Золярия (СИ) - Хан Владимир Феликсович

Ожесточённые споры продолжались уже третий час, и некоторые гости начали поглядывать на большие каминные часы в ожидании ужина.

Хозяйка салона, Лена, уже хлопотала на открытой веранде, помогая роботам накрывать длинный, человек на тридцать, стол. Некоторые гости расположились за отдельными четырёхместными столиками в уютных беседках, устроенных по всему большому парку и на берегу живописного пруда. Роботы-половые с ног сбились, бегая от одной беседки к другой, выполняя заказы избалованных гостей. Особым спросом пользовались жареные караси в сметане, и тушёная форель под укропным соусом.

Каждый день, ближе к вечеру, Ефимка вместе со своим советником и помощником по рыбным делам Башкой садились в лодку и объезжали своё огромное хозяйство. Они проверяли садки, кормушки, скимеры, насосы и прочее многочисленное оборудование.

Иногда к ним – просто, чтобы покататься – присоединялись их горячо любимые супруги, Лена и Ольга. Ольга – это та ласковая меняльщица, вокруг которой Башка нарезал круги целый год, пока не решился заговорить. А когда решился, то как шапку оземь...

– Выходи за меня и точка!

– А что, Фёдор Дмитриевич? – тогда неожиданно ответила избранница. – Вот возьму и выйду. Меня Ольгой зовут.

Сказано – сделано. Через неделю сыграли скромную свадьбу в том самом трактире, что напротив меняльной конторы. Супруги поселились в маленькой Ольгиной квартирке на окраине города, а когда Лена с Ефимкой достроили усадьбу и взяли Башку на оклад помощника и советника Ефимки, то переехали к ним, во флигель.

Задумка насчёт учреждения клуба для творческой интеллигенции оказалась продуктивной, и работы по формализации понятия здравого смысла успешно продвигались. Уже начали появляться проекты новых законов, основанные исключительно на соображениях полезности для государства и народа, направленные на развитие гражданского общества и соответствующие исконным нравственным ценностям русского этноса. Успешно формировалась концепция научно-исследовательского института общественного развития, как его решили назвать члены философского кружка.

В этот творческий законодательный процесс, к удивлению собравшейся за общим столом изысканной публики, внёс свою лепту и Башка...

Однажды, сидя у дальнего конца длинного стола и с аппетитом поедая свою любимую гречневую кашку с маслицем, никому досель неизвестный товарищ с почтённой сединой и умным, цепким взглядом вдруг постучал ложкой о бокал, привлекая внимание, и начал говорить:

– Вот вы уже цельных три месяца говорите разные умные слова, а толку от этого как от козла молока... – от всеобщего удивления наступила полная тишина. – Может, и правильно, что вы сперва стараетесь записать на бумаге про здравый смысл, прежде чем выдумывать нужные законы. Старайтесь и дальше, дело, видать, полезное, но вот мы – люди простые – даже и писать ещё не умеючи уже и так знаем, что это за фрукт такой – здравый смысл...

Башка отложил ложку и не спеша вытер губы салфеткой – не рукавом, этому он уже научился, примечая за воспитанной публикой. Нисколько не смущаясь, он продолжил нравоучительным тоном:

– Вот, глядите, к примеру: от чего плодится несправедливость промеж людей? В первую очередь от того... – он даже поднял ложку, подчёркивая неоспоримость своего утверждения. – Что везде дозволено получать деньги не работая. Вот сидит какой-нибудь хитрюга на сундуке с деньгами и задницы не поднимет для того, чтобы сделать чего полезного. Он только деньги в долг даёт, а барыш от этого опять в сундук складывает. Не правильно такое.

– Ну как же – не правильно? – возразил кто-то из публики. – Без кредита невозможно экономическое развитие.

– Верно, невозможно, – ничуть не смутившись, согласился Башка. – Вот только пусть эти кредиты выдают княжеские люди и мзду за это не получают, а живут на зарплату, как и остальные другие слуги государевы. Не дело богатеть только за то, что деньги пересчитываешь. Не велик труд! Вот ты иди да поле спаши, али табуретку выстрогай, вот за этот труд и получи как можно больше денег, сколько люди дать захотят. А за перекладывание золотишка с места на место платить надобно, лишь чтобы клерк банковский с голоду не помер...

Никто из присутствующих его не перебил.

А Башка допил чай, встал из-за стола и добавил:

– Вот так-то, уважаемые... Ничего вы не измените, пока жить будем по правилам, которые придумали ростовщики. Можете не сомневаться, что такой порядок они затеяли не для счастья народного, а для кошелей своих бездонных. А нам... Свой уклад придумывать надо, который полезен для тех, кто нужный продукт руками аль головами своими создаёт, али услуги полезные оказывает. Деньги в долг давать – это никакая не услуга, а обязанность государственная. Думайте, давайте, как такой полезный порядок учудить. Головы у вас светлые, образования вдосталь, вот и употребите сие на благо общее. За энто народ и почитает вас, и кормит сытно за мысли ваши, ежели они правильные да полезные.

Публика была в шоке, но не могла не отметить лаконичность изложения и правильность вывода.

С этих пор Башку частенько отрывали от хозяйственных дел и приглашали поучаствовать в дискуссиях. Он не очень-то и сопротивлялся, особенно после того, как Лена сказала, что пользы от этих разговоров гораздо больше, чем от карасей.

Ефимка начал ревновать своего помощника, но его участию в разговорах умных особо не препятствовал. Может, эти разговоры и вправду важнее карасей?

Леночка врать не станет, да и сам Башка человек серьёзный. Очень Ефимка уважал своего старшего товарища.

А вскорости Башка опять удивил почтённую публику. Пригласили его в очередной раз спор один разрешить, что возник среди гостей...

– Фёдор Дмитриевич, будь добр, как ты думаешь: нужна народу свобода, или простой народ не задумывается над подобными категориями? – обратился к Башке молодой художник с козлиной бородкой, тот, который постоянно затевал разные споры по любому поводу.

Он ещё в самом начале образования этого дискуссионного кружка сразу же не понравился Башке за то, что простые вещи старался объяснить сложно.

«Наверное, думает, что так выглядит умнее...», – сделал вывод Башка.

– А это зависит от того, про какую свободу ты спрашиваешь, – неохотно ответил Башка. – От чего твоя свобода освобождает?

– Ну как же, Фёдор Дмитрич, любому образованному человеку ясно, что свобода – понятие абсолютно самодостаточное, не требующее каких-либо обоснований и разъяснений.

– Может, образованному и не надо объяснять, что ты своим словоблудием сказать пытался, а вот мне непременно знать требуется, о чём речь вести собираешься. Не любитель я словами играться. Недосуг мне... Работы много, – Башка, было, собрался уходить.

– Не сердись на него, Фёдор Дмитриевич, он у нас известный спорщик, – вступил в разговор другой завсегдатай собрания, Николай Борисович, Главный архитектор города, мужчина степенный и выдержанный. – Мы тут заспорили о степени инакомыслия, которое государство должно допускать среди народа. Надо ли ограничивать свободу высказываний или вообще недопустимо препятствовать волеизъявлению свободной личности? Вот и пригласили вас, Фёдор Дмитриевич. Вы лучше знаете чаяния простых людей. Всем обществом просим – выскажите своё мнение по этому вопросу.

– Просим, просим... – прозвучало ещё несколько голосов.

– Ну, коль всем обществом... Скажу...

Башку ни в малой степени не смутило внимание почтённой публики.

Он уселся за стол, не спеша налил себе чашку чая, отпил несколько глотков и только после этого заговорил:

– Вот ты, Николай Борисович, сказал: «... Недопустимо препятствовать волеизъявлению свободной личности...». Почему недопустимо? А что если эта личность крамолу говорит? Что же, так и слушать всем миром непотребности разные? Почему нельзя рот заткнуть? Ребёнку малому можно глупость какую простить, а взрослому человеку нужно не только рот заткнуть, но и язык вырвать, если он что вредное говорит и наперёд знает, что вред делает. А как иначе, если сразу видно, что это враг вещает? Неужто можно ждать, когда за ним эту крамолу повторять начнут? Люди ведь разные в государстве живут, кто враз раскусит умысел злой, а кто и поверит в силу умишка своего малого или из-за нестойкости своей душевной. Князь на то Богом и поставлен, чтобы людей оберегать. А ежели он крамолу допускать начнёт, то грош ему цена. Все беды людские от правителей слабых или глупых. Какой прок от Князя, даже если он народ свой всем сердцем любит, а умишка или характера не хватает, чтобы править как подобает, рукой железной?