Странствия убийцы - Робин Хобб

В долю секунды я понял все это, и понял также, что Браунди долго не продержится. Он уже был не так ловок, и сжимавшие топор руки слабели с каждой секундой. Каждый вдох был пыткой для его пересохшего горла. Он был старым человеком и знал, что, даже если ему и дочерям удастся уцелеть в этой битве, Бернс все равно будет захвачен пиратами.

Сердце мое разрывалось при виде его отчаяния, но он все-таки сделал один невозможный шаг вперед и опустил свой топор, покончив с молодым человеком. В то мгновение, когда его топор погрузился в грудь врага, второй пират шагнул вперед, воспользовавшись секундной паузой, и вонзил меч в грудь Браунди. Вслед за умирающим противником старик упал на пол, на окровавленные ступени замка.

Целерити, занятая собственным врагом, резко повернулась, услышав крик отчаяния своей сестры. Пират, с которым она сражалась, воспользовался предоставившейся возможностью. Тяжелый пиратский меч ударил по ее легкому клинку и выбил оружие у нее из рук. Она отступила от его свирепо-восторженной улыбки, отвернулась от собственной смерти как раз вовремя, чтобы увидеть, как убийца ее отца схватил Браунди за волосы, собираясь отрезать ему голову в качестве трофея.

Я не мог этого вынести.

Я протянул руку за выпавшим у Браунди топором и схватил его скользкую от крови рукоятку, как будто это была рука старого друга. Он казался странно тяжелым, но я взмахнул им и отбил удар своего противника с такой силой, что собственный меч ударил его в лицо. Баррич бы мог гордиться мной. Я слегка содрогнулся, когда услышал, как разошлись под ударом лицевые кости. Но у меня не было времени задумываться об этом. Я прыгнул вперед и с силой ударил топором по руке человека, собиравшегося отрубить голову моего отца. Топор зазвенел о каменные плиты пола, и я вздрогнул от отдачи. Кровь брызнула на меня, когда меч Веры ударил по плечу ее противника. Он возвышался надо мной, так что я бросился вперед и покатился кувырком, когда мой топор вспорол его живот. Он поднял свой клинок и, схватившись за рану, упал.

Потом в нашем крошечном пузырьке битвы наступил момент полной неподвижности. Вера смотрела на меня с удивлением, которое быстро сменилось триумфом и почти невыносимой болью.

— Мы не можем позволить им забрать тела, — заявила она внезапно и вскинула голову. Ее короткие волосы разлетелись, как грива боевого жеребца. — Солдаты Бернса, ко мне! — воскликнула она, и нельзя было не подчиниться ее приказу.

Я посмотрел на Веру. Мое зрение затуманилось, сдвоилось. В моем замутненном сознании Целерити говорила своей сестре:

— Многие лета герцогине Бернса! — Я заметил, какими взглядами они при этом обменялись. Ни одна из них не надеялась пережить этот день. Потом кучка воинов Бернса вырвалась из битвы, чтобы присоединиться к ним.

— Мой отец и моя сестра. Унесите их тела! — приказала Вера двоим. — Остальные ко мне.

Целерити с удивлением посмотрела на тяжелый топор в своих руках и нагнулась, чтобы поднять привычный легкий клинок.

— Здесь, мы нужны здесь! — крикнула Вера, и Целерити побежала к ней, чтобы дать бойцам отступить.

Я смотрел, как уходит Целерити, женщина, которую я не любил, но которую всегда буду уважать. Всем своим сердцем я хотел пойти с ней, но не мог удержать перед глазами эту сцену. Все стало темным и смутным. Кто-то схватил меня.

Это было глупо. Голос в моем сознании был таким довольным. Уилл, в отчаянии подумал я, и сердце мое упало.

Нет. Но вполне мог бы быть и он. Ты становишься небрежным в отношении своей защиты, Фитц. Ты не можешь себе этого позволить. Как бы они нас ни звали, ты должен быть осторожен. Верити толкнул меня, и я снова ощутил собственную плоть.

— Но вы же это делаете, — возразил я и услышал только слабый звук собственного голоса. Я открыл глаза. За единственным окном было темно. Я не знал, прошли ли мгновения или часы. Я только был безмерно благодарен за то, что остается еще время для сна, потому что меня охватила страшная усталость и я был ни на что не способен.

Проснувшись следующим утром, я был совершенно дезориентирован. Я очень давно не просыпался в постели, не говоря уже о запахе собственного чистого тела. Я заставил себя сфокусировать взгляд на сучках в потолочной балке. Через некоторое время я понял, что нахожусь в трактире, недалеко от Тредфорда — и Регала. Почти в ту же секунду я вспомнил о гибели герцога Браунди. Сердце заколотилось у меня в груди. Я зажмурился, защищаясь от воспоминания об этой битве, и почувствовал, как в голове начинает стучать молот боли. На одно мгновение я обвинил во всем этом Регала. Это он был причиной трагедии, разбившей мое сердце и оставившей меня дрожащим и ослабевшим. В то самое утро, когда я надеялся проснуться сильным, освеженным и готовым убивать, я едва мог собраться с силами, чтобы повернуться на другой бок.

Через некоторое время появился мальчик трактирщика с моей одеждой. Я дал ему еще два медяка, и он вскоре принес мне поднос. Вид и запах миски с кашей вызвали во мне отвращение. Я внезапно понял, на что всегда жаловался Верити в летнее время, когда он при помощи Скилла не подпускал пиратов к нашим берегам. Единственное, что заинтересовало меня на подносе, была кружка с горячей водой. Я выбрался из постели, сел на корточки и вытащил из-под кровати свой сверток. Перед глазами у меня прыгали искры. К тому времени, когда я раскрыл сверток и нашел эльфовую кору, я дышал тяжело, как после долгого бега. Мне понадобились все мои силы, чтобы, невзирая на разбитость, собраться с мыслями. Подгоняемый пульсирующей головной болью, я накрошил в кружку увеличенную порцию коры. Это была уже почти та доза, которую Чейд давал Верити. Все время с тех пор, как волк оставил меня, я страдал от снов Скилла. Как бы я ни укреплял свои стены, это не помогало. Но сон прошлой ночи был самым страшным за долгое время. Я подозревал, что причина была в моих действиях через Целерити. Эти сны страшно истощали мою силу, и запасы эльфовой коры катастрофически уменьшались. Я нетерпеливо смотрел, как кора окрашивает кипящую воду. Как только я перестал видеть дно кружки, я поднял ее и выпил. Горечь почти лишила меня дара речи, но я залил лежащую на дне кружки кору новой порцией воды.

Эту вторую, более слабую порцию я выпил медленнее, сидя на краю кровати и глядя в окно. Передо мной лежала плоская речная равнина. Я видел зеленые поля и стада молочных коров на огражденных пастбищах вокруг Пома, а еще дальше я заметил дымки, поднимавшиеся от маленьких ферм, расположенных вдоль дороги. Никаких болот, никакой дикой открытой страны между мной и Регалом. С этого места я буду путешествовать как человек.

Головная боль стала утихать. Я заставил себя съесть холодную кашу, не обращая внимания на отчаянные возражения моего желудка. Я заплатил за нее, и мне нужно восстановить силы. Я переоделся в чистую одежду, которую вернул мне мальчик. Она действительно была чистой, но больше ничего хорошего о ней нельзя было сказать. Обтрепанная рубашка сильно выгорела на солнце, гамаши протерлись на коленях и стали мне малы. Засунув ноги в самодельные ботинки, я вдруг понял, какими жалкими они были. Прошло так много времени с тех пор, когда я думал о том, как я выгляжу в глазах других, что теперь странно было обнаружить самого себя одетым беднее любого нищего в Баккипе. Неудивительно, что прошлой ночью я возбуждал одновременно жалость и отвращение. Я бы вел себя точно так же по отношению к человеку, одетому подобным образом.

Мысль о том, чтобы спуститься вниз в такой одежде, заставила меня сжаться. Однако все, что я мог сделать, это надеть мою теплую шерстяную одежду, но тогда придется потеть весь день. Здравый смысл требовал ничего не менять, хотя я и чувствовал себя настоящим посмешищем. Быстро перепаковывая мой сверток, я встревожился, обнаружив, сколько эльфовой коры использовал на одну порцию. Я чувствовал себя бодрым, не более того. Год назад такое количество коры заставило бы меня стоять на ушах. Я твердо сказал себе, что, как и с драной одеждой, у меня нет никакого выбора. Сны Скилла не оставят меня в покое, и у меня нет времени лежать и ждать, пока я приду в нормальное состояние, не говоря уж о том, что у меня не было денег, чтобы платить за комнату в трактире и еду. Тем не менее, когда я закинул на плечо сверток и стал спускаться по лестнице, я решил, что день начинается плохо. Смерть Браунди, битва с пиратами, одежда огородного пугала и костыль эльфовой коры — все это привело меня в замечательное состояние глубочайшей депрессии.

Какие у меня шансы пройти мимо стражников Регала и покончить с ним?

Мрачное настроение, как сказал мне однажды Баррич, это одно из последствий приема эльфовой коры. Его-то я и чувствовал. Вот и все.

Я попрощался с трактирщиком, и он пожелал мне удачи. Солнце уже поднялось высоко и обещало еще один хороший день. Я задал себе ровный темп и пошел к Тредфорду.