Пешком через Ледовитый океан - Уолли Херберт

Программа работ Фрица почти не отличалась от той, какую он выполнял летом, правда, число объектов наблюдений увеличилось, а получаемые данные стали разнообразнее. Разумеется, зимой данные об уровне радиации, о силе и направлении ветра, о температуре воздуха и моря и его солености были совсем иными, чем те, какие он отмечал летом. К дополнительным пунктам программы относились изучение стратиграфии снежного покрова, характера кристаллизации льда, наблюдения за северным сиянием и взятие проб воздуха в местах, расположенных с наветренной от лагеря стороны. Эти пробы в свое время будут изучены на загрязнение частицами земного происхождения и следами космической пыли.

Генераторы и аккумуляторное хозяйство находились в ведении Аллана. В запасе у нас был двухтактный генератор «Маленький тигр», любезно предоставленный в наше распоряжение Арктической исследовательской лабораторией, поэтому мы интенсивно использовали генератор «Хонда» – запускали его часов на шесть в день, чтобы с его помощью приводить в действие прибор для взятия проб воздуха, перезаряжать радиобатареи, электронную вспышку, источник света для киносъемки и множество разных научных приборов. Геофизическая программа Аллана, к сожалению, полностью не была осуществлена. Магнитометр, оказавшийся неисправным, он починил, а осциллограф для измерения океанских глубин переградуировал и привел в порядок, но программу измерения глубин он не смог даже начать: по техническим причинам нам не могли прислать взрывчатку. Аллену, однако, удалось за время зимнего дрейфа произвести шестьсот магнитных наблюдений, и это само по себе, даже без учета глубины океана и гравитации данного места, представляло большой интерес. То же относится и к определениям координат, в течение всей зимы производившимся Алленом почти каждый день.

Программа Кена по изучению одежды, уже упоминавшаяся мною, для надлежащего ее выполнения требовала огромного количества времени. Мы должны были, например, просиживать по несколько часов в течение двадцати дней на открытом воздухе или же проводить эти часы в неотапливаемой палатке, имея на себе на один комплект одежды меньше, чем это было нужно для сохранения нормального самочувствия. Мы должны были мерзнуть, однако не настолько, чтобы дрожать. Мы охлаждались до такой степени, что начинали коченеть: Кен снимал показания многочисленных датчиков, которые были спрятаны у нас под одеждой для измерения тепла и влажности в различных ее предметах.

В проводившуюся Коном программу психологических тестов входили ответы на несколько стандартных анкет, содержавших в общей сложности около шести тысяч вопросов; эти анкеты мы заполняли несколько раз в течение путешествия. Такая анкета вместе с тестом для определения коэффициента умственного развития отнимала шесть-семь часов. Неизбежно появлялось легкое искушение придавать ответам шутливый характер. Я думаю, что всех нас несколько смущало то обстоятельство, что, пытаясь повторно ответить на одни и те же вопросы, мы почти никогда не могли вспомнить, что мы ответили в предыдущий раз, и испытывали раздражение, представляя себе, как будут веселиться психологи по поводу наших различных ответов.

1 ноября в 19 часов по среднему гринвичскому времени Фриц отметил в метеорологическом журнале юго-западный ветер. Я не припомню, чтобы, делая эту запись, он как-то прокомментировал ее, как не помню и каких-либо замечаний по этому поводу со стороны Аллана. В то время, в девять часов утра местного времени, Аллан только что выполз из спального мешка, стряхнул иней со своих волос, оделся и заковылял от холодной палатки, в которой он спал, к нашей теплой хижине, чтобы позавтракать. И даже позже, днем, когда я гнал свою собачью упряжку по сохранившимся следам к месту нашего первого зимнего лагеря, который находился в полутора милях к юго-западу, мне не пришло в голову, что этот резкий ветер, дувший мне в лицо, не помогает благоприятствующему нам дрейфу, а, скорее, мешает. Мы находились на 85 48 с. ш. и 164°20 з. д., в самой северной тогда точке нашего дрейфа, который на протяжении четырех месяцев был постоянным до монотонности – он планомерно приближал нас к полюсу со скоростью двух с половиной миль в день.

Рано или поздно ветер все же должен был перемениться; однако только 9 ноября мы обратили внимание на то, что изменение ветра вызвало изменение в направлении дрейфа, уносившего нас к востоку. В этот день Фриц, Аллан и я отправились с двумя собачьими упряжками проверить состояние льда к северу от нас, а Кен, готовивший пищу, остался в лагере. Мы ожидали, что увидим соседние льдины разбитыми вдребезги или по меньшей мере сильно взломанными, и захватили с собой по два фонаря «молния» на каждые нарты и достаточно снаряжения и продовольствия, чтобы его хватило на несколько дней.

В качестве дополнительной предосторожности мы добавили к этому в сущности легкому грузу еще рацию, теодолит и комплект навигационных таблиц. Но эти предосторожности в данном случае оказались излишними, ибо, к нашему удивлению, все льдины были целыми и все трещины затянулись. Даже полоса свободно плававшего битого льда, которую мы пытались преодолеть, когда Аллан ушиб спину, теперь, к 9 ноября, представляла единое поле и не препятствовала движению. Мы пересекли ее при свете луны и продолжали путь к северу, пока не отдалились миль на десять от нашей зимней базы, затем повернули к дому. Все виденное убедило нас, что ветер, уносивший эти льдины, не был случайным, а означал весьма важное изменение. Теперь мы вынуждены были примириться с мыслью, что нас, по всей вероятности, отнесет гораздо дальше на восток, прежде чем кончится зима.

27 ноября мы находились на 85°02 с. ш. и 149°30 з. д. За последние двадцать шесть дней мы продрейфовали ровно сто миль к юго-востоку, а ветер все продолжал дуть. Станция «Т-3» была теперь всего в 103 милях к востоку-юго-востоку от нас. Мы медленно сближались с ней, и, несмотря на неблагоприятные изменения в направлении как нашего, так и их дрейфа, обе станции были в сфере циркуляции одной и той же системы ветров и ледового дрейфа.

Если бы даже на следующий день ветер переменил направление и стал дуть к северу, что было маловероятно, то все равно ко дню зимнего солнцестояния мы не продвинулись бы дальше той самой северной точки, на которой находились 1 ноября. Конечно, было соблазнительно (однако совершенно бесцельно) строить догадки о том, где мы могли бы очутиться, если бы дрейф в нужном нам направлении продолжался. Не стоило также предаваться размышлениям насчет того, насколько обратный дрейф последних трех недель уменьшил наши шансы достигнуть Шпицбергена до вскрытия– льда. Впереди было еще три месяца зимы – время достаточное. За это время ветер может перемениться, однако же возникнет и множество новых проблем. Я понимал, что если 1 марта 1969 года мы все еще будем находиться к югу от 87o с. ш., то нам не удастся к намеченному сроку добраться до твердой земли. Но если мы будем находиться южнее 85° или запоздаем с выходом в путь, или же наше продвижение замедлят плохие ледовые условия, или нас утянет встречный дрейф, то мы опоздаем добраться до Шпицбергена и перед нами возникнет еще более трудная проблема, как вообще выбраться из ледового плена.