшимся с цепи мотором. Два года. Она два года любила меня, а я, как долбоёб, пытался выбить ей пробки. Нагребаю в лёгкие столько воздуха, что рёбрам становится больно, и выдаю ещё одно признание:

— Когда я вошёл в аудиторию, то сразу увидел тебя на первом ряду. Ты даже не обернулась, но я уже знал, что у тебя нереально зелёные глаза, пухлые губы. Знал, что когда ты улыбаешься, то у тебя появляются эти мозговъебательные ямочки на щеках.

— Откуда? — шепчет моя малышка и сама с трудом втягивает кислород.

— Это была не первая наша встреча. — прикладываю пальцы к её губам, когда собирается что-то сказать. — Просто дай мне договорить, маленькая. Я всё сейчас расскажу. Окей? — кивает. Ловим зрительный контакт и на очередном выдохе продолжаю. — Двадцать восьмое августа. Я заехал с Тохой, чтобы он какие-то документы декану отдал. Мы только подошли к кабинету, как дверь открылась, и оттуда вышла ты. Ты улыбалась этой своей улыбкой с ямочками, на которую я тут же залип. Ты светилась, ты сияла, ты горела. Именно тогда я понял, что влип, потому что следующие три недели занимался тем, что подмазывал нужных людей, чтобы перевестись с третьего курса айтитехнологий на первый курс в полицейскую академию. — выбиваю всё на одном дыхании и тут же стопорю его в попытке понять, как это признание подействовало на неё.

Настя опускает ресницы и долго молчит, а потом, всё так же не поднимая их, задаёт вопрос, от которого у меня всё к херам летит:

— Значит, ты не собирался становиться оперуполномоченным? Из-за меня ты бросил институт и занимаешься тем, что тебе не нравится?

Быстро прижимаюсь к губам и ближе притискиваю к себе любимую девочку. Вот как ей удаётся всё так выворачивать, что хрен потом разберёшься, с чего всё начиналось?

— Это было моё решение, родная, и ты здесь не при чём. Точнее, блядь, при всём. — добавляю, когда она вопросительно косится на меня. — Но мне никогда не нравилась профессия, на которую я учился, а когда перевёлся, я загорелся. Я захотел этим заниматься, делать что-то по-настоящему важное, понимаешь? — короткий кивок. Глухой выдох. Обжигающий поцелуй на моей щеке. — И вот в момент, когда я подошёл к тебе, чтобы дать номер, ты тоже горела, вот только совсем иначе. В твоих глазах пылала ярость, и я, блядь, снова поплыл. Но потом ты… — вдох-выдох-вдох. — Ты будто потухла. Стала холодная, отстранённая. Никогда я больше не видел в твоих глазах этого огня. И в словах его не было. Ледяная принцесса — вот кем ты была. И я всё время старался расшатать тебя, чтобы снова увидеть то пламя, но ты замкнулась, спряталась, зарылась в этот кокон идеальности и приличий. Со временем я убедил себя, что хочу тебя именно потому, что не могу получить, но я хотел огонь, а не лёд. Врал всем. Врал себе. Да что там врал, я откровенно пиздел всему миру, что это тупая похоть, желание получить недоступное. Но я, блядь, уже любил, хотя даже себе в этом не признавался. А потом… В коридоре… Я увидел… Я увидел это пламя. Я увидел чувства. Я увидел жизнь. И в тот момент я просто захлебнулся всем ураганом эмоций, что ты транслировала. Я утонул в твоих глазах. Я сдался.

Замолкаю, давая нам обоим передышку. Любимая тоже молчит, но, как и на протяжении всего признания, смотрит прямо в душу.

— Тогда ты понял, что влюбился? — шелестит, задевая мои губы своими.

Закрываю глаза и сам стараюсь понять, когда именно это произошло.

-

Я влюблялся в тебя снова и снова, Насть. Тогда. В спортзале, когда ты послала меня на хрен. — усмехаюсь, когда она пристыженно опускает взгляд. — Возле раздевалок, когда почти позволила себя поцеловать. Когда ударила возле бассейна. Когда отвечала на поцелуй около ворот. Но самое главное… — коплю все ресурсы, чтобы продолжить эту странную исповедь. — Когда я привёз тебя домой в тот день. На то, чтобы остыть и отпустить лишние эмоции, у нас была дорога, и когда ты сказала, что не хочешь уходить… Когда понял, что не хочу отпускать тебя… Именно в тот момент я окончательно осознал, что люблю тебя. По уши. По самое "нехочу" в тебе.

— Почему ты