Туда и оттуда - неизвестен Автор

Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.

- Теперь я - второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.

- О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. Интересно, а демонов в ваш орден принимают?

Анри пообещал узнать.

- А может, споешь на прощанье? - предложил Гил.

Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.

Безумны солнце и луна,

В безумных небесах,

Плывут, безумию сполна

Подставив паруса.

Дидли, дидли, пой, дpужок,

Дидли, дидли, пой...

Безумьем полон белый свет,

Полна безумьем тьма.

Другого объясненья нет,

И я схожу с ума.

Олдникольер, седой как лунь,

Давно мне говорил:

"Безумен каждый человек,

Что в этот мир вступил!"

Ты можешь этот мир спасти

Одним движеньем глаз:

Согласно веки опусти

И не разлучишь нас.

И плащ ее в траву упал,

Примяв застежкой рожь,

И понял я, что променял

Безумье на него ж...

Дидли, дидли, пой, дpужок,

Дидли, дидли, пой!

Дидли, дидли, пой, дpужок,

Дидли, дидли, - вот и спел!

Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.

Усталость

Долгих дорог

Тает в свете ночной звезды.

Пусть малость

Отдохнет клинок,

Конь напьется чистой воды

Из прозрачного родника,

Расплескав отраженье луны.

В Имладрисе ночь, и она

Пробудит волшебные сны.

Я снова

Пришел в этот дом,

Где не властны старость и смерть.

Шли годы

Своим чередом,

Я вернулся - и снова я здесь,

Будто вышел я лишь вчера.

Тяжесть времени падает с плеч.

В Имладрисе ночь, и она

Будет медленно течь над землей, медленно течь.

Пусть песня

Звонкой струной

Поднимается до небес.

Шум листьев

Над головой

Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь.

В этой музыке - взмах крыла,

Шелест пенной морской волны...

В Имладрисе ночь, и она

Пробудит волшебные сны.

Тайка спела на прощанье такую песню:

Вот и солнце зашло, наконец.

Капли времени меряют вечность.

Этот день теперь не жилец,

Тихо падает синий вечер.

Звездная сеть на небе - белые искры.

Мир и бездонный покой в черном небе царит.

Льется на грешную землю свет серебристый

И, отражаясь в росе, самоцветом горит.

Льется песни печальный мотив.

Ничего, что слова непонятны

Эта песня о долгом пути

И о мире, таком необъятном:

"Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,

И не скоро конец, да и будет ли он?

И достанет волнений, забот и тревоги.

Путь ведет в бесконечность по кругу времен."

Смолк певец, и опять тишина,

Но осталась на сердце тревога.

Ночь манит, но теперь не до сна

Звездный свет призывает в дорогу.

Что же, певец, ты наделал мотивом своим,

Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?

Ведь на земле стало больше скитальцем одним.

Прочь от спокойствия манит мотив за собою...

И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.

Поступь дней и грохот битв,

Шепот ласк и страсть молитв

Все струною отзвенит,

Все слезой уйдет в песок.

Птичьим клином улетать,

Желтым кленом облетать,

Жизнь и смерть в одно сплетать

Для всего настанет срок.

В дней тиару вплетены

Тьма и свет, как года дни,

Чередой пройдут они,

За собою клича нас.

Не порвав событий нить,

Вечность в двери постучит,

Время верить и любить

Сменит ненависти час.

Мы сплетаем сети слов,

Но из глубины веков

Ветра западного зов

Все призывней и слышней.

В нем - небесная печаль.

Бросив дней немой оскал,

Мы уйдем, ведомы вдаль

Чередой ночных огней,

Чашу мук испив до дна.

И останется одна

Изначальная весна

На истерзанной земле.

Пряный изумруд травы,

Золотой покров листвы,

Глубь небесной синевы,

Лун и солнц спокойный блеск.

А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина...

А потом было утро.

И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.

За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.

Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".

Возле ярких шатров из парашютного шелка - будущий Ашби де ла Зуш - было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:

- Привет! Уже в прикидах?

- Привет, Тинка! - ответил Майк.

И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко - привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов - самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.

И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:

Свершили в чаще колдуны

Над Робин Гудом чудо:

При свете солнца и луны

Нет смерти Робин Гуду.

В бою он будет невредим,

Из битвы выйдет целым,

И от стальной его груди

Отскакивают стрелы.

Неправда, Робин не стальной,

Ничуть других не тверже,

И может быть сражен стрелой

Или мечом повержен.

Тогда над ним склонится друг,

Из близких самый смелый,

Чтобы у Робина из рук

Взять меткий лук и стрелы.

В заветный рог он затрубит

Над чащами Шервуда.

Пока он в схватке не убит

Он будет Робин Гудом.

Ты можешь Робин Гудом стать,

А может, я им буду.

Вот оттого на сотни лет

Нет смерти Робин Гуду!

Тем временем Тинка говорила Гилу:

- ...Ну так он не приехал. Вот если бы и ты не приехал, тогда совсем... Давай, а?

- А что? - сказал Гил. - Майк, как ты считаешь, выйдет из меня Робин Гуд?

- Да ты скорее на Хелота смахиваешь, но в общем ничего.

Успокоенная Тинка перешла к следующему пункту.

- Инна, у меня тут есть девочка, хочет в эльфы. У вас ведь еще есть места?

Инка с трудом вникла в суть проблемы и, смирившись со всем, сказала:

- Давай ее сюда, посмотрим.

Девочка подошла, поздоровалась и представилась - Наташа Яновская. Пока Инка перекидывалась с ней репликами и соображала, парни подозрительно замолкли и разглядывали новенькую так, что той стало неловко - не то пятно на блузку посадила, не то лицо испачкала. Она была одного роста с Инкой, стройная, с миловидным лицом и рыжеватыми локонами. На шее у нее висела блок-флейта на шелковой ленточке.

- Игровое имя есть? - спросила между тем Инка.

- Нет еще.

- Слушай, у меня есть одно в запасе, тебе подойдет. Мейдриль. Значит - "Медный Блеск", у тебя волосы отсвечивают. Нравится?

- Хорошо, - согласилась Наташа. - А если сокращение?

Инка задумалась.

- Может, Мериль? - предложила новонареченная.

Инка вздрогнула. И только тут поняла, что Наташа и в самом деле чем-то похожа на сестру Аронделя, князя Темных эльфов Фэери. Майк сделал вид, что смотрит в сторону, Дракон хмыкнул.

- Ну как? - спросила Тинка.

- Все о'кей. Одним эльфом больше, - ответила Инка и увидела нечто такое, отчего немедленно онемела.