Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов

Тем же грешат и другие классики жанра: Буссенар, Сальгари, Майн-Рид и т.д. То у них крокодилы в стаю соберутся, то тигры, то еще кто. Дефо в «Робинзоне Крузо», не моргнув глазом, повествует, как возвращавшийся в Англию после всех странствий и злоключений Робинзон чуть обидно не погиб напоследок: напоролся в Пиренеях на громадную, в сотни голов, стаю волков. Ладно хоть ехал не один, в большой компании, и зарядов хватало, — кое-как отбились.

В защиту Жюля Верна и его коллег можно сказать вот что: их антинаучные фантазии не были плодом исключительно авторского воображения, частично основывались на записках путешественников.

Там хватало ошибок случайных, непреднамеренных: спросил кто-то из путешественников, как себя называют арауканы, плохо расслышал — и пошли гулять по страницам справочной литературы индейцы «молуче» вместо «мапуче», а затем и в роман Жюля Верна угодили.

А еще путешественники всегда, во все века, любили крепко приврать, выдать услышанные в пути байки за увиденное собственными глазами.

Началось всё еще в античности. Тогдашние географы и землеописатели (Страбон, Геродот, Птолемей и другие) не выдумывали земли, населенные амазонками или псоглавцами, — им о них сообщали странники, якобы бывавшие в тех местах.

Средневековый путешественник Марко Поло первым из европейцев побывал в Китае. Кто только ему там не встречался: и драконы, и грифоны, и айфоны…

И не стоит думать, что эти сказки и сказочники остались в давних временах, а в просвещенном девятнадцатом столетии такие завиральные известия о дальних странах уже вышли из моды. Не вышли.

Даже в двадцатом веке путешественники иногда дурили доверчивых читателей своих записок и путевых дневников. Самый известный пример: подполковник Перси Фосетт (часто его ошибочно называют полковником), британский исследователь Южной Америки, совершивший по ней семь путешествий и без вести пропавший в сельве во время восьмого. О своих экспедициях подполковник поведал байки, каких и барон Мюнхгаузен не постыдился бы.

Илл.24. Перси Фосетт, кандидат №1 на титул «Барон Мюнхгаузен ХХ века»

Фосетт на страницах своих записок то анаконду застрелит длиной 50 ярдов и не дюймом меньше, то человекообразную обезьяну неизвестного вида встретит (человекообразные приматы вообще не водятся в Южной Америке), то поглощенный джунглями город обнаружит там, где потом никому не удавалось найти ничего похожего.

Возможно, мистер Фосетт страдал извращенным чувством юмора и таким образом потешался над читателями. Либо, будучи сам фанатом теории о древних, прямиком к Атлантиде восходящих цивилизациях, пытался враньем завербовать новых сторонников своих идей, способных помочь, подкинуть денег на очередное путешествие.

К тому же Фосетт был кадровым офицером, работал на британскую разведку, и наверняка не имел права рассказывать о некоторых вещах, происходивших с ним в экспедициях.

Фосетту верили. Заслуженный человек, ученый, член Лондонского королевского географического общества… Верили не только читатели. Писатели тоже. Артур Конан Дойл не сам придумал описанное в «Затерянном мире» труднодоступное плато, населенное вымершими в прочих местах животными, в том числе динозаврами. Это ему Фосетт наплел.

Так что можно частично оправдать Жюля Верна за фантастичность мира, где приключается Гленарван и его друзья. Но лишь частично. Многие вопиющие нелепости писатель придумал сам.

Итак, волки двинулись на приступ, пытаясь как-то просочиться мимо костра и очутиться в загоне.

Талькав, выстрелив один раз, затем свой длинный карабин отложил и взялся за холодное оружие, убил нескольких зверей ножом, и двоих прикладом, что подтверждает нашу мысль о винтовке Уитворта, очень медленно заряжавшейся. И не только в экономии боеприпасов тут дело — когда звери после первых выстрелов и первых потерь отступили, занялись блокадой, — тогда в наступившей паузе свое оружие индеец все же зарядил.

Гленарван и Роберт страдали от диареи, но при нужде поддерживали патагонца огнем из своих карабинов, благо перезаряжались те быстро.

Время от времени волки повторяли попытки прорыва. Приходилось стрелять, тратить последние заряды. Стало ясно, что до утра не продержаться. И топливо для костра закончится, и боеприпасы. На рассвете ночные хищники уйдут в свои логова, дневной свет они не любят. Но уйдут сытыми, подкрепившись тремя людьми и тремя лошадьми.

Двадцати зарядов для трех карабинов хватило ровно на половину ночи. Топливо закончилось примерно тогда же. Все возможности для обороны были исчерпаны.

«Как это все? — могут воскликнуть те, кто внимательно читал предшествующую главу. — А револьверы?!»

Да, револьверы могли решить проблему. Два шестизарядника у Роберта, два у Гленарвана, — итого, даже если не было запасных зарядов, двадцать четыре лишних выстрела. Как раз на вторую половину ночи. Пуля «Кольта Драгуна», как мы помним, здоровенного медведя навзничь валит, а тщедушного гривистого волка вообще на куски разорвет.

Но Жюль Верн о револьверах позабыл. Именно он, не персонажи, да и как им позабыть, когда тяжеленная кобура бьет по бедру, даже две кобуры у каждого.

Помнил бы писатель о том, что сам вооружил весь отряд револьверами Кольта, непременно написал бы примерно так: как же они жалели, что решили не тащить лишнюю тяжесть и отдали свои револьверы на сохранение Тому Остину…

Не написал. Не помнил. И авторский этот косяк целиком на совести Жюля Верна, на лживую информацию из чьих-то путевых заметок его не списать.

Нам могут возразить: не только в зарядах проблема, кончилось топливо для костра, а он играл важную роль, перекрывал вход в загон.

Возражение не принимается. Перекрыть вход штатным образом, воротами, Заратустра не велит? Загон не заброшенный, им пользуются: ограда целая, ни одной прорехи, внутри большой запас сена, причем свежего, не сгнившего от дождей. Значит, должны быть и ворота, без ворот никак, ограда теряет всякий смысл, если в ней нельзя запереть скот.

Даже если позабыть о револьверах, все равно стоило использовать эту последнюю возможность для обороны, — и ворота немедленно затворить. Гленарван, допустим, до этой очевидной мысли додуматься не мог, его 16 мБ были в тот момент