Рок царя Эдипа (СИ) - Ростокина Виктория Николаевна

— Надо бы за здоровье молодых… по маленькой! — в бодром голосе его слышалась некоторая обреченность.

— Сейчас ты получишь у меня по маленькой! — сразу откликнулась тетя Клава. Родня добродушно засмеялась.

Тетя Лида хотела посоветоваться с Инной по поводу столов и еды, которую уже пора было греть, жарить, охлаждать, нарезать и украшать. Но она еще ни разу не назвала Инну по имени и сейчас хотела этого избежать.

— Так где же столы будем ставить? Пора и накрывать! — сказала она так, никому.

— У нас заказан ужин в ресторане гостиницы «Редиссон-Славянская»! — приняла вызов Инна.

Василия Степановича вдруг прорвало. Он с большим трудом с самого утра сдерживался и теперь решил, что самое время высказаться.

— Не знаю, как у вас, — тут он саркастически улыбнулся, намекая то ли на Америку, то ли еще на что-то, — а у нас ужин — это не праздник! Тьфу, и все! Каждый день ужинаем! А свадьба — это… — и он даже руки воздел к потолку, — семейное торжество! Праздник должен быть, чтобы на всю жизнь память была! Ну и при чем тут этот редис… славянский? Ни при чем! — подытожил он.

— Мамочки мои! Алевтина! — закричала тетя Лида. — Я же пирог с картошкой так на столе и оставила. В бумагу завернула и оставила!

— Взял я твой пирог! — буркнул Сашка.

— Где он? — обрадовалась тетя Лида.

— Да вон! — Сашка показал на пол.

— Что же ты его на пол положил! — рассвирепела тетя Лида. — Его уж небось и раздавили, балда! — И она украдкой дала сыну подзатыльник.

— Он в коробке из-под сапог! Никто его не давил! — набычился Сашка.

— А можно вас Инной называть? — Клава решила, что самое время вступать с Лешиной матерью в родственные отношения.

— Конечно, можно!

— Инна! — Клава ее даже за плечи обняла. — У меня скатерти льняные! Я их в родниковой воде отполоскала.

— Стол этот в коридоре не пройдет! — сказал Василий Степанович. — Ин Николавна, а ножки у него отвинчиваются?

— Я не знаю! — Она чувствовала, что начинает терять контроль над собой.

— Надюха! — Василий Степанович взбодрился, так как решил, что начинает овладевать ситуацией. Пришла Надя, глаза ее покраснели, и даже очки не могли это скрыть. — Ножки у стола отвинчиваются? — спросил он у дочери строго.

— Я не знаю! Спрошу у Леши!

Она пошла в соседнюю комнату. Там на диване лежал Леша и что-то вертел в руках.

— Лека! Ножки у стола отвинчиваются? — спросила она тихо.

Он быстро сел и посмотрел на нее. Именно на нее, а не сквозь!

— Я твою пудреницу разбил! Вернее, не пудреницу, а зеркало!

Тут она заметила, что в руках он вертел пудреницу. Поймав ее взгляд, он щелкнул замочком и открыл крышечку — зеркальце треснуло, но куски все еще держались в оправе, и пока еще можно было это назвать разбитым зеркалом, а не просто битым стеклом.

— Это тебе… мама подарила?

Надя кивнула.

— Прости, пожалуйста. Она на газете лежала! Я не заметил!

— Ничего! — сказала Надя спокойно.

И действительно, это было бы ничего, если бы не страх, внезапно пронзивший ее в самое сердце. Она даже руку прижала к груди.

Леша заметил это, и Наде показалось, что страх передался и ему.

— Ты ведь не сердишься? — спросил он опять, — глядя на нее из-под соболиных бровей.

— Да ну что ты!

Она хотела взять его за руку. Но не взяла. И, опустив глаза, забыв, о чем хотела его спросить, вышла из комнаты.

— Отвинчиваются? Или как? — встретил ее в соседней комнате приободрившийся Василий Степанович.

Надя, ничего не понимая, глядела на отца. Она не слышала, о чем он спрашивал ее. Перед глазами стояло маленькое зеркальце в трещинах.

— Ножки тут никак отвинтить нельзя! — Это дед вернулся с кухни и сразу понял, о чем речь. — Здесь такая конструкция! Ого-го! На болтах! Сложная конструкция! Нам его не разобрать!

— Как же мы тогда его вниз снесем? — расстроилась тетя Лида.

— А зачем его вниз нести? — удивился дед.

— Здесь гулять-то негде! — извиняющимся тоном объяснила Алевтина Ивановна. — Внизу и поставим! И накроем!

— Мы сегодня ужинаем в «Славянской».

В дверях стоял Леша. Красивое лицо его приняло несколько высокомерное выражение. Но голоса он не повышал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Надюха! — обратился за помощью к дочери Василий Степанович.

Наде не хотелось идти в ресторан. Ее пугали сейчас чужие взгляды, тарелки, блюда, бокалы, салфетки, расставленные и разложенные не по-домашнему. Она боялась услышать там, в ресторане, громкий смех своих родных и обязательные по такому поводу шуточки.

Но больше всего она, наверное, не хотела видеть, как вспыхнут, засверкают под светом шикарных люстр золотые волосы Инны Николаевны и как еще больше засинеют ее глаза.

— Папа, у меня дела! — И она, не глядя ни на кого, вышла.

— Давайте присядем! — предложила Инна.

Она прекрасно понимала, что ей будет очень трудно найти общий язык с Надиной родней. Но сделать это было надо.

Все, кроме ушедшей Нади и Светы, расселись за столом. Пока Инна подыскивала нужные слова для начала разговора, инициативу перехватил Василий Степанович:

— Водки у нас — полный рюкзак! Двадцать пять поллитров! И настойка смородиновая! Это раз! — торжественно загнул он палец. — Холодец, значит, это два! — он загнул второй палец. — Пирог с картошкой, в русской печи запекали! Котлеты — на пятьдесят человек хватит…

И он, не переводя дыхания, загнул все десять пальцев, перечисляя привезенную снедь, гордясь ее количеством и качеством. Тут были и грибы соленые и маринованные, огурцы просто соленые, огурцы с помидорами, банку которых уже успели разбить, моченые яблоки и капуста, засоленная кочнами, колбасы, копченные по хитрому рецепту деда Степана, и много всего другого, на что Василию Степановичу не хватило десяти пальцев и пришлось их загибать по новой.

— А голубцы! — Хитрый мужик припас их под конец, полагая, что ими он окончательно добьет Инну. — Тащи сюда голубцы! — приказал он жене.

— Не надо! — попросила Инна.

— Нет! — горячился Василий Степанович.

Алевтина Ивановна вынула из огромной сумки большую кастрюлю и поставила перед мужем. Тот торжественно передвинул ее к Инне.

— Вы такие голубцы видели?

Голубцы были похожи на плотно спеленутых младенцев, лежащих бок о бок.

— А Нинка поминки делала по деду! И в ресторане их устроила! — Тетя Лида решила, что голубцы окончательно сломили сопротивление Инны, и хотела закрепить победу. — Я такого позора в жизни не видала! Во-первых, поминки в ресторане просто стыдно делать! Ну ладно! Теперь — кутья такая была, что и в рот не возьмешь! Блины подали в палец толщиной! А потом горячее! Нинка все хвасталась: «Там, говорит, фирменное блюдо, котлеты по-киевски!» Ну и чего — принесли мне эту котлету, я ее только вилкой тронула, как из нее масло фонтаном и мне на платье! Вот тебе и котлеты по-киевски! Да они Клавкиным котлетам в подметки не годятся! — торжественно закончила тетя Лида.

— И бутылки почти все со стола сперли! — добавила польщенная Клавка. — Помнишь, мы с тобой в конце закуску со столов собирали и посчитали. Оставалось там семь бутылок! Только мы отвернулись — а их уже две.

— Я заказала ужин в «Славянской»! — Инна напряглась, плечи у нее стали еще прямее. — Это мой подарок молодым!

— Так денег же сколько! — всплеснула руками Клава. — Такую уйму денег потратить… Они там все равно половину себе в карман положат.

— Половину! — сокрушался Василий Степанович. — Если бы половину.

— А подарки-то какие можно было сделать на такие деньги! — вдруг пришла в отчаяние тетя Лида. — Сережки можно было бы ей… золотые с камушками. Ему какие-нибудь часы… видные. Ну а теперь эти деньги просто псу под хвост.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А по-моему, в ресторане все будет очень торжественно! — неожиданно обиделся за дочь Николай Павлович. — Все красиво накрыто! Официанты в форме! Порядок. Оркестр играет. Никаких криков, никаких драк!

— Ну конечно! — вскипела тетя Лида. — У нас в самом шикарном ресторане на прошлой неделе парня зарезали на свадьбе. Он, говорят, такой безобидный был, только на кого-то взглянул немножко не так — и все. А у них там разговор короткий: чуть что не так — пристрелят или зарежут!