Каменный мешок - Арнальд Индридасон

— Пшел вон, — процедила она и сделала шаг прочь от двери, давая ему пройти мимо.

— Халльдора…

— Пшел вон! — повторила она. — Пошел вон, мразь, и оставь меня в покое!

— Мы оба хотели детей, ты прекрасно помнишь! Обоих!

— Что, теперь ты жалеешь об этом? — прошипела она.

Эрленд не понял, что она имеет в виду.

— Решил наконец, что у них тоже есть право на жизнь, а?

— Что с тобой произошло? — спросил Эрленд. — Какая муха тебя укусила? Как ты превратилась в такую злобную, мелкую, лживую мегеру?

— Пшел вооооооон! — заверещала она. — У тебя это отлично получается! Иди вон отсюда, ну же! Дай мне спокойно посидеть с ней.

Эрленд смотрел на нее в недоумении:

— Халльдора…

— Иди же наконец вооооооон!!! Пшел вон, мразь! Немедленно! Я не желаю тебя видеть! Не желаю тебя больше видеть!!!

Эрленд вышел из палаты, Халльдора зашла внутрь и захлопнула дверь.

21

Сигурд Оли покинул подвал, так и не найдя в куче ностальгического барахла никаких свидетельств об иных, кроме Хёскульда, арендаторах летнего дома Беньямина. Ему, впрочем, было на это начхать — довольно и того, что он может теперь вольной птицей вылететь из заточения. Дома его уже ждала Бергтора. На столе стояла открытая бутылка красного и два бокала, наполненный и пустой. Заметив Сигурда Оли, Бергтора наполнила пустой бокал и протянула ему. Пригубив, Сигурд Оли начал с места в карьер:

— Я совершенно не похож на Эрленда. Это жуткое оскорбление, ты даже представить себе не можешь. Никогда больше не говори мне такого.

— Но тебе хочется походить на него, — возразила Бергтора.

Готовит пасту, зажгла на столе свечу. Отличный антураж для выяснения отношений.

— Все мужики только о том и мечтают, чтобы быть такими, как он, — добавила она.

— Что за чушь ты несешь? С какой, ради бога, стати?

— Все мужики только того и хотят — быть свободными и предоставленными самим себе.

— Это неправда. Ты и представить себе не можешь, что у Эрленда за жизнь. Это сущий ад, поверь, уж я-то знаю.

— Ну хорошо, будь по-твоему. Но мне хочется все-таки понять, что к чему у нас с тобой, — сказала Бергтора и еще подлила Сигурду Оли красного.

— Отличная идея, давай разберемся, что у нас с тобой к чему. Приступай.

Нет на свете женщины практичнее Бергторы. Никаких тебе сцен и нытья про любовь-морковь. То самое, что надо Сигурду Оли.

— Значит, что? Мы живем вместе уже сколько, три, нет, четыре года, и ничего не происходит. Ни-че-го-шень-ки. У тебя что-то умопомрачительное всякий раз делается с физиономией, стоит мне завести беседу о том, чтобы оформить отношения. Мы ведь даже финансовые дела ведем по отдельности. Венчание решительно не входит в твои планы, а что ты думаешь про другие способы вступить в брак, мне неизвестно, из тебя клещами не вытянешь. Мы даже как состоящие в гражданском браке нигде не записаны. Что до детей, то мысли о них ты изгоняешь за пределы Солнечной системы. В свете всего этого возникает вопрос — и что дальше? Что остается?

Ни намека на гнев в тоне Бергторы. Покамест она лишь хочет установить факты, понять, как обстоят дела между нами и каковы перспективы. Надо этим воспользоваться, пока не поздно, подумал Сигурд Оли. Ковать железо, пока горячо. Поскольку в подвале необходимости пользоваться интеллектом не было, он успел все хорошенько обдумать.

— То есть как «что дальше», «что остается», — улыбнулся Сигурд Оли. — Дальше — мы. Мы двое. Вот мы двое и остаемся.

Не теряя времени даром, он сунул в проигрыватель компакт-диск с песенкой, которая не шла у него из головы с тех самых пор, как Бергтора впервые начала сверлить ему мозги на предмет «оформления отношений». К собеседникам неожиданно для самой себя присоединилась Марианна Фейтфул и, не найдя ничего лучше, решила поведать им историю Люси Джордан, домохозяйки тридцати семи лет от роду, которая все мечтает о том, как пронесется по Парижу за рулем открытой спортивной машины и теплый ветер будет свистеть у нее в ушах.

— Мы ведь давно обо всем договорились, — сказал Сигурд Оли.

— Ты о чем? — недоуменно спросила Бергтора.

— Да о поездке.

— Ты про Францию?

— Ну да.

— Сигурд…

— Давай, чего мы ждем? Поедем в Париж, возьмем напрокат «феррари» с открытым верхом, и весь мир наш, — сказал Сигурд Оли.

Эрленд шел сквозь пургу, ураган гудел, видно не было решительно ни черта. Ледяной ветер резал руки, хлестал по лицу, окутывал тьмой и холодом. Идти становилось все труднее, он повернулся к ветру спиной, замер и так и стоял, покуда его целиком не засыпало снегом. Он знал, что скоро умрет, но ничего не мог с этим поделать.

На фоне воя пурги вдруг послышался телефонный звонок. Телефон не унимался, под стать пурге, и тут неожиданно ветер стих, адский снежный свист умолк, и Эрленд очнулся у себя дома, в собственной гостиной. Домашний телефон на столе трезвонил с прежним энтузиазмом, не желая дать спасенному от холодной смерти хозяину покоя.

Эрленд выкарабкался из кресла и уже хотел снять трубку, как звон прекратился. Следователь постоял над аппаратом, ожидая повторного звонка, но телефон, мерзавец этакий, и тут показал хозяину язык. Даже два — телефон-то старый, ни определителя, ни автоответчика, так что никакой возможности узнать, кто пытался выйти с ним на связь. Наверное, решил Эрленд, телефонная реклама — как ему надоели эти ребята, все время предлагают то пылесосы с тостером в придачу, то еще какую-нибудь ерунду. А все равно, спасибо, дружище, выручил меня из беды, а то бы я там так и замерз, в снегу на пустоши.

Пошел на кухню. На часах восемь вечера, светит, как днем, и никакие занавески от приполярного дня не помогают. Все равно задернул, в солнечных лучах засеребрилась домашняя пыль. Нет, не мое это время, лето и весна. Слишком светло. Слишком весело. Куда лучше зима, так уютно зимней тьмой кутаться в депрессию… Ничего съедобного дома нет, так. Ладно, сядем за стол, подопрем руками подбородок, посидим, поокаем.

Эрленд так до сих пор и не оправился от встречи в больнице. Вернулся, как обухом ударенный, домой около шести и продрых до восьми, и тут ему возьми да и приснись пурга. Тоже из головы нейдет, эк я повернулся к ветру спиной и стал ждать, когда отдам концы. Ему часто снился этот сон, с разнообразными вариациями. Не менялось только одно — эта самая жуткая пурга, шквальный ветер, пробирающий до мозга костей. Он хорошо знал, чем бы кончился сон, не разбуди его телефонный звонок.

Телефон зазвонил снова. Отвечать или не отвечать, вот в чем вопрос. М-да. Ладно, так и быть, встанем и пойдем в гостиную.

— Добрый вечер, это вы, Эрленд?

— Да, я, — ответил Эрленд и прокашлялся, сразу узнав голос.

— Это снова Джим, из посольства. Прошу прощения, что побеспокоил вас дома.

— Мне кто-то звонил пару минут назад, не вы?

— Нет, не я. Я только сейчас ваш номер набрал. Дело вот в чем, я опять говорил с Эдвардом Хантером и решил, что надо вам немедленно перезвонить.

— Как любопытно, что-нибудь новенькое нашли?

— Он решил плотно заняться этим делом, как я понимаю, а я-то просто полюбопытствовал. Так вот он связался с друзьями в Штатах, перечитал несколько раз этот свой дневник, поговорил с тем и с сем и, кажется, установил имя человека, который донес о воровстве на складе.

— И кто же это был?

— Хантер мне не сказал, только попросил передать вам. Сказал, ждет вас в гости.

— Что, прямо сейчас?

— Нет, нет, завтра утром. Думаю, завтра утром будет в самый раз. А сейчас он уже спать пошел.

— Ну хотя бы исландец это был или нет?

— Он вам обо всем сам расскажет. Спокойной ночи, и еще раз прошу прощения за беспокойство.

И Джим повесил трубку.

Эрленд не успел толком переварить полученные от Джима новости — телефон зазвонил снова. На этот раз говорил Скарпхедин, прямо с Пригорка. Как всегда, без предисловий:

— Завтра вынимаем скелет из земли.

— Давно пора, мон шер, ву компрене? — передразнил его Эрленд. — Это вы звонили минут десять назад?

— Да, видимо, вас не застал. Вы только что вошли?

— Да, — солгал Эрленд. — Нашли что-нибудь в смысле улик?

— Нет, ничего такого, но я хотел вам сказать… какая неожиданность, добрый вечер, э-э, мнэээ, простите, пожалуй, будет лучше, если я вам помогу, да-да, вот так… простите, Эрленд, о чем я говорил?

— Вы сказали, что завтра извлекаете скелет из грунта.

— Да-да, именно так, ближе к вечеру, во всяком случае после полудня. Ничего не нашли в смысле улик. Как он оказался на Пригорке, ума не приложу. Возможно, что-нибудь полезное найдем под скелетом.

— Хорошо, увидимся завтра.

— Будьте здоровы.

Эрленд положил трубку. Он еще не до конца проснулся, все думал о Еве Линд, о том, поможет ей его последний рассказ или нет. А еще о Халльдоре, о том, как она ненавидит его все эти годы и пожар злобы все не унимается. В миллионный раз подумал, что было бы, не уйди он тогда. Так и не нашел ответа на этот вопрос.