Борис Сичкин: Я – Буба Касторский - Максим Эдуардович Кравчинский

очень любил читать и обсуждать русскую прессу. К политике относился с юмором. Но о новой российской политике не говорил, потому что основные проблемы в России – экономические, а он не мог решить ни одного своего экономического вопроса…

– Ну хоть чуть-чуть он был бизнесменом?

– Только я мог быть хуже. Когда-то давно папа был с концертом на Дальнем Востоке. В то время вошел в моду кримплен, и кто-то посоветовал папе купить 50 или 100 метров ткани и потом перепродать подороже. Всё, что отец смог сделать в Москве, это сшить из материала 50 пар брюк, которые в итоге ушли на тряпки для машины. На этом его бизнес закончился.

– А папа любил одеваться с шиком?

– Любил одеваться очень ярко. И обожал красные рубашки, которые я ему дарил периодически, и такие же галстуки.

– Вы помните, чтобы хоть раз ваш папа был печальным?

– Всего однажды, когда у него невыносимо болела нога. Даже когда папа сидел в тамбовской тюрьме и мне разрешили с ним свидание, он тоже шутил и не казался подавленным. В итоге он провел в тюрьме год и две недели, и его выпустили. Но следствие еще длилось семь лет. Практически сразу после этого мы уехали в США.

– Емельян, а где мама сейчас, чем занимается?

– Она преподает гимнастику и балет в Бруклине, снимает там квартиру, чтобы отсюда, из Квинса, не мотаться каждый день. До этого мы жили все вместе здесь.

– Какие отношения были у папы с мамой?

– Абсолютно нормальные отношения, но так, как может заморочить голову мама, за это надо давать Нобелевскую премию. К примеру, отец едет к маме в Бруклин и говорит: “Емеля, я останусь у мамы на ночь, чтобы поздно не тащиться обратно”. Но вдруг где-то около часа ночи открывается дверь, входит папа. И говорит: “Нет там покоя. Мама сказала: “Боря, давай сядем и поговорим о Емелюшке”. Этого хватило, чтобы он сбежал, иначе ему не заснуть уже до утра.

Недавно у Емельяна Сичкина родился сын. Назвали мальчика в честь гениального деда Борисом

– И последний вопрос: как вы ощущаете отсутствие папы?

– Когда живешь с человеком в одной квартире 20 лет, каждый день видишь его и потом всё это внезапно прекращается, то, конечно, тяжело привыкнуть к этому. Каждый день, входя сюда, я думал: а как бы папа поступил в той или иной ситуации? Но тем не менее жизнь продолжается, и, как говорил Борис Сичкин, мы смеемся, чтобы не сойти с ума».

«Нью-Йорк – Ваганьково»

Через год после похорон артиста стали происходить странные вещи. Вдова Галина Рыбак приняла решение об эксгумации тела, его кремации и отправке праха на родину для захоронения. Урна с прахом была отправлена в Москву и хранилась у знакомых, артистов оригинального жанра, семьи Пискловых[31].

Андрей Склов:

«Со слов Емельяна Сичкина и Галины Емельяновны Рыбак, то, что произошло с прахом Бориса, было сделано без ведома сына, только при участии его мамы. В очередной раз пойдя с цветочками на могилу Бори, Галина увидела, что рядом с могилой всё разрыто и уже готовится место для установки памятника ее покойному мужу. Галя пришла в ужас и сразу приняла решение произвести эксгумацию тела, чтобы его кремировать и прах переправить в Россию. По ее словам, Боря хотел быть похоронен на Родине. Она наняла рабочих, которые выкопали тело, а потом кремировала его. Но Галя решила разделить прах в две урны на случай, если Емельян захочет захоронить отца в США опять.

Галя позвонила нам из Нью-Йорка, сообщила, что прилетает. Мы даже не знали, что она везет, и были, честно говоря, обескуражены ситуацией. Галя сказала, что всё это сделала исключительно в память о Боре и хочет похоронить его на Родине с большими почестями, чтобы присутствовали все наши театральные деятели и работники искусства. В итоге, пока всё решалось с захоронением, урна с прахом Бориса Михайловича простояла у нас дома пять лет!»

Ситуация привлекла внимание СМИ: состоялась целая серия телепередач; прошла волна публикаций, призванных прояснить истинные обстоятельства дела. На съемки программ были приглашены друзья и родственники артиста. Выяснилось следующее: престарелая вдова Бориса Сичкина подкупила нотариуса и при помощи фиктивных документов, без согласия родного сына, выступавшего против переноса могилы с нью-йоркского кладбища, тайно эксгумировала, затем кремировала тело и перевезла прах для перезахоронения в Россию. Причем прах был рассыпан супругой покойного в две урны и одна из них хранилась у старых московских друзей – семьи Пискловых – в квартире, позже в гараже и, наконец, в студии. Опасаясь квартирных воров, хранители останков прикрепили к урне записку: «Здесь покоится прах великого русского артиста Б. М. Сичкина». Место же для захоронения на московском кладбище якобы не могли получить из-за неверно оформленных Галиной Рыбак бумаг. Как сказал Емельян: “Мама – довольно своеобразный человек. Когда я стал объяснять, что на документах должен быть проставлен апостиль и их нужно заверить американским нотариусом и российским консулом, она взяла ручку и прямо на оригинале свидетельства о смерти вывела: “апостиль”…»

Могила Бориса Сичкина на Ваганьковском кладбище в Москве

Так или иначе, но газетная шумиха сделала свое благое дело -20 апреля 2008 года прах актера нашел свое последнее пристанище на Ваганьковском кладбище неподалеку от могилы Владимира Высоцкого. В этот же день там состоялись похороны Михаила Танича.

Первый пионер СССР

Благодаря благородству и бескорыстности семьи Пискловых прах Бориса Михайловича обрел свое последнее пристанище в России. Алекс Сингал расспросил их о воспоминаниях былых лет и о трагических и нелепых обстоятельствах, связанных с перезахоронением.

Александр Склов:

«Я не могу вспоминать о Борисе Сичкине без юмора, таким уж человеком он мне запомнился. В 60-е годы Сичкин приобрел кооперативную квартиру на Садовом кольце. А было это еще до фильма “Неуловимые”, и Боря был стеснен деньгами и очень долго не платил за квартиру. В очередной раз из-за неуплаты к Сичкину пришли из домоуправления с угрозами о выселении. И тогда Сичкин сделал им с вполне серьезным лицом официальное заявление: “Я не буду платить ничего за квартиру, пока американцы не выйдут из Вьетнама!”

Нина Озаренко с сыном Андреем Склоеым и портретом Бориса Сичкина

Прошло полгода, и за это время Сичкина никто не беспокоил с квартирной оплатой, но вот они