Меморист - М. Роуз

— Твою мать!

Стекло и столовые приборы зазвенели.

— Гнев не поможет нам проникнуть глубже под землю или обнаружить четвертый радиомаячок, — заметила Керри, откупоривая бутылку и протягивая ее Пакстону. — Кажется, она была нужна вам еще четыре крика назад.

Поморщившись, Том отпил большой глоток и, не в силах оставаться на месте, подошел к Алане Грин.

— Ты можешь показать мне тоннели, ведущие в охраняемую зону и уже отмеченные на плане?

Его голос снова вернулся в норму, акцент смягчился, и все присутствующие немного расслабились. Но только немного. На самом деле ничего не изменилось: речь по-прежнему шла о беспрецедентных мерах безопасности. Террористы избрали своей целью назначенный на четверг концерт. Необходимо исходить именно из этой предпосылки. Другого подхода быть не может. Возможно, на самом деле никакой террористической угрозы и нет, но Пакстон готовился отразить любой удар.

Нажав несколько клавиш, Грин вывела на экран трехмерные компьютерные схемы, изображающие подземный мир Вены и составленные ею еще в ту пору, когда она приехала на место. Пакстон и Вайн прильнули к монитору, как и Керри, но Таккер Дэвис по-прежнему был полностью поглощен своим компьютером. С тех пор как Таккер объявил о том, что его жена беременна, Пакстон украдкой следил за ним. Ему начинало казаться, что Дэвис чересчур занят своими семейными проблемами, и это его беспокоило. Нельзя было допустить, чтобы в такой ответственный момент член группы подходил к своей работе спустя рукава.

— По-моему, нам нужно дополнительно отправить туда людей, — сказал Пакстон.

Таккер не отрывал взгляда от экрана своего компьютера.

— Таккер!

— Что?

— Я сказал, что, на мой взгляд, нам нужно дополнительно отправить под землю людей и осмотреть все участки, не нанесенные на план.

— Хорошо, я отправлю туда людей.

— Но? Я услышал в твоем голосе «но».

Таккер замялся; тому, кто шел наперекор Пакстону, грозили серьезные неприятности.

— Так в чем же дело?

— Под нами долбаные римские развалины, которые никто и никогда не исследовал. Там погребен целый город, и нам ни за что не обследовать его полностью, даже если бы у нас было вдесятеро больше человек и несколько месяцев, а не какая-то пара дней. Почему мы не знали об этом, когда подряжались на эту работу?

— Теперь это уже не имеет значения, — резко ответил Пакстон. — Если ты не можешь выполнить свою работу, так и скажи, и я найду того, кто сможет.

Услышав его тон и прозвучавшую в голосе угрозу, Керри испуганно оглянулась. Она была единственной, кто полностью понимал Пакстона. Однако в настоящий момент искр было слишком много — других, гораздо более опасных, и нужно было позаботиться о том, чтобы ни из одной из них не разгорелось пламя.

— Остались ли еще какие-нибудь нерешенные вопросы? — бросил Пакстон свою фирменную фразу, после чего добавил: — Как будто у нас и без того не хватает проблем.

ГЛАВА 51

Вторник, 29 апреля, 14.30

Проведя в библиотеке час, Малахай поспешил в Общество памяти на заранее условленную встречу с Фремонтом Брехтом, а Меер села в машину к Себастьяну и позвонила отцу. Себастьян предложил, если все анализы уже сделаны, заехать за Джереми в больницу и отвезти его домой.

— Пока что со мной еще не до конца разобрались, — ответил дочери Джереми. — Похоже, мне придется остаться в больнице до завтрашнего дня. А вам удалось что-нибудь найти?

Зажав телефон между подбородком и плечом, Меер уставилась в окно на оживленную улицу и рассказала отцу об обнаруженных письмах, в том числе и о письме Бетховена Стефану фон Брейнингу с перечислением различных музыкальных инструментов, подаренных композитором его сыну.

— Я сняла копию с конца этого письма, и вот что написал Бетховен: «Если, друг мой, и после моей смерти мою музыку будут по-прежнему исполнять и мое имя будут помнить, эти серебряная флейта и гобой будут иметь для вашего сына особую ценность. У него в руках окажутся мои инструменты из прошлого, и они подарят ему радость в будущем, если он научится на них играть и откроет спрятанные в них сокровища».

— Здесь слишком много иносказаний, — задумчиво произнес Джереми.

— Но только речь в письме идет о серебряной флейте. А не о той, древней, вырезанной из кости. Нам не удалось найти никаких прямых указаний на то, где Бетховен мог спрятать ту старинную флейту.

Джереми рассмеялся.

— Милая моя, если бы все было так очевидно, ее бы уже давно нашли.

Еще несколько минут он расспрашивал дочь о содержании писем, затем обратил ее внимание на один общий момент, упущенный ею, Себастьяном и Малахаем.

— По-моему, Бетховен чересчур часто упоминал в своих письмах про лес. Завтра, как только я выпишусь из больницы, мы займемся изучением тех мест, где он мог бывать в 1813–1815 годах.

Закончив разговор по телефону, Меер спросила Себастьяна, не было ли среди мест жительства Бетховена таких, что расположены рядом с лесом.

— Мдлинг, Пенцинг, Дблинг, Хайлигенштадт… — начал перечислять тот названия маленьких городов.

Меер сама не могла сказать, что она ожидала услышать. Для нее все это были лишь чужие, незнакомые слова.

— Йедльзее и Баден, — закончил Себастьян.

— Даже не знаю, с чего начать.

— Ну, Баден в буквальном смысле стоит на окраине Венского леса.

— А туда можно доехать на поезде?

Хотя времени было уже почти четыре часа дня, Баден, судя по всему, оказался популярным туристическим центром, и народа в нем было полно. Себастьян, освобожденный в тот день от репетиций, настоял на том, чтобы поехать вместе с Меер. На железнодорожном вокзале он изучил план города.

— Отсюда совсем недалеко до леса.

— Вот и замечательно.

На Меер были джинсы, черная кожаная куртка и полусапожки на низком каблуке, поэтому она ничего не имела против того, чтобы немного пройтись пешком. Больше того, ее обрадовала возможность прогуляться по лесу, размять ноги.

— Вы меня не подождете? Мне нужно позвонить в клинику и справиться о Николасе. Я каждый день звоню туда приблизительно в это самое время.

— Конечно.

Меер отошла в сторону, любуясь живописными видами этого городка, словно застывшего в прошлом. Казалось, она видит перед собой иллюстрации из учебника истории.

Буквально через несколько минут Себастьян присоединился к ней. Судя по его виду, он был чем-то обеспокоен.

— Как дела у вашего сына?

— Не знаю. Мне так никто ничего и не сказал, что очень странно. Но я оставил сообщение. Медсестры в клинике довольно любезны и обычно мне перезванивают.

— Расскажите мне про этот городок, — попросила Меер, надеясь отвлечь Себастьяна от неприятных мыслей, и тот слабо улыбнулся, показывая, что благодарит ее за эту попытку.

— В общем-то, я о нем мало что знаю. Баден на протяжении столетий был курортом для богатых жителей Вены. Во времена Бетховена сюда приезжали с полным штатом своих слуг, со своим столовым фарфором, со своими музыкантами и картинами, и это оставило самый благоприятный след.

Туристы сновали по сувенирным лавкам, но Себастьян провел Меер через эпицентр активности, мимо фонтана и дальше вправо, продолжая рассказывать на ходу.

— Еще древние римляне построили здесь ванны, наполнявшиеся водой из подземных источников, богатой серой и известью. В XVIII веке эти источники были открыты заново и тотчас же стали знаменитыми благодаря своим полезным свойствам. Именно ради целебных ванн и приехал сюда в первую очередь Бетховен. Врачи посоветовали ему воды как средство лечения от болезней слуха и желудка.

— Разумеется, это не помогло.

Себастьян пожал плечами.

— Ни одно средство не действовало на протяжении длительного времени. Бетховен был очень тяжело болен, однако творчество его в тот период было на подъеме. Он любил лес. — Себастьян указал на покрытые пышной зеленью холмы за городом. — Это настоящий Венский лес. Если хотите, после того как мы осмотрим дом, можно будет погулять там. Смеркаться начнет не раньше чем через два часа.

— Да, — тотчас же ответила Меер, несмотря на мелкую дрожь, пробежавшую по рукам.

Что-то было не так. Воздух задрожал, заструился; машины вокруг стали прозрачными, идущие по улице люди изменились, стали другими. Меер постаралась собраться с силами, чтобы дать отпор наплыву нежелательных эмоций.

Почувствовав что-то неладное, Себастьян остановился и положил руку ей на плечо.

— В чем дело?

Меер боялась что-либо сказать. И также боялась, осознала она, дуновения пронизывающего холодного ветра, терзавшего ее длинное бледно-лиловое с синим платье до щиколоток, отделанное кружевами…

Пересекая улицу к дому великого композитора, Марго услышала обрывок разговора двух прохожих, обсуждавших выпад царя Александра в адрес князя Меттерниха. Судя по всему, вчера глава австрийской делегации на конгрессе обвинил российского императора в том, что тот шпионит за всеми и каждым; в ответ на это царь пригрозил свернуть переговоры о судьбе Великого герцогства Варшавского, что оставалось одной из самых сложных проблем. Александр уже много лет мечтал присоединить эти земли к России, но Австрия и Пруссия выступали за возрождение древнего Польского королевства. Если эти слухи соответствуют правде и царь действительно развернется и покинет Австрию, планы Марго продать ему флейту рухнут. Пока что она даже еще не получила в свои руки старинный инструмент. Марго ускорила шаг, как никогда торопясь попасть к Бетховену. Она уже собиралась войти в дом, но тут снова почувствовала, что за ней следят. Это Толлер или человек, нанятый им, чтобы следить за женой своего партнера? Стараясь вести себя естественно, Марго обернулась, чтобы дать последнее распоряжение своему кучеру. Она успела заметить на противоположной стороне улицы тень, которая тотчас же метнулась в подворотню, скрываясь из вида.