Покоренные страстью - Вирджиния Хенли

— Спасибо, — тихо произнес Колин.

— Так это вы нарисовали? — с изумлением спросила Тина.

— Вынужден признаться. Но вас, конечно, восхищает ее чудесная красота, а не мои ничтожные способности.

В темном углу комнаты Дамарис стыдливо покраснела. Она вспомнила, как позировала для портрета, уже тогда понимая, что рукой художника двигало нечто большее, чем простая привязанность.

— Оставляю вас на попечение слуг, — продолжал Колин. — Если кто-нибудь из них недостаточно быстро или хорошо выполнит ваши распоряжения, я разберусь с ними по-свойски.

Дамарис, не веря своим глазам, смотрела, как ее комната заполнилась людьми, спешащими внести и расставить по местам сундуки, расстелить ковры, развесить занавеси и установить невиданную ванну. После 15 лет относительного одиночества для призрачной жены Алекса Дугласа наступали разительные перемены.

Юный паж принес овсяные лепешки и вино, но Тина отказалась от угощения. Паж отправился за горячей водой для купания, а гувернантка, оглядывая бледные щеки девушки, поинтересовалась:

— Ты вообще-то хоть что-нибудь сегодня съела?

Тина сморщила носик.

— Овсяные лепешки только поцарапают мне горло.

— Во всяком случае, я не советую тебе пить вино на пустой желудок. Ты и без того неуправляемая.

Нелл было приказано распаковывать вещи и развешивать их в огромном гардеробе. Ада хлопотала, разыскивая затерявшиеся предметы туалета. Прошло не менее двух часов, пока леди Валентина была вымыта и наряжена в платье тяжелого кремового шелка, по вырезу обшитое речным жемчугом. Скромное декольте лишь слегка приоткрывало грудь, а жесткий сборчатый воротничок приподнимал подбородок девушки. Как того требовал обычай, копна ее волос свободно ниспадала на плечи: для хрупкой шеи и гордо посаженной головки Тины эта пылающая грива казалась слишком тяжелой. Отец сопровождал ее, но едва нога невесты коснулась ковра в зале, как граф Ангус с видом собственника обхватил Тину за талию.

— Роб, теперь она принадлежит Дугласу. Позволь-ка мне полюбоваться этой красоткой, пока Рэм еще не вступил в свои права. — Арчибальд склонился над девушкой, и запах виски едва не задушил ее. — Пойдем, детка, я покажу тебе замок. Сюда прибыли Дугласы со всех концов Шотландии, чтобы поглазеть на тебя и урвать поцелуйчик. — Лорд знаком приказал младшему брату Рэма удалиться: — Гэвин, поросенок ты зданий, дай и мне, старину, поухаживать.

В зале стоял невообразимый шум — Дугласы кричали, ругались, пели, смеялись и спорили. Испарения от тел, смешиваясь с дымом огромного камина и запахами снеди на вносимых блюдах, вызывали у Тины тошноту. Чувствуя, что ноги ее уже не слушаются, Огонек крепче ухватилась за руку графа и обезоруживающе улыбнулась ему. Тот облизнулся и уставился в вырез платья девушки.

— Детка, у тебя такие миленькие грудки и ротик. Уж племянник попробует сегодня сладенького!

Бледные щеки Тины порозовели. Чуть ли не с облегчением она увидела, как Рэм, оставив группу родственников, спешит к ней через весь зал. Арчибальд тем временем сильной рукой повернул ее в другую сторону.

— Посмотри-ка, крошка. Мы тоже можем гордиться своими поварами.

На блюде красовалась целиком зажаренная свинья с двенадцатью поросятами, положенными так, как будто они продолжали ее сосать. Валентина, не привыкшая к такому зрелищу после мастерски приготовленных кушаний мсье Бюрка, сочла эту картину крайне непристойной. Ее губы вдруг побелели, и девушка потеряла сознание. Рэм, сузив глаза, наблюдал за своей невестой. Ангус расталкивал обступивших ее Дугласов:

— Прочь вы, еноты! Дайте ей воздуху!

Через несколько секунд Тина пришла в себя И позволила графу поставить ее на ноги.

— Крошка ослабела от голода. Да я и сам сейчас съел бы собственную упряжь, если ее как следует посолить! Рэмсей, где ты, черт побери! Разгони эту толпу и дай нам чего-нибудь перекусить.

Жених резко выдернул руку Тины у Ангуса и потянул девушку в сторону платформы, установленной перед камином. Приветственные крики неслись со всех сторон. Глядя в замкнутое лицо Рэма, Огонек поняла, что тот в ярости и не собирается скрывать свой гнев от окружающих. Его против воли заставили заключить этот союз, и дочь Кеннеди почти физически ощущала, как злость Дугласа обрушивается на нее. Тине хотелось закричать, что она тоже была против этого брака и нельзя обвинять и ненавидеть ее за это. Лицо Рэмсея, смуглое от природы, сейчас еще больше потемнело; его черный камзол был одного цвета с глазами, и единственным светлым пятном во всей наружности жениха оказался воротник шелковой рубашки. Сам дьявол царил в его душе. Дуглас видел, как его невеста упала в обморок. Неужели она посмела явиться к нему с чужим младенцем в животе? Если это ублюдок Гамильтона, он убьет сначала этого паршивого аристократа, а затем и ее. Он сломает эту тонкую, нежную шейку голыми руками.

Тина невольно вздрогнула. Отныне никто не посмеет встать между ней и диким шотландцем, никто не защитит ее от необузданней ярости Черного Рэма. Дуглас в этот момент думал, с каким наслаждением он уничтожит эту красотку. Переведя взгляд на море лиц перед собой, он ясно увидел восхищение и похоть, написанные на каждом из них. Одним движением плечика Тина их всех свела с ума. Рэмсей был слишком горд, чтобы позволить кому-либо заметить, как будущая жена, возможно, обвела его вокруг пальца. Сжав запястье девушки, он высоко поднял ее руку, подхватил бокал с рубиново-красным вином и произнес слова клятвы. Традиция позволяла помолвленным установить испытательный срок продолжительностью в год. После этого они или поженятся, или расстанутся, если таковым будет желание одной из сторон. Валентина с бокалом в руке повторила слова клятвы. Затем жених и невеста выпили вино и швырнули свои бокалы в камин, разбив хрусталь на тысячу осколков. Толпа завыла. Рэм грубо заломил девушке голову, целуя ее. Огонек знала, что этот поцелуй предназначен не для нее, а для зрителей, чтобы продемонстрировать власть мужчины над ней. Собрав всю свою волю, она подчинилась жестким рукам и рту Дугласа. Он молча, с не стихающей яростью, смотрел на нежное, послушное создание в его объятиях.

За столом ни одно из блюд не приглянулось дочери Кеннеди. Выпитое вино уже начало действовать, но Валентина вовремя заметила, что Рэмсей сам почти ничего не ел и много пил. Опасаясь, что ни один из них не в состоянии будет контролировать свои поступки, девушка старалась держать себя в руках. Когда с полдюжины членов клана принялись поддразнивать Дугласа, он вышел из-за стола и отправился за ними по коридору, впервые за день улыбаясь. Тина почувствовала себя заброшенной и огляделась в поисках знакомого лица. Заговорив с Дунканом, она поняла, что брат слишком много выпил и теперь едва держится на ногах.