Первый день - Марк Леви

Сидя в своем кабинете, Лоренцо прочел сообщение Вакерса и по телефону вызвал секретаршу:

— У нас остались рабочие контакты в Эфиопии?

— Да, синьор, два человека, оба сейчас на месте. Я как раз только что обновляла африканское досье для вашего совещания в Министерстве иностранных дел на следующей неделе.

Лоренцо протянул секретарше фотографию и нацарапанное на листке бумаги расписание:

— Свяжитесь с ними. Пусть они сообщают нам о каждом шаге, обо всех встречах и разговорах этого человека: он должен прибыть в Аддис-Абебу рейсом из Лондона, вылетающим завтра утром. Он британский подданный, нужно соблюдать строгую секретность. Скажите нашим людям, что лучше пусть снимут слежку, чем раскроют себя. Нигде не делайте отметок об этом поручении — ни в одном документе. Желательно, чтобы оно оставалось абсолютно конфиденциальным.

Секретарша забрала у Лоренцо фото и листок и вышла из кабинета.

Эфиопия

На пересадку в аэропорту Аддис-Абебы ушел всего час. Я только успел сделать отметку паспорте, забрать багаж и сесть в маленький самолет, летевший в Джинку. Крылья этой старой развалюхи так проржавели, что я все гадал, как она еще поддается в воздух. На стекле кабины пилота отчетливо виднелись потеки масла, исключением судорожно дергающейся стрелки компаса, все остальные бортовые приборы ни на что не реагировали. Однако пилота, похоже, это особо не заботило, когда мотор давал перебои, он только легонько нажимал на ручку газа или, наоборот, ее отпускал, подбирая наиболее подходящее положение. Судя по всему, в полете он руководствовался не столько зрением, сколько слухом.

Под облезлыми крыльями этой старой машины, под аккомпанемент страшного грохота и дребезжания мелькали самые прекрасные пейзажи Африки.

Колеса коснулись земли, самолетик несколько раз подпрыгнул и застыл, подняв густое облако пыли. К нам со всех сторон побежали мальчишки, и я испугался, как бы кто-нибудь из них не попал под вращающийся винт. Пилот перегнулся через меня, открыл дверцу, выкинул на землю мой рюкзак, и я понял, что здесь наши дороги расходятся. Едва я спрыгнул на землю, как он развернулся и покатил по полосе. Не успел я оглянуться, как он уже поднялся над верхушками эвкалиптов и улетел.

Я оказался неведомо где в полном одиночестве и горько пожалел о том, что не уговорил Уолтера поехать со мной. Усевшись на старый бочонок из-под масла и поставив у ног рюкзак, я осматривал окружавшую меня дикую местность, окрашенную лучами заходящего солнца, и вдруг сообразил, что совершенно не представляю себе, где мне ночевать.

Ко мае подошел мужчина в обтрепанной нижней майке и предложил помочь — по крайней мере, я так его понял. Я проявил чудеса изобретательности, чтобы объяснить ему, что я ищу женщину-археолога, которая работает недалеко отсюда. Мне пришлось вспомнить, как в детстве вместе с домашними я играл в нашу любимую семейную игру: один при помощи мимики и движений изображал ситуацию или слово, а остальные их угадывали. Я всегда проигрывал! И вот я сделал вид, будто копаю землю, схватил какую-то деревяшку и притворился, что радуюсь, словно нашел сокровище. Мой «собеседник» посмотрел на меня удрученно, пожал плечами и удалился.

Он появился спустя десять минут вместе с мальчиком, заговорившим со мной сначала по-французски, потом по-английски и наконец на смеси этих двух языков. Он сообщил мне, что в этом районе трудятся целых три команды археологов. Одна работает в шестидесяти двух километрах к северу отсюда, другая — в Рифт-Вэлли в Кении, а третья, прибывшая не так давно, разбила лагерь примерно в ста километрах к северо-востоку от озера Туркана. Так я и определил местонахождение Кейры, оставалось только найти способ добраться до нее.

Мальчик пригласил меня следовать за ним. Человек, который подошел ко мне первым, выразил желание приютить меня на ночь.

Я не знал, как его благодарить, и подумал, что, встреть я па улицах Лондона заблудившегося эфиопа, вряд ли в ответ на вопрос, как ему пройти туда-то, мне пришло бы в голову предложить ему кров и пищу. Наверное, виной тому разница культур, а может, предрассудки. В любом случае я почувствовал себя глупо.

Хозяин разделил со мной ужин, мальчик также остался с нами. Он не сводил с меня глаз. Я положил куртку на табурет, а он забавы ради без всякого стеснения обшарил мои карманы. Он вытащил кулон Кейры и тут же положил его на место. Мне показалось, сразу после этого я стал ему неприятен, и он вскоре вышел из хижины.

Я проспал всю ночь на циновке и проснулся с рассветом. Выпив кофе, едва ли не самого вкусного в моей жизни, я пошел к взлетной полосе, надеясь найти какой-нибудь попутный транспорт. Место здесь, конечно, было красивое, но в мои планы не входило застрять в нем надолго.

Вдали послышался шум мотора. В облаке пыли ко мне приближался мощный внедорожник. У края полосы машина остановилась, из нее вышли двое мужчин. Мне повезло: они оказались итальянцами, оба довольно сносно говорили по-английски и спросили, куда я направляюсь. Я показал им точку на карте, которую они расстелили на капоте своего автомобиля, и они предложили подвезти меня до половины моего пути.

Мальчику, похоже, они не понравились еще больше, чем я. Наверное, местные жители недолюбливали итальянцев с той поры, как Эфиопия была итальянской колонией. Мне оставалось только гадать о причинах, но мои новые спутники, появившиеся столь чудесным образом, явно пришлись ему не по вкусу.

Сердечно поблагодарив моего хозяина, я сел во внедорожник. Всю дорогу итальянцы наперебой расспрашивали меня о том, чем я занимаюсь, о жизни в Лтакаме и в Лондоне, о причинах моего приезда в Эфиопию. Мне совсем не хотелось распространяться на последнюю из этих тем, поэтому я просто сказал, что еду к своей подруге, а ради этого, по мнению моих спутников-римлян, можно было отправиться хоть па край света. Я в свою очередь поинтересовался, почему они приехали сюда. Оказалось, что они занимаются экспортом тканей, в Аддис-Абебе у них своя фирма, и они так полюбили Эфиопию, что не упускают ни единой возможности попутешествовать по стране.

Определить точное положение того места, куда лежал мой путь, было очень трудно, равно как и гарантировать, что туда можно добраться по дороге. Тот, что вел машину, предложил высадить меня в рыбацкой деревушке на берегу Омо: там я за небольшую плату легко получу место в лодке, идущей вниз по течению. Так у меня будет больше шансов найти тот лагерь археологов, что я ищу. Мне показалось, они хорошо знают этот край, и я полностью им доверился. Второй итальянец служил мне переводчиком. За годы, что он провел здесь, он понемногу изучил несколько эфиопских диалектов и вызвался отыскать рыбака, который согласился бы взять меня в свою пирогу.

День был в разгаре, когда я распрощался с моими спутниками. Не внушавшая мне никакого доверия лодчонка отошла от берега, и течение понесло ее неведомо куда.

Найти Кейру оказалось делом далеко не таким простым, как мне предрекали итальянцы. Река Омо разделяется па множество рукавов, и всякий раз, когда пирога сворачивала туда, где удобнее было плыть, я ловил себя на мысли, что мы, должно быть, уже давно проплыли мимо лагеря Кейры, даже не заметив его.

Я мог бы наслаждаться великолепными видами, открывавшимися за каждым поворотом реки, но думал лишь о том, что я скажу Кейре, когда найду ее, как объясню, зачем приехал к ней, тем более что сам толком этого не знал.

Река повернула к обрывистым берегам, покрытым коричневатой землей. Теперь управлять пирогой приходилось крайне осторожно. Рыбак внимательно следил за тем, чтобы мы плыли строго посередине реки. Вскоре перед нами открылась долина, и я заметил вдалеке на вершине холма лагерь, который так надеялся найти.

Мы причалили к песчаному, в лужах грязи берегу. Я забрал из лодки рюкзак, попрощался с рыбаком и вышел на тропинку, протоптанную в высокой траве. Вскоре я повстречал француза, который очень удивился, увидев здесь незнакомого европейца. Я спросил, работает ли в этих местах женщина по имени Кейра, он указал пальцем на север, отвернулся и занялся своими делами.

Немного выше по течению реки я миновал небольшое поселение, состоявшее из палаток, и очутился у площадки, где шли археологические раскопки.

Раскоп был разделен на квадраты, размеченные по краям колышками и веревками. В двух первых я никого не заметил, а в третьем работали двое. Еще дальше несколько человек осторожно очищали что-то кисточками. С того места, откуда я на них смотрел, казалось, будто они пишут картины. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, и я продолжал путь по обходной дорожке, проложенной на откосах вокруг выемок, но внезапно меня остановил залп ругани. Некто, изъяснявшийся на безупречном английском, явно мой соотечественник, с яростным рыком вопрошал, что за придурок шляется посреди раскопа. Наскоро оглядевшись, я обнаружил, что вышеупомянутым придурком мог быть только я, поскольку никого более па горизонте не наблюдалось.