Леди и горец - Джулиана Гарнетт

— Привет тебе, рыцарь, — проворковал у него за спиной нежный голос, который он с некоторых пор так часто слышал в своих снах. Смутившись, Роб повернулся и увидел, как в зал вплыла вдова Линдсей. На ней было перетянутое поясом в талии шафранового цвета льняное платье, на голове — простой крестьянский платок, скрывавший ее золотистые волосы.

— Там на столе кувшин с элем, — произнес Роб, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Она улыбнулась.

— Действительно, кувшин. И что интересно, стоит на том самом месте, куда я его утром поставила.

— Неужели? — Он не сдержал своей обаятельной улыбки. — Впрочем, чему тут удивляться? Ты ведь всегда была любительницей наводить порядок и возиться по хозяйству.

— В детстве меня учили, что безделье — источник греха. Мама говорила, что, прежде чем командовать слугами, настоящая леди должна научиться все делать собственными руками.

— Может, ты и сапоги умеешь чистить?

— Никогда не пробовала. Зато знаю, как варить гуталин. — Продолжая улыбаться, она прошла к очагу, огонь горел ровным, бездымным пламенем. — В домашнем хозяйстве множество секретов. К примеру, правильно растопить очаг — это целая наука. Но вот хорошая тяга — целиком на совести каменщика, складывавшего очаг. Если он не знает своего дела, очаг всегда будет дымить — как его ни растапливай.

Несмотря на улыбку и нарочитый, показной оптимизм, она ужасно волновалась. Это было видно по ее избыточной жестикуляции и по тому, как подрагивали у нее руки, когда она поправляла на голове платок. Роб был наблюдательным и сделал соответствующие выводы.

— Не беспокойся, я не отошлю тебя к Аргиллу, — сказал он.

Джудит замерла на месте.

— Правда, не отошлешь?

— Правда. Ведь от тебя немало пользы.

— Пользы? — переспросила она, округлив от удивления глаза.

— Ну да. Вряд ли в замке кто-нибудь знает, как варить гуталин или растапливать очаг на английский манер.

Он ожидал, что она улыбнется, но вместо этого щеки у нее вспыхнули, а на лице появилось какое-то странное выражение.

— И это все, что ты можешь обо мне сказать, лэрд Гленлион, — что от меня немало пользы?

В ее глазах полыхнул гнев, и Роб нахмурился.

— А что, по-твоему, я должен был сказать? Что решил отослать тебя к отцу?

— Решил, значит?

— Да, это мне не раз приходило в голову. Разве ты не хочешь домой? Помнится, ты именно об этом говорила мне в Лохви. Или уже передумала? Боже правый, да ты изменчива, как весенний ветер!

— Напротив, я отлично знаю, чего хочу. И очень постоянна в своих желаниях, — сказала она, подходя к Гленлиону и пронзая его взглядом, исполненным такой ярости, какой он, признаться, увидеть в ее глазах никак не ожидал. — Я хочу сейчас того же, что и семь лет назад. Роб отвел глаза и покачал головой.

— Я не обязан знать, чего ты хочешь, и ты не вправе требовать от меня исполнения своих желаний.

— Вот-вот, все так говорили. Мои желания никогда не принимались в расчет. Зато я обязана была исполнять требования других. Всю жизнь меня поучали — что я должна делать, что говорить, даже что я должна думать или чувствовать! Господь свидетель, до чего я устала быть игрушкой в руках тупых, безответственных мужчин! Похоже, я в тебе ошиблась, Роберт Гленлион. Ты увез меня из Лохви не для того, чтобы спасти, а из каких-то своих соображений, не имеющих ничего общего с моими желаниями.

Ее слова были до того несправедливы, что Роб от гнева не сразу нашелся, что сказать. А когда заговорил, Джудит невольно попятилась, такой разъяренный был у него вид.

— Это верно, леди. Ты и впрямь во мне ошиблась, если думала, что я готов выслушивать необоснованные обвинения.

— То есть как это «необоснованные»?

То, что она отступила на шаг, он принял за раскаяние. Но это было заблуждение. Потому что она снова ринулась в атаку.

— Разве кто-нибудь спрашивал меня о моих желаниях, увозя меня в замок Лохви? Да ничего подобного. А когда меня обвинили в колдовстве и бросили в каменный мешок из-за наветов какой-то старой дуры, разве кто-нибудь поинтересовался, что я обо всем этом думаю…

— Я тут совершенно ни при чем.

— Вот как? Но я что-то не припомню, чтобы ты спрашивал у меня, хочу ли я бежать из замка Лохви, оставив Мейри в одиночестве.

— Выходит, перспектива утонуть или сгореть на костре тебя больше устраивала? — спросил он, вздернув подбородок. — Извини, не знал. Но если ты предпочитаешь смерть моему обществу, скажи — и я отвезу тебя обратно.

Наступило молчание, наконец Джудит негромко произнесла:

— Я бы предпочла остаться с тобой, Роберт Гленлион. Ее откровенность поразила Роба словно удар грома, и некоторое время он стоял, не двигаясь, словно оцепенел. Потом до его слуха донеслось какое-то шушуканье, и он, повернувшись, увидел группку забредших на кухню в поисках эля рабочих, ставших невольными свидетелями его объяснения с Джудит. Желая выяснить все до конца, Роб схватил ее за руку и потащил к винтовой лестнице.

— Боже правый, да здесь, кажется, назревает скандал! — воскликнул Саймон, входя на кухню вслед за строителями.

— Нет, Саймон, никакого скандала, — проворчал Роб, увлекая Джудит за собой. — Просто нам с леди нужно кое-что обсудить наедине.

Пока он тащил ее вверх по лестнице, она всем своим видом старалась показать, что подобное неуважительное обращение с его стороны ничего, кроме презрения, не заслуживает. Но при этом она не произнесла ни слова, понимая, что взывать к его рассудку в данную минуту бессмысленно.

В коридоре второго этажа было холодно, пустынно и тихо — лишь потрескивали полыхавшие в железных держателях факелы. Однако в комнату, куда Роб ее привел, проникали солнечные лучи и долетал дувший с долины легкий бриз. При свете дня Джудит удалось рассмотреть вырезанных на облицовочных плитах очага львов и в испуге бегущих ланей — единственных свидетелей предстоявшего решительного объяснения Роба и Джудит. Здесь по крайней мере можно было уединиться — строительство шло полным ходом и народа в башне толклось предостаточно.

Когда они вошли в комнату, Роб отпустил ее руку — гнев и волнение в его душе стали постепенно стихать.

— Итак, леди Линдсей, объясни, что ты имела в виду.

Она упрямо вздернула подбородок.

— Я хотела сказать, что ты навязываешь мне свою волю, даже не поинтересовавшись моими желаниями.

— Нет, леди, ты говорила совсем другое.

Она густо покраснела и, избегая его взгляда, едва слышно прошептала:

— Я сказала, что предпочитаю остаться с тобой.

— Да, — негромко произнес он, — именно это ты и сказала. — Его затопило незнакомое ему прежде чувство, ничего общего не имеющее с вожделением, но способное породить в душе сумятицу. Роб услышал то, что хотел, но, к несчастью, не знал, что ответить.