Подметный манифест - Далия Трускиновская

Анна же Михайловна была откровенно весела - ее нареченный, генерал-майор князь Петр Михайлович Голицын оказался среди наиболее отличившихся командиров. Его победа 22 марта под крепостью Татищевой привела к освобождению губернского города Оренбурга от шестимесячной тяжкой блокады. Оренбуржцы называли князя своим спасителем, государыня весьма его хвалила. Стало быть, скоро князь приедет в Москву - и как раз к той поре, когда после Великого поста и Светлой недели священники начинают венчать скопившихся за это время женихов и невест.

Архаров знал, что дам следует развлекать. Но не умел. Потому, рассказывая князю про пьющего сочинителя, который ходит в кабак при орденской звезде, косился на княгиню - может, хоть раздвинет уголки рта, делая улыбку более явной.

- Удивительно, что ты, Николай Петрович, в Петербурге с ним не встречался, - сказал князь. - Я его знавал, когда он еще в Москву не перебрался, а служил адьютантом у графа Михайлы Головкина. И ты ведь тоже, как все мы, грешные, ходил кадетские трагедии смотреть - и там видеть его мог. Но служба ему не далась - он больно рано в отставку вышел… Он меня малость помоложе, а было это еще при государыне Елизавете, царствие ей небесное… мог бы еще служить и служить! А вот что ему орден дали - того я не упомню, должно, меня тогда в столице не случилось. Может статься, в Польше был?

Князь задумался, вспоминая, а вспомнить было чего…

- А про сей орден, батюшка, при дворе вот что сказывали, - приходя на помощь супругу, вмешалась в мужскую беседу княгиня Волконская. - Когда сочинитель по воле Божьей батюшки своего лишился, были там какие-то неурядицы с наследством. И он жаловался государыне, что злодеи кредиторы все наследство растащили, окромя одной вещицы, слезно умолял ту вещицу ему оставить. Государыня добра - ответила на прошение согласием. Стало быть, надобно господину Сумарокову благодарить. И является он ко двору при анненской звезде и при орденской ленте через плечо. Все - как, откуда? Тут и обнаружилось, что сия звезда была единственная уцелевшая вещица, коли сочинитель не врет. Государыня и тут себя не уронила - орден ему оставила, а, чтобы приличнее было носить его, пожаловала сочинителя чином статского советника.

- И давно он этак-то двор насмешил? - спросил Волконский.

- А недавно. Ты, поди, доподлинно в Польше служил.

- Выходит, в отставку вышел, писаниной кормился, и вдруг ордена ему захотелось, - с явным неудовольствием сказал князь. - А матушка наша и дай… А за что? Песенки писал для пажей да для гвардейских капралов.

- Это уж ты, батька мой, напрасно! - совсем по-простому обратилась к мужу Елизавета Васильевна. - Он трагедии сочинял знатные! Помню, дамы, их глядя, слезами обливались.

- И за бабьи слезы, извольте, - анненская звезда! - тут князь призадумался и, неожиданно для себя, увидел это обстоятельство с другой стороны. - Николай Петрович, а ведь ежели поглядеть - так ведь даже и не российский орден! Его же супруг покойной царевны Анны Петровны учредил, а когда она померла - я помню, ох, уж как я тот год помню…

Княгиня положила рукоделье на канапе, встала и, на ходу оглаживая юбки, поспешила к мужу.

- Павлушка! Дементий! На столе до сих пор не убрано! - крикнула она, и тут же дверь, неплотно прикрытая, отворилась, явились разом двое лакеев. - Еще кофею несите, сухарей, кренделей! Прости, батюшка Николай Петрович, знаю, что ты со сливками любишь, да мы с моим Михайлой Никитичем говеем, пост великий, и сама государыня пост держит свято, а ты, батюшка, приходи на Пасху, недолго осталось, - тут-то и увидишь, какой стол накроем…

Архаров очень удивился бы тому, что женщина так вдруг разговорилась о всем известных предметах, кабы не видел - ей нужно заглушить малоприятные воспоминания мужа.

В год, когда умерла царевна Анна, дочь покойного Петра Алексеевича, князю Волконскому было пятнадцать - и он сперва лишился матери Аграфены Петровны, а немного погодя - отца. Мать была сослана на покаяние в Тихвинский монастырь за то, что не поладила с господами Левенвольде и Бироном, отца же, князя Никиту Федоровича, государыня Анна пожаловала в придворные шуты и псари. Что ждало юношу - неведомо, шутница-государыня могла и его усадить в лукошко с куриными яйцами, велев кудахтать и крыльями хлопать, но родня выручила. Воспоминания тех лет, вплоть до поступления в Сухопутный шляхетский корпус, были не из самых сладостных.

Поэтому Архаров так и не узнал подробности учреждения ордена святой Анны Голштейн-Готторпским герцогом Карлом Фридрихом и первого появления ордена в России в 1742 году - как раз в год архаровского рождения. А о том, что было позднее, он все-таки знал - гроссмейстерство орденское от Карла-Фридриха перешло к его сыну, Карлу-Петру-Ульрику, призванному покойной государыней Елизаветой Петровной себе в наследники и ставшему третьим этого имени российским царем Петром - правда, ненадолго. Теперь гроссмейстером был его сын, наследник российского престола Павел Петрович, и всячески развлекал двор своими затеями вокруг да около ордена.

Желание во всем, где только можно, перечить матери подсказало ему, что орден надобно иметь такой, чтобы носить его скрытно. И по распоряжению цесаревича к анненскому кресту третьей степени был приделан винт - крепить награду на шпажном или сабельном эфесе. При необходимости прикроешь рукой - и никто не догадается! Сие Павел Петрович изобрел, чтобы тайно от матери награждать самых преданных друзей - и точно, награждал, да только об этом знал весь Санкт-Петербург. Знал и Архаров от сослуживцев-преображенцев. Кое-кто посмеивался над затеей, кое-кто хвалил ее за остроумие, да только всерьез - не принимали.

- Приду, - весомо ответил он княгине. - С большой радостью.

Разговляться и впрямь хорошо было бы у Елизаветы Васильевны, чье имя означало «почитающая Бога». Такие доводы рассудка Архаров всегда учитывал, радуясь, когда смысл имени совпадал с нравом его владельца.

И вдруг он вспомнил - надо, в самом деле, перед Пасхой исповедаться и причаститься. Подчиненные уже договорились меж собой - кто на первой, кто на последней неделе Великого поста, чтобы богоугодное дело не сказалось на работе полицейской конторы. А начальник все медлил, медлил, как будто смертных грехов накопил…

Он вернул беседу к Сумарокову и наслушался про него анекдотов. То же самое он узнал бы у Дуньки - когда бы догадался ее позвать. Дунька, правда, не знала петербургских подвигов сочинителя, но о московских госпожа Тарантеева так ее просветила - хоть житие Сумарокова пиши.

Побеседовали и о самозванце.

Реляции начали поступать победные - его уже выгнали из Татищевой, которую бунтовщики взяли осенью перед тем, как обложить Оренбург. Архаров пророчил, что успевший отступить без избыточных потерь маркиз Пугачев опять соберется с силами, но на днях пришло новое донесение - после того, как князь Голицын выгнял его из Татищевой крепости, он потерпел поражение под Сакмарским городком. И князь выразил надежду, что к Пасхе, а Пасха в этом году была довольно поздняя, Бибикову удастся изловить бунтовщика.

Он двинул войска сразу на все бывшие в опасности или захваченные города - Оренбург, Уфу, Челябинск, Кунгур. Да и было кого посылать! Государыня, хотя война с Турцией сковывала ей руки, послала в Казань немалые силы - и князь Волконский, называя имена, не мог удержаться от торжествующей улыбки. Эти полководцы не могли не победить: генерал-поручик Иван Деколонг, с самого начала бунта хорошо себя показавший, шел освобождать Челябинск; премьер-майор князь Дмитрий Гагарин шел на Кунгур, чтобы управиться с мятежными башкирами; а главнейшей новостью было то, что снята осада с Оренбурга. Длилась она шесть месяцев - и город до такой степени оказался разорен, что государыня на два года освободила всех его жителей от подушной подати, а также предполагали, что в пользу города пойдут все доходы с городских откупов за следующий год.

- Происходит то, чего следовало ожидать, - бунтовщики не выдержали наиглавнейшего искушения - искушения вином и водкой, - сказал князь весело. - Когда отступали к Переволоцкой крепости, четыре тысячи вояк не смогли покинуть лагерь, потому что валялись пьяны, такими их и вязали. Очнулось это дурачье уже в плену. Слава те Господи, одолели мы бунт! Скоро и самозванца изловим.

Архаров пожал плечами - его в реляциях несколько озадачивали пугачевские затеи. Он за службу жаловал крестом, что было разумно, и бородой, что обер-полицмейстеру казалось несусветицей. Борода у староверов была в чести - это так, да ведь яицкие казаки-староверы, с самого начала поддержавшие самозванца, и без того бородаты. Другая подробность - население сообщает, будто побывавшие в окрестностях казаки принесли новость: царь-де приказал ломать старые церкви и строить новые, семиглавые, а креститься не трехперстным, а двуперстным сложением. Сейчас в тех краях не до строительства. Неужто он сие выделывает в надежде, что весть долетит до Москвы и Санкт-Петербурга, ободряя здешних раскольников? Тогда он отнюдь не дурак…